Христиане и римская армия (II-III вв.)

Вопрос о взаимоотношениях двух специфических институтов - римской армии и христианской Церкви - имеет почти что двухвековую историю изучения. Она изобилует крайними точками зрения; это связано прежде всего с тем, что многие основополагающие работы появились в период между I и II Мировыми войнами, когда сложно было спокойно говорить о милитаризме и пацифизме, о месте Церкви во время войны или об отношении к воинской службе вообще. Определенное значение имеет и конфессиональная принадлежность автора: если католик будет говорить о согласии государства и Церкви, то протестант, напротив, всячески подчеркивает негативные последствия постконстантиновского "обмирщения". Часто этот вопрос изучается в рамках более общей проблемы - отношения христиан к государству. Армия здесь рассматривается как наиболее строгая и "жесткая" часть государственной системы, и понимание того, в чем состояла позиция того или иного автора по отношению к ней, позволяет прояснить их позицию по отношению к государству. Надо отметить, что такой подход не всегда оправдан. Так, например, Ориген, признавая то, что христиане могут уклоняться от службы не только военной, но и гражданской, тем не менее заявляет о несомненной лояльности христиан по отношению к империи; более того, они своими молитвами более помогают государству, чем те, кто сражается (C. Cels. VIII, 68-75). Нам хотелось бы обратиться к более частной проблеме - к изучению отношения церковных авторов середины II - начала III столетий к военной службе и самой возможности ее для христиан.

Довольно часто можно услышать, что уже в новозаветных книгах содержится проповедь ненасилия и непротивления злу (см., напр.: Лк 6:27-29; Мф 5:9, 38-39; Мф 26:52-53; Рим 12:19 и др.), что делает для христианина невозможным военную службу. Но как и во многих других моментах, позиция Писания в этом вопросе двойственна. Рядом с призывом подставить вторую щеку можно встретить призыв Иисуса: "Продай одежду свою и купи меч" (Лк 22:36). Кроме того, часто воины оказываются участниками евангельской истории. Они приходят креститься к Иоанну и получают от него наставление "никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем" (Лк 3:14), Иисус поражается силе веры центуриона из Капернаума (Лк 7:2-10), другой центурион вошел во многие христианские легенды своим признанием божественности Иисуса (Мф 27:54), и эти примеры можно умножить; ни в одном из них воинам не ставится в вину их занятие. Более того, когда центурион Корнелий принимает христианство, он не отказывается от воинской службы (Деян 10). В посланиях Павла мы находим призывы облечься оружием света и правды (Рим 13:12; 2 Кор 6:7; 1 Фес 5:8 и др.), но непосредственно о войне или военной службе апостол не говорит ничего. Павел создает идею "духовного воинства", в котором воины вооружены "броней праведности", "шлемом спасения", "щитом веры", "мечом духовным, который есть Слово Божие" (Эф 6:17): "Ибо мы, ходя во плоти, не по плоти воинствуем. Оружия воинствования нашего не плотские" (2 Кор 10:3-4), и его воины сражаются "не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной" (Эф 6:12). Христианин воюет не с внешними врагами, а с дьяволом (2 Кор 2:11; 1 Пет 5:8), грехами (Рим 8:5-9 и др.), наконец, со смертью (1 Кор 15:26). В "Откровении Иоанна" будущая война праведников и Антихриста занимает едва ли не центральное место.

Таким образом, к концу I века в христианской традиции складывается представление о "духовном воинстве". Постепенно с угасанием эсхатологических чаяний перед Церковью возникает необходимость как-то оформить себя в языческом мире, и один из отцов апостольских, римский епископ Климент использует в качестве примера дисциплины римскую армию: "Представим себе воинствующих под начальством вождей наших; как стройно, как усердно, как покорно исполняют они приказания. Не все префекты, не все трибуны, или центурионы, или пятидесятиначальники и так далее, но каждый в своем чине исполняет приказания царя и полководцев. Ни великие без малых, ни малые без великих не могут существовать" (I Clem. 37). У Климента нет ни следа мысли о том, что в общине все равны: проповедуется равенство только перед Богом, а в Церкви следует слушаться епископа и диакона, как в армии слушаются трибунов и центурионов. В данном случае Климент продолжает развитие символики Павла (так, нам неизвестен римский чин "пятидесятиначальника" - он заимствован либо из ветхозаветных книг, либо из армии Селевкидов). Другой апостольский отец, Игнатий Антиохийский, пишет в том же ключе: "Благоугождайте Тому, для Кого воинствуете вы, от кого получаете и содержание. Пусть никто из вас не будет перебежчиком. Крещение пусть остается с вами, как щит; вера - как шлем; любовь - как копье; терпение - как полное вооружение" (Epist. ad Polyc. 6).

Впервые обращение к реальной ситуации происходит в сочинениях Климента. В "Постановлениях апостольских", составителем которых он считается, в части, посвященной крещению, говорится: "Если приходит воин, то пусть учится не обижать, не клеветать, но довольствоваться даваемым жалованьем; если повинуется, да будет принят, а если прекословит, да будет отринут" (Const. ap. VIII, 32, 11). В I в. в армии было немного христиан, в полной мере вопрос об отношении к воинской службе встает к середине II столетия.

