Эней Тактик – первый военный теоретик античности

Первые известия о военном деле у греков относятся к глубокой древности – к крито-микенской эпохе. Так, на основании одного из недавно расшифрованных памятников с острова Крита, относящихся к первой половине II тыс. до н. э. ¹, можно судить о том, что уже в те времена существовали воины, твердые (опытные) в бою, бесстрашные (смелые, дерзкие), – очевидно, профессионалы. Однако сообщения этих древнейших источников, только еще начинающих входить в научный обиход, отрывочны и не позволяют сделать определенных выводов о состоянии военного дела в крито-микенскую эпоху, и более или менее полные сведения по этому вопросу мы имеем лишь со времен Гомера, которому приписывается создание “Илиады” и “Одиссеи”.

В отличие от “Одиссеи”, изображающей более мирную картину, “Илиада” носит определенно выраженный военный характер и воспроизводит в лице главного героя Ахилла идеал воинской доблести ². Изобилуя описанием боевых действий, “Илиада” представляет собой весьма ценный источник по истории военного дела древних, поэтому не столь парадоксально мнение самих греков, что слава Гомера основана именно на его учении о военном деле ³. Сообщая много интересных сведений из области военного дела своей эпохи и оказав тем самым значительное влияние на развитие военной мысли в последующие времена ⁴, Гомер тем не менее не углубляется в теоретические вопросы и не делает каких-либо широких обобщений военного опыта.

Первыми теоретиками военного дела в собственном смысле слова были в Греции лакедемоняне, у которых “не было в жизни важнее заботы, чем изучать то и упражняться в том, с помощью чего они могли бы одержать над всеми верх в военном деле” ⁵. Именно они первыми изложили в книгах выводы, к которым пришли в результате собственного боевого опыта, ими же было введено и систематическое изучение военного дела молодежью ⁶. Однако до нас ничего не дошло из их сочинений по этому вопросу.

Проблемами военной теории занимались в Греции и философы-софисты, которые за плату обучали самым разнообразным предметам, в том числе и военным наукам, чаще всего искусству борьбы в полном вооружении – гопломахии. При этом они сообщали также необходимые сведения по тактике и другим отраслям военного дела ⁷, иногда пытались учить и стратегическому искусству ⁸. Однако теоретические рассуждения софистов по вопросам военного дела, как правило, не представляют большой ценности, поскольку в большинстве своем они были недостаточно знакомы с предметом на практике ⁹.

Весьма значительное место в истории античной военной мысли занимают сочинения Ксенофонта. Писатель этот был знаком с военным делом практически и притом, по всей вероятности, был весьма опытен в нем, так как участвовал в походе персидского царевича Кира, ведшего войну против своего старшего брата Артаксеркса. После гибели Кира Ксенофонт был избран греческими наемниками одним из вождей войска, – а это едва ли было бы возможно, если бы он не пользовался авторитетом сведущего в военном деле человека ¹⁰. Кроме “Анабасиса”, в котором описан поход Кира и возвращение греческого войска на родину, у писателя имеются еще специальные сочинения по военному делу, из которых можно заключить, что он весьма хорошо разбирался в этом вопросе. При всем том Ксенофонта нельзя считать всецело или хотя бы по преимуществу военным автором, поскольку не эта сторона человеческой деятельности более других интересует его.

Новый тип полководца-профессионала, всю свою жизнь посвящающего военному делу, появляется в Греции после длительной и изнурительной Пелопоннесской войны (431-404), которая оказала влияние на весь дальнейший ход греческой истории и, в частности, в области военного дела привела к небывалому ранее распространению наемничества ¹¹. Замечательным примером такого военачальника является афинский полководец Ификрат, который был не только одаренным и искусным командиром, но и сам вводил новшества в организацию, вооружение и тренировку войска ¹²; однако нам не известно, оставил ли он какие-либо сочинения по военному делу.

Одним из таких профессионалов-военных первой половины IV в. до н. э. был, по всей вероятности, и Эней Тактик ¹³, автор трактата “О перенесении осады”, во всяком случае, он – первый по времени из известных нам греческих писателей, сочинения которого были целиком посвящены вопросам военного дела. И хотя в смысле литературного мастерства, да и общего кругозора, автор этот уступает, например, Ксенофонту, а как военный деятель не может равняться с Ификратом, – тем не менее его большой военный опыт, нашедший отражение в трактате, и его приоритет в ряду других военных писателей античности делают Энея Тактика ценнейшим источником по истории военного искусства древней Греции и в неменьшей степени по ее социальной истории первой половины IV в. до н. э.

Каких-либо биографических сведений об Энее Тактике не сохранилось. Лишь на основании тщательного изучения текста его сочинения, а также немногочисленных сведений о нем, сообщаемых другими писателями древности, можно предположить, что происходил он из Пелопоннеса и скорее всего из Аркадии ¹⁴, так как проявляемое автором знакомство с бытом этой изолированной, находящейся в центре Пелопоннеса, вдали от торговых путей области Греции и происходящими здесь событиями было бы весьма трудно объяснимо, если бы он был родом из какой-либо другой местности. Годы жизни Энея также неизвестны. Однако время написания трактата “О перенесении осады” устанавливается довольно точно на основании упоминаемых в нем событий: поскольку, с одной стороны, здесь говорится о взятии города Илиона Харидемом Орейским в 360 или 359 г. до н. э. и, с другой, полностью отсутствует упоминание о событиях начавшейся в 355 г. до н. э. Священной (Фокийской) войны, вероятнее всего, что сочинение Энея написано между этими датами. На основании некоторых других содержащихся в трактате косвенных данных время его написания надо отнести скорее всего к 357 г. до н. э.

Дошедший до нас трактат не был единственным произведением Энея Тактика: как из слов самого автора, делающего ссылки на другие свои книги, так и из свидетельств Полибия, Элиана ¹⁵ и других видно, что писателю принадлежал целый ряд книг о различных сторонах военного дела древних ¹⁶. По своему характеру трактат Энея представляет собой своего рода руководство по военному делу, хотя, разумеется, он и не излагает материала столь систематично, как это принято в подобных руководствах нового времени. В соответствии с практическими задачами сочинения автор основное свое внимание уделяет описанию встречающихся в военной практике случаев с указанием тех конкретных мер, которые следует принимать в каждом из них. Он проявляет настолько хорошее знакомство с материалом, который излагает в трактате, что не остается никаких сомнений в наличии у писателя собственного военного опыта; изложение отличается тщательностью в описании деталей, обилием приводимых эпизодов и иллюстраций из области военного искусства и социальной истории Греции. Вместе с тем Энею не чужды и некоторые теоретические обобщения, позволяющие сделать выводы относительно его взглядов на войну и военное дело.

Эней Тактик знает два рода войн: войны наступательные, которые ведутся за пределами своей страны, и войны оборонительные, которые приходится вести на собственной территории против вторгнувшегося извне противника. Своих мыслей по поводу первого рода войн автор не развивает (поскольку темой сохранившегося трактата является перенесение осады), ограничиваясь замечанием о том, что наступательная война связана с меньшим риском для жителей собственной страны, ибо при неудаче похода они могут отойти в свои пределы, в то время как при ведении войны на собственной территории, особенно при осаде города противником, у обороняющихся в случае поражения не будет никакой надежды на спасение.

Автор выступает в трактате в роли советника при командующем ополчением небольшого греческого города, войско которого состоит из горожан и иногда бывает усилено отрядами наемников. Задачей ополчения является отражение вторгнувшегося в страну обычно не слишком превосходящего по силе противника, а также предотвращение заговоров и выступлений враждебных сил, находящихся внутри города. Предлагаемую им систему организации обороны Эней Тактик строит в соответствии со спецификой расположения, планировки и укреплений древнего города.

