Шлемы Среднего Поволжья в среднесарматское время

Большинство категорий предметов вооружения имеют полифункциональный характер, позволяющий использовать такое оружие как в боевых действиях, так и на охоте. Лишь немногие виды вооружения используются исключительно в боевых действиях. К таковым следует отнести большую часть защитного вооружения, и в первую очередь металлические шлемы.

Во все времена шлем являлся, да, собственно, остается и поныне, одним из важнейших элементов защитного вооружения воина, защищая наиболее «значимую» часть тела. Защитное вооружение из металла относится к элитарным и дорогим категориям паноплии, поскольку оно наиболее трудоемко и сложно в производстве. Зачастую доспехи, ввиду своей дороговизны, передавались по наследству от отца к сыну и именно потому шлемы в погребальных памятниках разных времен достаточно редки. Первые века нашей эры не являются исключением.

Находки шлемов, как одного из элементов защитного вооружения первой половины I тыс. н.э. в Среднем Поволжье единичны. Авторам известно на сегодняшний день 9 шлемов различной сохранности, найденных в Среднем Поволжье, и не менее 23 экземпляров, обнаруженных в Прикамье. И если серия шлемов конца IV – середины V вв. из Прикамья достаточно хорошо знакома исследователям и значительная часть из них опубликована [Генинг, 1963; Бажан, Гей, 1992; Волков, Голдина, 2000], то находки, сделанные в основном в Окско-Сурско-Волжском бассейне, известны гораздо в меньшей степени.

Наиболее ранними из них стали два шлема, найденные в Андреевском кургане на территории Мордовии [Степанов, 1964; 1965; 1980] в погребениях, датируемых I веком н.э. [Гришаков, Зубов, 2009; Зубов, 2011]. Однако в публикациях автора раскопок, П.Д. Степанова, они были описаны в виде обломков и никаких подробных его характеристик не приводилось. Следующей по времени обнаружения находкой стал шлем из II Степановского могильника в Пензенской области, от которого также сохранились лишь фрагменты [Гришаков, 2008. Рис. 21, 1-3]. Раскопки этого {↑94} погребения производились непрофессионально, поэтому контекст находки надёжно не зафиксирован [Павлихин, 2003. С. 398]. Судя по конструктивным особенностям сохранившихся фрагментов шлема, можно предположить, что он относится к более позднему этапу развития вооружения, скорее всего к IV-V вв. Следует также отметить, что в последнее время грабителями были изъяты еще не менее трех шлемов из грунтового могильника IV-V вв. в Рязанском Поочье (Касимовский район). Два из них (сегментно-пластинчатый с продольным каркасом и железный четырехсегментный с продольно-крестовым каркасом из Т-образных пластин) удалось вернуть государству и в данный момент они находятся на реставрации в ГИМ. Третий шлем – сегментно-пластинчатый с продольно-крестовым каркасом и наушами, – известен только по сохранившимся фотографиям и, по всей видимости, близок шлему с наушами из II Степановского могильника.

Рис. 1. Схематические реконструкции шлемов из погребений:

1 – Андреевский курган (погр. 25/1); 2 – Андреевский курган (погр. 50); 3 – Кипчаковский I курганно-грунтовый могильник (раскоп I, погр. 56); 4 – Пильнинский I могильник (шлем 2)

В 1996 году во время раскопок Кипчаковского могильника на северо-западе Башкирии в погребении 56 был обнаружен пластинчатый железный шлем [Зубов, 2011. С. 68], который был передан на реставрацию в ГИМ. Однако до последнего времени он оставался в том же виде, что и был взят во время раскопок. И только обнаружение нового, практически полностью разграбленного могильника писеральско-андреевского типа возле пос. Пильна на юге Нижегородской области [Зубов и др., 2011; Зубов, 2011] и поступление части грабительской коллекции в ГИМ вызвало новый интерес к находкам защитного снаряжения в регионе. Среди смешанных и разрозненных материалов из погребальных комплексов могильника, переданных в музей, был один шлем хорошей сохранности и части второго, сильно фрагментированного шлема. Именно эти находки вызвали значительный интерес и необходимость вновь обратиться к материалам раскопок Андреевского кургана. Авторы статьи вместе с реставратором П.В. Бирюковым предприняли попытку восстановить конструкции пяти шлемов из Андреевского кургана, Пильнинского и Кипчаковского могильников на возможном, {↑95} учитывая сильные разрушения и утраты, уровне. В статье использованы рисунки авторов, а также художественные реконструкции, сделанные А.Е. Негиным.

Первый железный шлем из разграбленного погребения Пильнинского I могильника представляет конструкцию, состоящую из обода шириной 61-63 мм, диаметром 226×196 мм, несколько уплощенного с боков (рис. 2). Купол образован центральной продольной полосой шириной 65 мм, к которой с двух сторон изнутри приклепаны две боковые широкие пластины шириной 66-67 мм, оставшееся пространство изнутри закрыто четырьмя подтреугольными сегментами размерами примерно 110×120 мм. Шлем имеет значительные утраты примерно четверти объема, однако в целом он имел весьма хорошую сохранность. По нижней части обода, примерно на две трети его протяженности, отмечен ряд отверстий диаметром 2,8-3 мм, вероятно, предназначенные для крепления бармицы. Пластины, обод и сегменты скреплены между собой заклепками, имеющими пирамидальную форму, размерами 4,3-5 мм. Высота шляпок заклепок 2,8-3,2 мм. Центральная пластина скрепляет боковые пластины и сегменты семью парами заклепок. Высота шлема 160 мм. В верхней части на центральной пластине прослежены остатки выступа четырехгранного сечения размерами 7,2×7,4 мм. Форма купола округлая, чуть сжатая с боков. Возможно, часть кольчужных обломков могла относиться к бармице шлема.