Мы оставим в стороне многократно обсуждавшийся вопрос о так называемом "Молниеносном" (Fulminata) легионе, который, по словам Евсевия, полностью состоял из христиан (его молитвам приписывается спасение армии Марка Аврелия из, казалось бы, безвыходной ситуации во время Маркоманской войны). Впрочем, и сам Евсевий заканчивает рассказ об этих событиях по-геродотовски: "Пусть думает об этом кто как хочет" (HE. V, 6). С одной стороны, апологетическая направленность этого сообщения очевидна, с другой - XII легион, похоже, действительно принимал участие в этом походе Марка Аврелия, и не исключено, что в его составе было некоторое количество христиан. Правда, нам неизвестно о каких бы то ни было преследованиях христиан в этом легионе вплоть до 320 г., что представляется несколько странным. Вся воинская служба, казалось, провоцировала такие конфликты из-за "идолопоклонства": присяга императору, обязательные жертвоприношения, праздники, униформа и т.п.

Первым, кто специально обратился к этой теме, был Тертуллиан. Описывая неуклонное возрастание числа верующих, он говорит, что христиане наполняют "и сами ваши лагеря" (Apol. 37). В "Апологетике" он приложил все усилия для того, чтобы изобразить христиан идеальными подданными императора (он упоминает о чуде "Молниеносного легиона" и указывает на то, что христиане остались верны Марку Аврелию во время восстания Авидия Кассия), но позже его позиция несколько изменилась. "Спрашивают, может ли христианин поступать на военную службу и допустимо ли даже простого воина, которому не обязательно совершать жертвоприношения и произносить приговоры, принимать в христианскую веру? Однако не согласуется Божья присяга с человеческой, знак Христа - со знаком дьявола, воинство света - с войском тьмы" (De idol. 19). Тертуллиан явно выступает против того, чтобы христиане служили в армии, но его больше беспокоит необходимость для воина участвовать в языческом культе, чем возможность убить врага в бою. Тертуллиан лишь однажды замечает, что Христос упразднил воинскую службу ("но всю последующую воинскую службу Господь упразднил, разоружив Петра" (De idol. 19)), в остальном его внимание приковано к повседневной жизни войска.

Около 211 г. Тертуллиан пишет трактат "О венце" - единственное сочинение раннехристианской литературы, специально посвященное проблемам воинской службы. Поводом для него стал отказ солдата-христианина (возможно, III Августовского легиона) надеть венок во время военного праздника; за нарушение воинской дисциплины он был заключен в тюрьму, где и дожидался решения своей участи. Трудно сказать, был ли этот поступок сознательным стремлением к мученичеству: в это время распространилось практика добровольного исповедания христианства. Против этого выступали многие церковные авторы, например, Климент Александрийский; не остался в стороне и Тертуллиан - он ввел в оборот понятие "iactatio martyrii" - "хвастовство мученичеством" (Adv. Prax. 1). Тем не менее, он не осуждает этого воина, а наоборот, всячески восхваляет его. Тертуллиан упрекает однополчан-христиан этого воина в том, что они не смогли последовать его примеру, они "служат двум господам" и именуются им "христианами, увенчанными лаврами" (De cor. 1).

Этот эпизод становится отправной точкой для дальнейших рассуждений. Тертуллиан доказывает, что, на первый взгляд, безобидное увенчивание головы является не данью традиции или дисциплине, но идолопоклонством. В целом, аргументация Тертуллиана вполне совпадает с тем, что говорит по поводу венков Климент Александрийский (Paed. II, 8). Во-первых, Писание прямо не разрешает ношения венков, а во-вторых, это против природы (contra naturam) (De cor. 1-7). Затем, Тертуллиан показывает связь венков с языческим культом. Венки носили Пандора, Геракл, Аполлон, Вакх, Осирис. Все это делает ношение венка невозможным для христианина (7-11).

Ключевой характер в рассуждении носит 11 глава, в которой Тертуллиан доказывает порочность военной службы, так как она связана с венками и другими проявлениями язычества. Отвечая на вопрос о возможности для христианина быть солдатом, Тертуллиан иронически отвечает: да, но "usque ad causam coronae" - по сути, это прямое запрещение, так как ношение венка в некоторых случаях было обязательно. Ирония быстро покидает Тертуллиана, и он с гневом обрушивается на своих современников, напоминая им о двух воинствах - Христовом и дьявольском - стоящем друг против друга в боевом строю. Христианин не должен вступать в армию, а крестившийся солдат не может там оставаться.

В заключении Тертуллиан обращается еще к одному солдату, отказавшемуся надеть венок - на это раз к язычнику-митраисту. Дело в том, что при посвящении в третью степень "воина" (miles) над митраистом проносили на мече венок, и после этого он никогда не должен был его носить, ибо у него только один венок - Митра. В отличие от христианства, митраизм не находился в состоянии конфликта с римским государством, он считался "солдатской" религией, и этот поступок остался без последствий. Тертуллиан приводит этого искреннего митраиста в пример своим единоверцам, при этом обрушиваясь на козни дьявола, который использует самые разные хитрости для того, чтобы отвлечь людей от истинной веры (De cor. 15; ср. De praescr. haer. 40).

Сочинения Тертуллиана показывают, что к концу II века имелось значительное число христиан-военных. Христианские авторы, остававшиеся в рамках Церкви, спокойно относились к воинской службе. Такой позиции придерживался и Тертуллиан до обращения в монтанизм, возродивший эсхатологические ожидания. После этого Тертуллиан отрицает возможность военной службы, указывая на невозможность угождать одновременно двум господам. Но ни в из одном его трактатов нет ни следа пацифизма - основанием для беспокойства является лишь возможность отступничества от христианства, осознанного или неосознанного.

Публикация:
Материалы конференции "Война и военное дело в античном мире" (16-17 февраля 2004 г.)