Древнегреческий город складывался вокруг двух основных центров – рыночной площади и акрополя (кремля). Надежной защитой его от нападений извне была стена, высота которой достигала в среднем около 9 м, толщина – около 3 м. Наверху стена имела деревянные ограждения или зубцы. На расстоянии от 70 до 100 и более метров на ней располагались башни. В стене были проделаны ворота, к которым подходили дороги, продолжавшиеся внутри города в виде улиц. Ворота города, бывшие наиболее уязвимым местом в его оборонительной линии, снабжались надежным запором, а также особой створкой, которая могла опускаться сверху в случае прорыва противника через ворота. Древнегреческий город-государство (πολις) ¹⁷ редко имел более 10000 жителей, обычно же значительно меньше, причем часть из них жила в самом городе, часть – в его окрестностях. Эней Тактик не дает систематического описания устройства городских общин в упоминаемых им городах. Однако у нас нет оснований предполагать, что внутренняя организация этих общин принципиально отличалась от известного нам социального, устройства других греческих городов того времени (хотя, разумеется, количественные различия между отдельными городами могли существовать весьма значительные). Так, например, “население Аттики, со времен Клисфена, делилось на 10 фил, каждая фила – на 10 демов…; подразделением дема была фратрия” ¹⁸. Набор солдат производился в соответствии с существующим подразделением граждан, причем каждая фила должна была выставить определенное количество людей; а поскольку, в зависимости от величины города, количество фил и их численность могли значительно колебаться ¹⁹, то и количество выставляемых ими солдат было весьма различным ²⁰. Из должностных лиц, стоящих во главе гражданской общины города и его ополчения, упоминаются чаще всего архонты, – термин, которым автор обозначает самые различные должности как военные, так и гражданские. Нечто вроде коменданта города представлял собою политарх (πολιταρχος букв. – градоначальник), в обязанности которого входила поверка караулов ²¹. Непосредственными начальниками над населением были квартальные, к которым в случае тревоги должны были собираться живущие в той или иной части города граждане (III, 4-5).

Соответствуя устройству гражданской общины, организация войска была подчинена в то же время тем задачам, которые стояли перед ним.

Вопрос о расчете и расстановке людей рассматривается автором в самом начале трактата, так как без учета всех имеющихся в распоряжении командующего людских контингентов он не может уверенно строить план боевых действий. Распределение людей (σωματων συνταξις – I, 1) ставится в зависимость от конкретной обстановки – величины города и расположения укреплений, численности противника и предпринимаемых им операций. Автором предусматривается также и тот случай, когда из-за внезапности нападения не будет возможности своевременно произвести необходимую организацию обороняющихся; в таких случаях оборона укреплений возлагается на отдельные филы, которые быстро смогут собрать своих членов и сразу же занять назначенный участок (III, 1).

Наряду с ополчением собственных граждан руководителям обороны приходится иметь дело также с отрядами из союзных городов и отрядами наемников, причем число этих последних особенно возросло в период хозяйственной разрухи, вызванной в Греции Пелопоннесской войной, когда значительная часть населения лишилась средств к существованию. В отличие от солдат из собственных граждан, которые должны были сами себя обеспечивать за счет своего домашнего хозяйства, чужеземцы-наемники получали свое содержание от нанимателя. Обязанности по содержанию наемников автор трактата рекомендует возложить (гл. XIII) на наиболее состоятельных граждан города, причем часть необходимых для этого средств могла быть добавлена государством, без ведома которого наем солдат вообще не мог производиться. С точки зрения использования солдат в тех или иных боевых операциях не делается различия между своими гражданами и иноземными союзниками или наемниками (III, 3). Однако характерной чертой в отношении к иноземцам является отсутствие доверия. Об этом ясно свидетельствуют различные меры предосторожности, рекомендуемые автором при использовании союзных и наемных отрядов, – такие, например, как размещение прибывших в город отрядов порознь (XII, 1), обеспечение численного преобладания в войске своих граждан (XII, 2; XII, 4) и другие, имеющие целью предотвратить возможность злоупотреблений со стороны чужеземцев.

Значительное место уделено в трактате вопросам поддержания дисциплины. Хотя с современной нам точки зрения дисциплинарные предписания Энея Тактика могут показаться наивными, для историка военного искусства весьма важен самый факт признания уже в древности необходимости дисциплины как условия, без которого невозможно существование боеспособной армии ²².

Неменьшее внимание уделяет автор моральному состоянию войска, проявляя при этом тонкое знание психологии людей, с которыми ему приходится иметь дело. Одной из главных опасностей, угрожающих войску, Эней считает утрату солдатами присутствия духа, угнетенное его состояние (XXVI ,7). В подобные моменты полководец должен проявить максимальную осторожность, избегать всего того, что может еще более ухудшить настроение, всемерно стараться ободрить своих солдат, представляя им в более выгодном свете выполнение ими обязанностей (XXVI, 8-9). Моральное ободрение граждан при вторжении в страну противника считается столь же насущной необходимостью, как и подготовка отряда для отражения врага и снабжение обороняющихся оружием (XVI, 3). Главнейшей опасностью, связанной с воздействием на психику людей, Эней считает панические страхи, для возникновения которых в древности, во времена весьма широкого распространения суеверий, существовала особенно благоприятная почва.

Очень важны для истории военного искусства древности сообщаемые Энеем сведения относительно состава, организации, вооружения и тактики войска. Хотя в трактате и не дается общего определения, что такое войско, однако приводимые автором примеры вполне укладываются в то определение, которое было дано позднее римским автором Вегетием ²³, и представляют особенную ценность потому, что являются наиболее древними свидетельствами вполне компетентного лица в этой области. Сведения о составе войска сообщаются автором обычно попутно, в связи с использованием подразделений для выполнения тех или иных боевых задач. Из трактата Энея (X, 7) – в полном соответствии с другими источниками – видно, что основная роль в войске тех времен принадлежала тяжеловооруженным воинам (гоплитам). При этом автор, однако, видит и такую слабую сторону данного рода войск, как его малую маневренность, и рекомендует для предотвращения неожиданностей на возможно большем расстоянии ставить отряды гоплитов в известность обо всем, что касается находящегося впереди противника (XV, 5). Легковооруженные (обычно называемые пелтастами, по терминологии Энея – κουφοι) используются для продвижения в авангарде с целью обследования местности и занятия господствующих пунктов (XV, 5), а также для отвлечения внимания противника (XVI, 7). Конница как наиболее подвижный род войска применяется для преграждения путей отступления противника (XVI, 7), а также, наряду с легковооруженными, для авангардной разведки местности.

Довольно много сообщает нам автор о вооружении войска своего времени (преимущественно в XXIX гл. трактата), давая подробное перечисление как личного оружия, так и технических средств, которыми располагало войско.

Относительно флота в сохранившемся сочинении говорится лишь попутно, преимущественно в связи, с доставкой живой силы по морю, поскольку это избавляет солдат от утомительных маршей и вместе с тем позволяет во многих случаях осуществить переброску войск более скрытно. Однако, как видно даже из сохранившегося трактата, Эней отнюдь не сводит роль флота к пассивной доставке живой силы в нужное место, но допускает также использование кораблей для ведения боевых действий вдоль побережья, нападения на прибрежные дороги с тем, чтобы возможно более тревожить противника со всех сторон (XVI, 21), а также при преследовании противника (XVI, 13).

Численность людских контингентов, которыми располагали полководцы древности, разумеется, не может идти ни в какое сравнение с армиями нашего времени. При этом следует заметить, что сообщаемые античными писателями сведения о количестве войска требуют обычно весьма критического отношения ²⁴. Однако данные Энея не вызывают такого рода сомнений – они находятся в полном соответствии с теми ограниченными возможностями, которыми располагали небольшие греческие города, упоминаемые в трактате: так, наибольшая называемая цифра (речь идет об одновременно сосредоточенных в определенном месте солдатах – IV, 3) – это 2000 человек. Численность отдельных видов подразделений в древности вообще не была строго определенной – она колеблется в зависимости от того, о какой греческой области и каком городе идет речь. Основной тактической единицей был лох, численность которого в нашем трактате близка к сотне человек ²⁵ (XIII, 1; XV, 3; XXVII, 12), и лишь в одном случае (XXVI, 1) этим термином обозначено какое-то более мелкое подразделение. Есть также термин διλοχια (спаренный лох – XV, 3). Синонимом последнего, как известно из других источников, является и термин ταξις (XXVII, 12) ²⁶. Общим названием подразделений, без указания на какую-либо определенную численность, служит термин μερος, который можно перевести как отряд (XV, 4; XVI, 7; XVI, 16). В некоторых случаях (например XV, 4) для обозначения более или менее значительного количества солдат употребляется термин πληθος (множество).

Среди военачальников высшим по положению является стратег. Термин этот в общем наиболее соответствует таким нашим понятиям, как полководец или главнокомандующий. Следующим по старшинству из упоминаемых в трактате командиров является таксиарх (XXII, 29) – командир сдвоенного лоха, затем идет лохаг, – термин, который употребляется наиболее часто для обозначения командира небольшого подразделения. Управление войсками производилось с помощью отдачи приказов ²⁷.

На основании данных трактата можно говорить о наличии элементов боевой подготовки и специальной тренировки солдат. Это видно, например, из тех требований, которые автор предъявляет к идущим на вылазку отрядам и которые предполагают у солдат некоторый тактический опыт, приобретенный в процессе обучения и тренировки (I, 2).

Подготовка города к отражению противника должна проводиться по возможности заблаговременно. Первым по важности оборонительным мероприятием является дополнительное укрепление слабых участков обороны, а также изгнание из пределов города тех, кто представляет собой лишь обузу во время осады, – больных и нищих (X, 10), присутствие которых нежелательно также и по санитарным соображениям.

В условиях осады особое внимание уделяется несению караульной службы и патрулированию, перехвату перебежчиков и другим мерам предосторожности, прежде всего охране ворот, через которые с наибольшей легкостью мог проникнуть в город противник. Автор подробнейшим образом описывает устройство воротных запоров и их использование (главы XVIII-XX), обращает особое внимание на необходимость подбора надежных привратников (V, 1-2). Среди солдат, несущих охрану внутри города, автор различает патрулей (οι περιοδοι) и часовых (φυλακες), хотя иногда термины эти употребляются им недостаточно последовательно. Целая система условных знаков и сигналов разработана автором для опознавания на расстоянии своих людей и подразделений. Так, патрулям и часовым сообщается двойной пароль (συνθημα), который должна называть каждая из сторон, причем для большей надежности пароль этот можно сопровождать каким-либо дополнительным условным знаком – зрительным или слуховым (παρασυνθημα – XXV,2). Предусмотрительность автора в этом вопросе настолько велика, что он предостерегает и против тех недоразумений, которые могут произойти из-за диалектных различий в языке зачастую разноплеменного войска (XXIV, 1-3; XXIV, 13).

Насколько большое значение придает Эней знакомству с местностью и обстановкой, видно из образного сравнения, приводимого им для определения различия в положении той стороны, которая осведомлена об обстановке, и той, которая не знает условий, в каких приходится действовать: “Разница между теми и другими была бы такая же, как если бы для одних битва происходила днем, а для других ночью, если бы это могло как-нибудь случиться одновременно” (XVI, 20). Отсюда понятно подчеркивание необходимости хорошей организации наблюдения и разведки, а также передачи полученных сведений на расстояние с помощью сигнализации, шифрованных сообщений и т. д.

Исключительно большое место – можно сказать непропорционально большое по сравнению с другими вопросами военной практики – отводится в трактате сигнализации и средствам связи. Среди сигналов на первом месте по значению стоят сигналы световые, так как (πυρσοι – 1,7; XVII, 2; φρυκτοι – XVI, 16; VII, 4) их видно на дальнем расстоянии, особенно в ночное время или при плохой видимости днем. В утраченной “Книге о приготовлениях” (VII, 4) специально говорилось о том, как поднимать сигнальные огни. Для более надежного принятия сигналов следует выставлять специальных наблюдателей (IV, 6), а в тех случаях, когда расстояние не позволяет видеть сигнал непосредственно, – устраивать передаточные посты (διαδεκτηρ – VI, 4; VII, 2; XXII, 22).

По свидетельству Полибия (X, 44), которому были известны и другие, не дошедшие до нас сочинения Энея, – нашим автором был изобретен способ передачи сигналов с помощью сосудов, из которых с одинаковой скоростью вытекает вода и вследствие этого на одинаковое расстояние в единицу времени опускается вделанная в плавающую в сосуде пробку палочка с делениями, каждое из которых соответствует какому-либо известию из числа наиболее вероятных. Из всех способов связи и передачи сигналов и сообщений, описываемых у Энея, следует особо выделить средства тайных сношений. Дело не только в специфике этого вида связи, но и в том удельном весе, который вопрос этот занимает в трактате: ему целиком посвящена самая большая XXXI глава, составляющая около 12% всего текста трактата и являющаяся наиболее подробным изложением сведений в этой области, дошедшим от античности. Очевидно, тайнопись была любимым делом автора, и некоторые ее приемы, как можно заключить на основании отдельных выражений, являются его собственным изобретением. Наиболее простым способом тайной передачи сообщения была скрытная доставка написанного. Большей изобретательности требует зашифровка передаваемого сообщения, которое таким образом становится непонятным для непосвященных, даже если бы оно и попало им в руки. Как ни наивны эти способы зашифровки, следует сказать, что для своего времени автор проявляет в них большую изобретательность.

Одним из следствий практического направления трактата является то, что автор не дает общего определения понятия тактики как науки и не излагает систематически тактической теории своего времени, касаясь этих вопросов лишь попутно, в той мере, как того требует решение возникающих на практике задач по обороне родного города. Но несмотря на отсутствие теоретических рассуждений о значении военной науки, на основании тщательного изучения трактата мы можем заключить, что взгляды автора не противоречат тому, что известно по данному вопросу из других античных источников, например, из сочинений римского писателя Вегетия, который говорит (I, 1): “Знание военного дела питает боевую отвагу; поэтому никто не боится действовать, когда он уверен в знании своего дела”. В этой системе сведений по военному делу наиболее важным является знание тактики боевых действий и умение применять его на практике. Прежде всего сюда относится умение правильно построить войско или отдельный отряд для проведения той или иной боевой операции. Боевое построение именуется автором παραταξις; (I, 2). Термин этот употребляется в трактате также и для обозначения одного из видов этих построений – боевой линии, которая обладает значительной протяженностью по фронту при небольшой глубине, но тем не менее, как видно из XV, 8, позволяет с успехом использовать ее в сражении. Термин фаланга, употреблявшийся в древности и как название определенного вида боевого построения и как название подразделения, в трактате употребляется всего один раз (XXIX, 9), скорее всего в последнем из названных значений. Из терминов, относящихся к расположению частей и подразделений в бою, на марше или лагерной стоянке, следует отметить κερας; (букв. рог, оконечность – XXVII, 12), соответствующий нашему понятию фланг. Говоря о тактических единицах лишь попутно, автор весьма подробно рассматривает самую организацию вылазок (они называются πραξις – дело или βοηθεια – помощь). Это свидетельствует о том, что он хорошо разбирается в вопросах тактики и обладает опытом, позволяющим ему ориентироваться в различных встречающихся на практике положениях.

Нападать на противника следует лишь при таких обстоятельствах, которые благоприятствуют нападающему (XVI, 6-7). Наиболее удобным для этого является момент, когда солдаты противника рассеются по местности, займутся грабежами и обременят себя добычей, когда они, насытившись и охмелев, сделаются беспечными и перестанут повиноваться командирам (XVI, 5; XVI, 7-8). Поэтому не следует тревожить вторгнувшегося противника немедленным нападением (XVI, 5), когда его главные силы идут в строю, держась наготове к отражению нападения, когда его отряды устраивают засады, подкарауливая вышедших на вылазку (XVI, 4). Наоборот, иногда бывает полезно оставить противника в покое и дать ему возможность опустошить большую часть страны (XVI, 8), для того чтобы деморализовать его и сделать небоеспособным.

Эней проявляет хорошую осведомленность в топографии, которую он увязывает с тактикой. Из отдельных встречающихся на пути видов местности (οι εν τη πορεια τοποι) он выделяет участки (τα επικινδυνα χωρια), защищенные (ερυμνα), труднопроходимые (στενοπορα), равнинные (πεδινα), холмистые (υπερδεξια), участки с засадами (ενεδρευτικα). Эней говорит о речных бродах (αι των ποταμων διαβασεις – I, 2), различает местность, неудобную для продвижения (η χωρα μη ευεισβαλος), считая таковой местность, имеющую небольшое число узких проходов (XVI, 16), и местность, не затрудняющую продвижения (η χωρα μη δυσεισβαλος – XVI, 17), которая требует большего приложения усилий обороняющихся для предотвращения продвижения противника. На ближних подступах к городу участки для обороны должны выбираться таким образом, чтобы они и давали преимущество в сражении и вместе с тем позволяли беспрепятственно отходить (XVI, 18). В наступлении точно так же необходимо использовать преимущество знакомства с местностью, что часто позволяет навязать противнику невыгодный для него образ действий (XVI, 19-20). Наконец, автор дает ряд советов о том, как сделать местность возможно более труднопроходимой для противника, причем основное внимание должно быть направлено на линии коммуникаций, места возможного устройства лагерей и т. д. (VIII, 1). Речь идет не только о соответствующем изменении рельефа местности, но и об уничтожении, приведении в негодность или скрытии всего того, что находится на территории страны и может быть использовано противником (строительные материалы, съестные припасы, питьевая вода и прочее – VIII, 3-4).

Ряд наставлений относится к вопросу о налаживании взаимопомощи между отдельными подразделениями (μερος). Так, на подвергшийся опасности участок должны быть направлены воины, следующие в строю и ни в коем случае не разрозненно, чтобы они не были истреблены поодиночке подстерегающим их противником (XV, 1-2). Подразделения передвигаются одно вслед за другим на небольшой дистанции, чтобы у них всегда была возможность прийти на помощь друг другу (XV, 4).

Неоднократно подчеркивается в трактате значение инициативы солдат и командиров. Максимальную выгоду при ведении кампании обеспечивает общий перехват инициативы у противника, т. е. создание таких условий, при которых можно навязать врагу невыгодный для него образ действий (XVI, 21-22). Однако автор отдает должное и индивидуальной инициативе, проявлению предприимчивости, способности того или иного воина или командира отряда к самостоятельным активным действиям в постоянно изменяющейся боевой обстановке, обеспечивающим успех выполнения той или иной отдельной задачи. В этой связи весьма поучителен рассказ о захвате малоазиатского города Илиона Харидемом Орейским (XXIV, 3-14), где успех или неудача каждой из сторон находятся в прямой зависимости от того, насколько ее руководители в состоянии разгадывать замыслы противника и действовать в соответствии с обстановкой.

Из отдельных тактических приемов Энею знакомо тактическое отступление с целью пополнения собственных сил (XV, 9), а также ложное бегство (XXIII, 10) для завлечения противника в засады. Рекомендуется даже устраивать специальные вылазки из города с тем, чтобы завязать стычку и затем завлечь часть солдат противника в город и здесь уничтожить их (XXXIX, 1). Вообще различного рода засады, заграждения, ловушки, как видно из VIII, 2, широко использовались в тактике тех времен.

Описанию разных коварных приемов посвящена вся XXXIX глава трактата. Сюда относятся, например, захват города заговорщиками посредством тайной доставки оружия и руководителей заговора в город (XXIX, 3-20); провоцирование массовых выходов жителей из города путем подачи ложных сигналов или поджогов (XXIII, 6); вступление в ложные переговоры с противником с целью притупления его бдительности (II, 4-5); симуляция восстания в своей среде для той же цеди (XXIII, 3) и т. д.

К вопросам, касающимся непосредственно отражения штурма, автор приступает лишь в конце своего трактата (глава XXXVIII), хотя относящиеся к этому сведения, как, например, описание осадных приспособлений и средств отражения их, сообщаются и в других его частях.

Поскольку трактат специально посвящен вопросу о перенесении осады, в нем, по всей вероятности, достаточно полно отражены наиболее характерные для того периода приемы осады и типичная осадная техника того времени ²⁸.

Общим наименованием для применяемых при осаде устройств служит термин μεχανηματα (устройства, или механизмы) ²⁹. Некоторые из осадных устройств настолько высоки, что поднимаются над стенами города, но при этом они, как видно, бывают недостаточно устойчивы, поскольку их можно опрокинуть, накинув на них канаты (XXXII, 1); описания этих устройств не дано, поэтому не ясно, что они собой представляли, но едва ли в упомянутых случаях имеются в виду большие осадные башни (вскользь упоминаемые в XXXII, 8), так как последний вид сооружений отличался значительной массивностью и устойчивостью. Классическим видом осадной машины был таран (κριος, aries) и другие сходные с ним орудия, предназначенные для пробивания стен (XXXII, 3). Весьма распространенным приспособлением была так называемая черепаха (χελωνη, testudo) – защитный навес, использовавшийся для прикрытия самых разнообразных работ под стенами осажденного города и имевший, в зависимости от предназначения, то или иное устройство. У Энея это прикрытие служит для подкопа стен (XXXII, 11). Подобного же рода защитным заслоном служит и подробно описываемая автором φραγμα, устроенная из двух телег, поверх которых сделано обмазанное глиной перекрытие; это легко передвигаемое приспособление, как видно, употребляется также для прикрытия людей, совершающих подкоп (XXXII, 9). Широко использовались осаждающими также и осадные лестницы, наведение которых поддерживалось путем пускания снизу стрел, не дававших обороняющимся возможности показаться из-за укрытия (XXXVI, 1).

Более значительное место в соответствии с задачей трактата отводится описанию оборонительных приспособлений и мероприятий, с помощью которых осажденные могли противодействовать осадным устройствам (описываемым в XXXII гл. и частично в других главах).

Обороняющиеся стремились максимально затруднить врагу приближение к городу как на дальних, так и на ближних подступах путем порчи дорог, устройства заграждений в гавани (XI, 3), подкопов на пути движения больших осадных машин (XXXII, 8) и т. д. Однако поскольку полностью предотвратить подход к городу превосходящих сил противника было невозможно, основная задача обороняющихся заключалась в отстаивании городских укреплений, – именно здесь и был решающий рубеж борьбы. Особое внимание осажденных привлекали, естественно, стенобитные машины противника, против которых рекомендуется принимать ряд мер, имеющих целью свести на нет их разрушительный эффект.

Довольно много места отводит автор зажигательным средствам (главы XXXIII – XXXV), которые применяются и той, и другой стороной, а также способам борьбы с ними.

Стараясь поджечь осадные устройства противника, обороняющиеся вместе с тем должны стремиться предотвратить поджог своих собственных сооружений. С этой целью необходимо деревянные части стены и башни покрывать кошмой (πιλος) и шкурами (XXXIII, 3). Гасить пожары следует уксусом (το οξος), который считался древними наиболее эффективным противопожарным средством (XXXIV, 1). На тот случай, если противнику удастся проникнуть в город, с внутренней стороны ворот заблаговременно вырывается ров, а к верхней перекладине ворот приделывается створка (πυλη) из толстых бревен, обитых железом, которая опускается на головы ворвавшихся (XXXIX, 3-4; приспособление это было обычным на воротах древнего города). Наконец, солдат противника, проникших глубже в город (II, 6; ср. также у Вегетия IV, 25), горожане обстреливали из окон, с крыш и других возвышенных мест, а при необходимости завязывали с ними и уличные схватки, что было по существу последним этапом борьбы, в случае проигрыша которой у города не оставалось надежды на спасение.

Сохранившийся трактат Энея обрывается как раз на том месте, где автор переходит к вопросам военно-морской тактики (“… я перехожу к рассказу о корабельном строе. При использовании морских сил бывают два рода построений…”).

Таким образом, сочинение Энея Тактика “О перенесении осады” содержит весьма полное описание системы обороны древнегреческого города. Вместе с тем трактат сообщает важные данные по многим другим вопросам военного дела древних и является источником первостепенного значения для изучения военной теории и практики античного мира.

Как материал сохранившегося трактата, так и содержащиеся в нем самом и известные из иных источников сведения, об утраченных сочинениях Энея Тактика свидетельствуют о том, что произведения этого автора, охватывавшие самые разнообразные стороны военного дела, представляют собой не только наиболее ранний по времени в европейской литературе труд профессионала-военного, но и наиболее полное изложение военной доктрины своей эпохи.

Значение сочинений Энея Тактика в истории военного искусства древности как бы заслонило для большинства исследователей значение этого писателя для социально-политической истории Греции того периода, между тем как и в этом отношении он является источником первостепенной важности.

Трактат Энея Тактика, построенный преимущественно на материале первой половины IV в. до н. э., представляет собой наглядную иллюстрацию к характеристике внутреннего положения страны в период после Пелопоннесской войны. Когда автор в первых же строках своего сочинения говорит о тех греческих племенах, которые были доведены до крайности, не приходится сомневаться, что в подобных примерах не было недостатка в его дни. Наряду с такого рода общей картиной эпохи трактат дает значительное число конкретных эпизодов, которые дополняют известные нам из других источников исторические факты, а в некоторых случаях являются и вообще единственным о них свидетельством.

В краткой вводной статье нет возможности подвергнуть рассмотрению все упоминаемые в трактате события и приходится ограничиться лишь общей характеристикой географических и хронологических рамок, в пределах которых развертываются эти события, а также обзором наиболее существенных в том или ином отношении эпизодов.

Географический ареал трактата простирается от Сицилии на западе до Персии на востоке и от Босфора Киммерийского на севере до Ливийского побережья Африки на юге. Однако основные события происходят на более ограниченном пространстве – в пределах Пелопоннеса и Центральной Греции, западного побережья Малой Азии с прибрежными островами и Пропонтиды, т. е. именно в тех областях греческого мира, сведения о которых автор мог более легко получать от участников и очевидцев событий, а, возможно, и знать о них из своего собственного опыта.

В хронологическом отношении все более или менее определенно датируемые события располагаются в следующем порядке. Лишь один эпизод – захват Мегарской гавани Писистратом (IV, 8-11) – относится к VI в. до н. э. (около 565 г.) и, разумеется, передан Энеем на основании какого-то бывшего в его распоряжении исторического источника, хотя и трудно установить, какого именно.

Три события происходят в V в. Это – попытка Тимоксена предать Артабазу город Потидею в 479 г. (XXXI, 25-27); нападение фиванцев на Платеи в 431 г., послужившее началом Пелопоннесской войны (II, 3-6); первое выступление заговорщиков в Аргосе в 417 г. до н. э. (XI, 7-10).

Все остальные события совершаются в первой половине IV в. до н. э. При этом на первое и второе десятилетие IV в. приходится по одному событию: около 397 г. Дионисий удалил Лептина из Сиракуз в Гимеру (X, 21-22); к 387/386 г. относится начало царствования Левкона в Боспоре Киммерийском (V, 2) ³⁰.

К третьему десятилетию IV в. можно отнести шесть событий. Это – прием Глуса персидским царем около 379 г. (XXXI, 35); взятие Кадмеи в Фивах в 379 г. (XXIV, 18; XXXI, 34); нападение трибаллов на абдеритов в 376 г. (XV, 8-10); морская битва при Наксосе в том же году (XXII, 20); предотвращение паники Евфратом около 371 г. (XXVII, 7-10); второе выступление олигархов против народа в Аргосе около 370 г. (XI, 7-10); осада Синопы Датамом около того же года (XL, 4-5).

На четвертое десятилетие приходится семь событий: захват гавани в Сикионе в 369 г. (XXIX, 12); установление тирании Клеарха в Гераклее Понтийской в 364 г. (XII, 5); нападение Эпаминонда на Спарту в 362 г. (которое имеется в виду в II, 2); олигархический переворот в Коркире в 361 г. (XI, 13-15); захват Илиона Харидемом около 360 г. (XXIV, 3-14); злоупотребление властью со стороны наемников в Халкедоне в то же примерно время (XII, 3); захват Ифиадом г. Пария на Геллеспонте, датируемый 362-359 гг. (XXVIII, 6-7).

Таким образом, число упоминаемых событий резко возрастает именно в десятилетия, непосредственно предшествовавшие созданию трактата, и это точно так же свидетельствует в пользу предположения о том, что автор использует для иллюстраций события, наиболее хорошо известные ему по собственному опыту или по рассказам очевидцев.

К 50-м г. IV в., когда создавался трактат, можно отнести лишь два события: захват Халкиды на Евбее около 358-357 г. (IV, 1-4) и измену правящего лица на Хиосе, что можно предположительно отнести к 357 г. (XI, 3-6). Отсутствие упоминания более поздних событий находит естественное объяснение в том, что трактат был написан вскоре после этих последних эпизодов и во всяком случае до начала Священной (Фокийской) войны в 355 г.

Из эпизодов, которые известны лишь в изложении Энея Тактика или рассказаны им с большим количеством подробностей, либо представляют интерес с других точек зрения, необходимо отметить следующие.

1) Нападение трибаллов на город Абдеры во Фракии, относящееся к 376 г., о чем сообщают также Фронтин (II, 4, 20) и Диодор (XV, 36). Описание происшествия во второй своей части выглядит у Энея (XV, 8) несколько иначе, чем у Диодора: в то время как у последнего абдериты при вторичном вторжении трибаллов терпят поражение в открытом бою, у Энея враги заманивают абдеритов в засаду.

2) Вторжение фиванцев под командованием Эпаминонда (не названного в трактате по имени) в Лакедемон в мае-июне 362 г., незадолго до битвы при Мантинее (II, 2). Хотя эпизод этот имеется у многих авторов ³¹, ни один из них не дает таких подробностей, как Эней, который, по всей вероятности, пользовался иным, чем Диодор, источником, возможно, даже рассказами очевидцев, если только сам он не был непосредственным свидетелем происшедшего.

3) Весьма подробно повествует Эней о захвате города Илиона командиром наемников Харидемом в 360 или 359 г. (XXIV, 3-9). Правда, рассказ его об этом событии не единственный в литературе: эпизод приводится у Полиена (III, 14) и упомянут у Демосфена (речь против Аристократа, 153 сл.).

4) Захват города Халкиды на острове Евбее выходцами из соседнего города Эретрии (IV, 1-4), о котором, однако, из-за отсутствия каких бы то ни было указаний в других источниках не представляется возможным сказать что-либо более определенное, равно как и датировать его.

Последнее замечание относится и к заговору против Астианакта (XXXI, 33), тирана города Лампсака на Пропонтиде, о времени жизни которого нет никаких сведений.

5) Весьма интересен для историка также эпизод, из других источников неизвестный, о захвате города заговорщиками, причем во всех подробностях описана подготовка заговора (XXIX, 3-10). К сожалению, однако, событие это не удается отнести к определенному месту и времени.

6) Эпизод из придворной жизни тирана Боспора Киммерийского Левкона (V, 2), который увольнял из своей стражи даже за мелкие проступки, любопытен в том отношении, что Эней проявляет знакомство со столь незначительными подробностями из жизни этого отдаленного края. Весьма вероятно, что автор трактата мог слышать о нравах Левкона от своих земляков, поскольку известно (CIG, 2103e), что в числе его наемников были также и аркадцы.

7) Описание боевой операции Писистрата против мегарцев, которые намеревались напасть на собравшихся в Элевсине афинских женщин (IV, 8-11), не вносящее существенных дополнений к другим свидетельствам об этом эпизоде ³², великолепно с точки зрения художественного мастерства и представляет в этом отношении без сомнения лучшее место в трактате.

Наряду с географическими сведениями и историческими событиями из трактата Энея Тактика можно извлечь также некоторые данные по этнографии, по организации и социальному составу греческого общества, по вопросу об отношении к рабам и т. д.

Эней, как и все греки, прежде всего противопоставляет эллинов варварам (XXIV, 17). Сами же эллины делятся на ряд племен, говорящих на отличающихся одно от другого наречиях (Prooem., 4; XXIV, 1-3; 13-14).

Относительно устройства городской общины Эней сообщает лишь попутно (в связи с набором солдат – XI, 10a), а именно о том, что она подразделялась на филы. Несколько больше сказано по поводу рода занятий отдельных групп населения. Так, из невоенных профессий упоминаются ремесленники, которые производили предметы потребления не только для собственных потребностей, но и на продажу (XXII, 24), а также купцы, поставлявшие в город продовольствие, за что им выдавалось соответствующее вознаграждение (X, 12). Торговля производилась на площади, представлявшей собою центр города, поблизости от которой складывались привозимые товары (XXIX, 6).

Будучи типичным представителем античного рабовладельческого общества, автор трактата по-разному относится к людям различного социального положения и этнической принадлежности. Например, даже в собственном войске делается существенное различие между своими гражданами и иноземными наемниками. Для поддержания дисциплины на первых рекомендуется воздействовать преимущественно убеждением, на вторых – угрозой наказания (XXXVIII, 4; X, 18-19).

Вполне соответствует античной идеологии отношение Энея к рабам: в то время как всех свободнорожденных предписывается при приближении противника эвакуировать из окрестных населенных пунктов в город, рабов вместе с тягловым скотом следует оставлять на месте, причем рабы упоминаются после скота (X, 3 и X, 1).

Очень жестоким было в древности обращение с заложниками, которых использовали для оказания морального давления на противника, подвергая их пыткам и предавая казни на глазах их соплеменников, используя для прикрытия осадных машин и т. д. Подобные случаи имеет автор в виду в X, 23.

Внутренняя жизнь греческих городов в изображении Энея Тактика представляет, собой сплошную цепь заговоров и восстаний, измен и предательств. Об этом более обстоятельно рассказывалось в утраченной книге, упоминаемой Энеем (XI, 2).

В большинстве случаев автор ясно говорит, что враждующими сторонами в городах выступают представители имущих классов (πλουσιοι ολιγαρχοι) и народа, причем именно первые прибегают к насильственным и коварным методам захвата власти.

Для осуществления своих антинародных замыслов заговорщики прибегают к различным средствам с целью ввести в заблуждение и притупить бдительность руководителей народных партий (XI, 3-6), используют иноземных наемников (XI, 13-15) и т. д. При этом в некоторых случаях им удается осуществить свои планы (XI, 13-15; XVII, 2-4), в других предводители народа предотвращают попытку переворота (XI, 7-11).

Одним из свидетельств непрекращающейся социальной борьбы в греческих городах того времени служит то обстоятельство, что измены и предательства в нашем трактате играют едва ли не первостепенную роль при овладении городами. По крайней мере количество упоминаемых автором случаев захвата городов в результате прямых военных действий ни в какое сравнение не идет с числом эпизодов, где противник добивается успеха при помощи предателей.

Поскольку руководители обороны города не могли не сознавать пагубных последствий неустойчивости тыла, они стремились исправить положение путем ряда профилактических мер – таких, как удаление вождей оппозиции (X, 20), облегчение положения должников (XIV, 1), создание надежного отряда для охраны представителей власти (I, 6), частая смена караульных на стене (XXII, 4-6), наблюдение за неблагонадежными и приезжающими в город иноземцами (X, 9-10).

Краткий обзор внутреннего положения греческих городов первой половины IV в. до н. э., как оно обрисовано в трактате Энея Тактика, уместно заключить характеристикой социальных симпатий самого автора, тем более что в литературе встречаются лишь отдельные отрывочные замечания по этому вопросу.

Для оценки отношения Энея к различным социальным группам имеет значение то обстоятельство, что все упомянутые в трактате заговоры – когда названы участвующие в них силы (XI, 2-3; 7; 10a; 13-15; XXIII, 7) – организованы именно лицами состоятельных слоев и сторонниками олигархии против народа, и таким образом все советы по предотвращению происков врага адресуются автором представителям демократии. Наоборот, нет ни одного случая, где бы автор проявлял заботу об ограждении олигархических режимов.

Показательно также и самое отношение автора к представителям различных слоев общества.

В то время как с состоятельными гражданами автор полагает возможным не особенно считаться и в случае необходимости заставлять их наряду со всеми нести обязанности по обороне города (XI, 10a-11), он проявляет большую осторожность и такт в обращении с простыми людьми. Особенно интересна с этой точки зрения рекомендация автора наказывать в назидание нерадиво исполняющим свой долг не кого-либо из простых людей (οι τυχοντες, XXXVIII, 4, homines vulgares e plebe, по объяснению Орелли), а именно людей из числа более состоятельных (οι τα πλειστα κεκτημενοι, XXXVIII, 5).

Неожиданным выглядит отношение Энея к действиям Дионисия Сиракузского, отдавшего жен, дочерей и сестер наиболее влиятельных граждан города в сожительство им же принадлежавшим рабам. Автор трактата не усматривает в поступке Дионисия чего-либо недопустимого, поскольку это оправдано в данном случае военной необходимостью (XL, 3).

Подтверждение предположения о демократических убеждениях Энея Тактика дает и его словарь. Так, представители рабовладельческой верхушки именуются у него просто πλουσιοι (XI, 7; 8; 10; 10a; 11; 13; XIV, 2) и οι τα πλειστα κεκτημενοι (XXXVIII, 5). Нигде не употребляются в отношении их обычные для многих авторов термины – αγαθοι, αριστοι, βελτιστοι. Народ и правители-демократы называются у него – δημος, οι τοι δημου προσταται (XI, 7; 8; 9; 10a; 13; 15), но не пренебрежительно οχλος. Этот последний термин, правда, неоднократно употребляется в трактате, но либо для обозначения наименее пригодных к несению военной службы (I, 9), либо для обозначения большой массы людей без уточнения их социальной принадлежности (XVII, 1; XXXI, 27) ³³.

Произведение Энея Тактика представляет интерес также и с языковой точки зрения.

Эней писал не на своем родном наречии, он стремился пользоваться аттическим диалектом, который имел престиж носителя более высокой цивилизации и был доступен для большего круга читателей.

При этом, естественно, Эней не достиг совершенства, и язык его сохранил ряд особенностей, являющихся следствием как происхождения писателя, так и тех разнообразных влияний, которым он подвергался в течение своей жизни.

Наиболее примечательны и вместе с тем сравнительно полно описаны в литературе особенности лексики ³⁴ Энея, в которой отчетливо выступают прежде всего ионийские элементы, столь характерные для койнэ. При всем своеобразии энеевой грамматики ³⁵ мы теперь никак не можем согласиться с тем крайне резким отзывом о языке писателя, который был дан в свое время Рейске (1716-1774) ³⁶.

Далекий от литературного совершенства, неотделанный, порой громоздкий стиль трактата отличается вместе с тем ясностью и точностью, вполне соответствующими излагаемому материалу, энергией и искренностью повествования.

Многие из тех особенностей, которые впервые зафиксированы в трактате Энея, получили затем право гражданства в литературном языке. Отказавшись от крайностей в оценке языка Энея, современная филологическая наука определяет его сочинение как ранний неаттический документ, являющийся памятником начального этапа κοινη, что делает трактат весьма ценным источником для изучения истории формирования обще-греческого языка.

Для оценки значения сочинений Энея в истории античной военной мысли следует прежде всего исходить из отношения к ним других античных авторов, писавших о военном деле, многократное использование которыми трудов их предшественника с несомненностью свидетельствует о том, как высоко ценился ими авторитет родоначальника военной теории.

С большей или меньшей степенью достоверности можно установить отражение энеева влияния в сочинениях следующих восьми авторов.

Первое извлечение из сочинений Энея было сделано около 280 г. до н. э. фессалийцем Кинеем по поручению эпирского царя Пирра (Ael., Tact., I, 2). Во II в. до н. э. Полибием (X, 44) был подробно изложен предложенный Энеем способ передачи сигналов на дальние расстояния. Весьма вероятно использование трактата в сочинениях Филона Византийского (около 100 г. н. э.), заимствовавшего из него приемы тайнописи. Менее определенно можно говорить о влиянии нашего автора на Онасандра (I в. н. э.), поскольку здесь приходится исходить больше из общих соображений, а не текстуальных совпадений. Несомненно знакомство с трактатом Элиана (начало II в. н. э.), который сам называет (Tact., I, 2 и III, 4) Энея в числе своих предшественников и приводит его определение предмета тактики. Полиен в начале второй половины II в. н. э. использовал труд Энея в своих “Стратегемах”, хотя текстуально это использование доказано быть не может.

В начале VI в. н. э. из нашего трактата было сделано извлечение христианским писателем-хронографом Юлием Африканом; хорошо сохранившееся, оно является весьма важным для критической оценки дошедших до нас рукописей энеева трактата.

Следы влияния Энея можно предполагать также у Анонима Византийского (время жизни неизвестно; возможно, его следует отнести к VI в. н. э.).

Это перечисление не исключает влияния сочинений Энея на других авторов. Однако такое утверждение не подтверждено еще необходимыми исследованиями.

Полную противоположность являет собой отношение к трактату Энея Тактика со стороны историков нового времени. Если в трудах по военной истории древности сведения, сообщаемые этим писателем, еще привлекались в той или иной мере ³⁷, то его интереснейшие свидетельства из области социально-политической истории практически совершенно не были использованы ³⁸, хотя они могли бы значительно дополнить и оживить картину классовой борьбы в Греции первой половины IV в. до н. э.

Сочинение Энея Тактика в более или менее полном виде существовало, без сомнения, еще около 280 г. до н. э., когда Кинеем было сделано извлечение из него для царя Пирра. Полибий во II в. до н. э., по всей вероятности, также располагал текстом всего сочинения, во всяком случае у него была одна из утраченных впоследствии книг. Относительно Элиана (начало II в. н. э.) нельзя уверенно сказать, располагал ли он подлинным текстом или пользовался извлечениями Кинея. На протяжении последующих четырех столетий у нас нет определенных свидетельств о судьбе сочинений Энея.

Что касается Юлия Африкана (начало VI в. н. э.), то в его распоряжении был, очевидно, лишь трактат “О перенесении осады”, так как весь материал заимствован им из этого последнего, без каких бы то ни было намеков на другие энеевы книги. Сличая текст трактата с извлечениями Африкана, можно заключить, что рукопись, бывшая в распоряжении компилятора, была столь же сильно испорчена, как и та, с которой сделан список M (о нем см. ниже). Однако господствовавшая одно время в науке гипотеза о сильной интерполированности текста Энея ныне оставлена, равно как и стремление установить иную последовательность глав трактата.

До нас трактат дошел в сущности в единственной рукописи, так называемом Codex Laurentianus LV-4 (M) из библиотеки Медичи; кодекс этот переписан неизвестным нам переписчиком, по всей вероятности, в середине X в. и содержит десять различных трактатов по военному делу.

Текст сборника изобилует пробелами, причем в особенности испорченным является как раз текст трактата Энея. Что касается четырех других имеющихся списков трактата, то все они восходят к рукописи M и поэтому могут иметь ценность лишь в тех немногих случаях, когда какие-либо места в M были попорчены уже после снятия с нее копий ³⁹.

Существует девять изданий трактата “О перенесении осады”, имеющих далеко не одинаковую ценность и осуществленных на основании самых различных, порой прямо противоположных текстологических принципов, некоторые из этих изданий снабжены параллельным переводом на современные языки.

Издания эти следующие:

1. Αινειου τακτιτον τε και πολιορκητικον υπομνημα περι του πως χρη πολιορκουμενον αντεχειν, recensuit Isaacus Casaubonus – приложение к изданию Полибия, вышедшему в Париже в 1609 г.; перепечатано в изданиях Полибия, вышедших в Амстердаме в 1670 г. и в Вене-Лейпциге в 1763-1764 гг.;

2. Aeneae Tactici Commentarius de toleranda obsidione, recensuit… J. Conradus Orellius, Lipsiae, 1818;

3. Aeneas, Von Verteidigung der Stadte, Lpz, 1853 (Griechische Kriegsschriftsteller, Kochly u. Rustow), – с параллельным немецким переводом;

4. Aeneae Commentarius poliorceticus, recensuit et adnotavit Rudolphus Hercher, Berolini, 1870 (editio maior et editio minor);

5. Aeneae Commentarius poliorceticus, recensuit Arnoldus Hug, Lipsiae, 1874;

6. Aeneae Tactici De obsidione toleranda commentarius, edidit Richardus Schoene, Lipsiae, 1911;

7. Aeneas Tacticus with an English translation by the Illinois Greek Club. N. Y., 1923;

8. Aeneas Tacticus, Asclepiodotus, Onasander with an English translation by members of the Illinois Greek Club. L. – N. Y., 1923 (2. Edition – 1948);

9. Aeneas on Siegecraft, A critical edition prepared by L. W. Hunter, revised by S. A. Handford, Oxf., 1927 – с параллельным английским переводом.

Историю изучения Энея Тактика в новое время можно разделить на три основных этапа.

На первом из них, начало которому положил своим изданием Казобон в 1609 г., внимание филологов было направлено преимущественно к воспроизведению, переводу и комментированию текста. Ограниченность известного в то время материала связывала ученых в построении общих теорий, недоступность большинства рукописей (в том числе и списка M) не позволяла сделать значительных успехов в критике текста.

Отражением нового этапа было издание Херхера (1870 г.), чьи принципы нашли затем свое крайнее выражение во взглядах Хуга, который в издании 1874 г. взял под сомнение подлинность значительной части греческого текста. Сравнительно большое число исследований, вышедших в это время, характеризуется, как правило, гиперкритическим подходом к тексту трактата и чрезмерным увлечением гипотезами (часто взаимоисключающими одна другую).

Третьему, современному этапу в изучении Энея основание было положено статьей Шварца (1897) ⁴⁰. К этому времени достоянием науки стали все дошедшие до нас материалы об Энее, и могла быть произведена критическая оценка созданных на протяжении предшествующих периодов исследований. Работы об Энее, принадлежащие филологам нашего века, характеризуются в общем более трезвым подходом к решению проблем и осторожностью выводов ⁴¹.

 

* * *

 

В основу перевода положено издание Шене как наиболее соответствующее с точки зрения тщательности воспроизведения текста требованиям современной науки (все последующие издания исходят из текста Шене).

Поскольку литературная форма оригинала трактата Энея Тактика весьма далека от совершенства, было бы недопустимым пытаться тем или иным способом исправлять ее в переводе, в частности устранять характерные для автора повторения и анаколуфы. При переводе слов терминологического характера переводчик не считал себя в праве допускать какую бы то ни было их модернизацию.

В заглавии трактата представляется целесообразным исходить из введенного филологами нового времени латинского названия De obsidione toleranda, которое наиболее кратко и точно выражает содержание сочинения Энея и поэтому должно быть предпочтено имеющемуся в рукописи весьма громоздкому Περι του πως χρη πολιορκουμενους αντεχειυ, находящемуся в резком несоответствии с лаконичными заголовками других книг Энея и скорее всего не являющемуся оригинальным.

 

Примечания

 

1. В.И. Георгиев, Исследования по сравнительно-историческому языкознанию, М., 1958, стр. 83.[назад к тексту]

2. История греческой литературы, I, М.-Л., Изд-во АН СССР, 1946, стр. 107.[назад к тексту]

3. Isocr., IV, 159; Aristoph., Ranae, 1030-1036.[назад к тексту]

4. Aelian., Tact., I, 2.[назад к тексту]

5. Plat., Lach., 182E-193A.[назад к тексту]

6. Veget., Epit. rei milit., III.[назад к тексту]

7. Plat., Lach., 182A-D; 191A; 191C; 193A; Euthyd., 273C.[назад к тексту]

8. Xen., Memor., III, 1, 1.[назад к тексту]

9. Plat., Lach., 183C-184A.[назад к тексту]

10. Ксенофонт, Сократические сочинения. Пер., статьи и коммент. С.И. Соболевского, М.-Л., 1935, стр. XII.[назад к тексту]

11. Подробнее этот вопрос освещается в статье: Л.П. Маринович, Социально-политическая борьба и наемничество в Греции IV в. до н. э. в трактате Энея Тактика, ВДИ, 1962, № 3.[назад к тексту]

12. Эней сообщает, например, о введении Ификратом двойного пароля (XXIV, 16).[назад к тексту]

13. Прозвище Тактик было дано автору трактата значительно позднее, уже учеными нового времени, примерно в XVII в.[назад к тексту]

14. Имя Эней было весьма распространено в Аркадии; именно поэтому нельзя признать состоятельными попытки некоторых ученых на основании одного лишь имени идентифицировать автора трактата с упоминаемым у Ксенофонта (Hell., VII, 1, 44-46 и VII, 3, 1) стратегом Аркадского союза Энеем Стимфальским, тем более что у того же Ксенофонта (Anab., IV, 7, 13) назван другой Эней из Стимфала – лохаг.[назад к тексту]

15. Полибий (X, 44) называет совокупность произведений Энея Τα περι των στρατηγιχων υπομνηματα, Элиан (Tact., I, 2) – Στρατηγικα βιβλια, что по-русски может быть передано как “Трактат о военном деле” или “Сочинение об искусстве полководца”.[назад к тексту]

16. Удается установить названия следующих “книг” (разделов, глав): “Книга о приготовлениях” или “Книга о подготовке” (Παρασκευαστικη βιβλος – VII, 4; VIII, 5; XXI, 1; ХL, 8); “Книга о добывании средств” или “Книга о доходах” (Ποριστικη βιβλος – XIV, 2); “Книга о лагерном деле” или “Книга о лагерной службе” (Στρατοπεδευτικη βιβλος – XXI, 2); “Книга поучительных примеров” (т. е. эпизодов из военной практики; именно так, всего вероятнее, следует истолковать греческое название ‘Ακουσματα – XXXVIII, 5); “Книга без названия” (XI, 2), по мнению одних, тождественная предыдущей, по мнению других, – посвященная социальным вопросам жизни греческих городов (Πολιτικη βιβλος), по мнению третьих, – специально вопросу о заговорах (‘Επιβουλων βιβλος); “Книга по тактике” (Τακτικη βιβλος, упоминаемая в Ael. Tact., III, 4 и I, 2); “Книга по осаде городов” (Πολιορκητικη βιβλος), существование которой допускается чисто гипотетически, как необходимое дополнение к сохранившемуся трактату, посвященному отражению осады. Из последних строк трактата видно, что автором была написана также “Книга о морском строе” или “Книга о корабельном строе” (Ναυτικη βιβλος или Ναυτικη ταξις), посвященная, вероятно, вопросам военно-морской тактики.[назад к тексту]

17. См. D. Barends, Lexicon Aeneium, Assen, 1955, appendix.[назад к тексту]

18. Ксенофонт, Сократические сочинения. Пер., статья и коммент. С.И. Соболевского, М.-Л., 1935, стр.351.[назад к тексту]

19. Автор, например, сообщает (XI, 10-a), что в Гераклее на Понте было 3 филы.[назад к тексту]

20. В упомянутой Гераклее три ее филы могли выставлять от 4000 до 6000 солдат, т. е. в среднем от 1300 до 2000 на каждую филу.[назад к тексту]

21. Aen., Tact., De obs. tol., XXVI, 12. Далее цифры, поставленные в необходимых случаях в тексте статьи, указывают на те места (главы и параграфы) трактата Энея Тактика, из которых почерпнуты соответствующие сведения.[назад к тексту]

22. Более подробно о применении различных мер по поддержанию дисциплины было сказано в одной из несохранившихся частей энеева сочинения – “Книге поучительных примеров” (XXXVIII, 5).[назад к тексту]

23. Войском называется объединение как боевых, так и вспомогательных отрядов, а также конницы для ведения войны (Veget., Epit. rei milit., III, 1).[назад к тексту]

24. Например, если считать соответствующими истине данные Геродота о численности войска Ксеркса, то надо допустить, что в походе оно растянулось примерно на 3000 км – см. “Древняя Греция”, М., Изд-во АН СССР, 1956, стр. 186.[назад к тексту]

25. Barends, Lexicon Aeneium, стр. 84.[назад к тексту]

26. В данном случае являющийся названием подразделения, хотя собственное значение слова – “строй, боевой порядок”.[назад к тексту]

27. Или приказаний, распоряжений, команд; разграничение этих понятий не проводилось в древности сколько-нибудь четко, общим для них названием служит у Энея Тактика обычное в этом значении в греческом языке существительное παραγγελμα (XXVII, 9) и глагол παραγγελλω.[назад к тексту]

28. Вообще говоря, довольно примитивная; развитие осадной техники древних относится к более позднему периоду, особенно ко времени преемников Александра Македонского – диадохов.[назад к тексту]

29. Слово μεχανηματα соотносится с употребляемым иногда рядом с ним термином σωματα (XXXII, 1; XXXVIII, 1 – букв.: тела) примерно как наши понятия – живая сила и техника, являющиеся необходимым дополнением друг друга в боевых действиях.[назад к тексту]

30. Поскольку правление этого тирана продолжалось 40 лет, событие относится к данному десятилетию чисто условно.[назад к тексту]

31. Xen., Hell., VII, 5, 9-14; Polyb., IX, 8, 2-9; Diod., XV, 82-83; Justin., VI, 7; Plut., Ages., 34; Polyaen., II, 3,10; Frontin., Strat., III, 11, 5.[назад к тексту]

32. Plut., Solon., 8, 4-6; Justin., II,, 8, 1-5; Frontin., Strat., II, 9, 9; Polyaen., I, 20, 2.[назад к тексту]

33. Таким образом, нет возможности согласиться с мнением Л. П. Маринович, будто трактат пронизан симпатиями автора к имущим и ненавистью к простому народу (см. ВДИ, 1962, № 3, стр. 61).[назад к тексту]

34. Mahlstedt, Uber den Wortschatz des Aineias Tacticus, Jena, 1910; Van Groningen, Le vocabulaire d’Enee le Tacticien (Mnemosyne, т. VI, 1938); Aeneas on Siegecraft, Oxf., 1927 [введение].[назад к тексту]

35. Подробный обзор ее должен стать предметом специальной статьи.[назад к тексту]

36. См. введение к изд.: Aeneae Commentarius poliorceticus, R. Hercher recens. et adnot., B., 1870 (Ed. maior), стр. 128.[назад к тексту]

37. Хотя далеко не всегда; так, в одной из новейших работ по античному военному делу (Max Dieckhoff, Krieg und Frieden im griechisch-romischen Altertum, B., 1962) имя Энея Тактика даже не упомянуто.[назад к тексту]

38. На русском языке упоминавшаяся статья Л. П. Маринович (ВДИ, 1962, № 3) является до сих пор единственной работой об Энее Тактике.[назад к тексту]

39. О рукописях см. A. Dain, Les manuscrits d’Enee le Tacticien, REG, т. 1935.[назад к тексту]

40. RE, I, 1894, стб. 1019-1021.[назад к тексту]

41. Например, обширное введение к изданию Хантера-Хэндфорда (1927 г.), упоминавшиеся выше статьи Дэна о рукописях Энея (1935 г.), Ван Гронингена о лексике трактата (1938 г.) и специальный словарь-индекс Барендса (1955 г.).[назад к тексту]

Публикация:
Вестник древней истории, №№1-2, 1965