Рис. 2. Шлем 1 из Пильнинского I могильника

Второй шлем из Пильнинского I могильника сохранился в нескольких фрагментах, которые позволяют реконструировать конструкцию шлема (рис. 1, 4). Купол шлема был собран из узких вертикальных пластин {↑96} шириной около 20 мм, скрепленных двумя рядами заклепок и сведенных под круглую пластину, где они также были заклепаны. Пластины крепились одна на другую, внахлест. Нижний обод в конструкции отсутствовал. Точные размеры по сохранившимся фрагментам определить затруднительно. К шлему могли относиться и крупные пластины, из которых могла быть набрана бармица. Размеры пластин 30×16 мм, по центру прослеживается вертикальное ребро, возле прямоугольного края отмечены два отверстия. Полностью сохранились три экземпляра, остальные в сильно фрагментированном состоянии.

Депаспортизированные вещи из разграбленных погребений Пильнинского I могильника типологически укладываются в промежуток между инвентарем памятников типа Андреевка-Староардатово и Писералы-Климкино [Зубов, 2011]. При этом можно отметить тяготение вещевого инвентаря к погребениям второй и третьей хронологических групп Андреевского кургана и ранним погребениям Писеральского курганного могильника. Таким образом, время совершения захоронений на Пильнинском I могильнике предварительно можно ограничить II в. н.э. [Зубов, 2011. С. 85].

Рис. 3. Распространение шлемов на территории Поволжья в могильниках I-V вв. н.э.:

1 – Андреевский курган; 2 – Пильнинский; 3 – Степановский; 4 – Первомайский; 5 – Худяковский; 6 – Суворовский; 7 – Тюм-Тюм; 8 – Тураевский; 9 – Тарасовский; 10 – Нивский; 11 – Кудашевский; 12 – Кипчаковский

Шлемы из Андреевского кургана были найдены вместе с кольчугами в погребениях 25/1 и 50. Погребенный в центральной коллективной могиле 25 находился в центральной части могильной ямы на помосте и сопровождался двумя вооруженными воинами, которые лежали по сторонам от него. К ним в ноги, {↑97} поперек могилы в юго-западной части, был брошен слуга или раб, в северо-восточной части были найдены череп и конечности коня. Остатки шлема лежали на сложенной в изголовье кольчуге, так же как и в погребении 50. Основное захоронение «вождя» (погр. 25/1) сопровождалось длинным массивным палашом с однолезвийным клинком, двулезвийным кинжалом с кольцевым навершием, копьем и двушипным дротиком с длинными втулками, колчанным набором из железных и костяных наконечников стрел. Среди погребального инвентаря следует также отметить наличие конского снаряжения – удил [Гришаков, Зубов, 2009. С. 102-103. Рис. 11 и сл.].

Шлем из погребения 25/1 Андреевского кургана (рис. 1, 2) сохранился фрагментарно. Купол был набран также как у второго пильнинского, из узких (около 20 мм) вертикальных пластин. Способ крепления на имеющихся фрагментах не прослеживался, но можно предположить, судя по креплению пластин внахлест, что он был аналогичен шлему 2 из Пильны. Из-за фрагментарности шлема из погребения 25 невозможно точно восстановить верхнюю часть купола и способ крепления пластин в этой части. Е.В. Лурье в своих статьях [Лурье, 2012. С. 163. Рис. 2, 2], приводит рисунок, а в статье 2013 года упоминает как о данности об Y-образных пластинах, входящих, по мнению автора, в конструкцию шлема [Она же, 2013. С. 276], и, судя по контексту статьи, относит этот шлем к типу «ажурных». Однако авторы статьи, также работавшие с материалами Андреевского кургана в Историческом музее (что позволило сделать первые реконструкции данных шлемов), не могут подтвердить подобную конструкцию узкопластинчатого шлема из Андреевского кургана. К шлему также относились наборные науши, которые состояли из узких горизонтальных пластин, сужающихся от верхней части к нижней, по краям которых сохранились следы от обшивки органическим материалом. Наличие или отсутствие нижнего обода, а также размеры купола установить не удалось; по аналогии со шлемом 2 из Пильны, он мог отсутствовать. Выявить среди фрагментов остатки чешуйчатой бармицы не удалось.

В погребении 50, кроме защитного вооружения, захороненный сопровождался копьем, от которого сохранился наконечник на длинной втулке, длинным палашом, двумя колчанными наборами из железных и костяных наконечников стрел. На ступеньке могильной камеры был положен череп коня и останки человека без инвентаря, очевидно раба, сопровождавшего «хозяина» могилы в загробный мир [Гришаков, Зубов, 2009. С. 111-112. Рис. 12].

Шлем из погребения 50 Андреевского кургана (рис. 1, 1) также, как и предыдущий, сильно фрагментирован. Конструкция, по всей видимости, состояла из нескольких крупных по размеру сегментов купола, собранных на заклепках под плоскую пластину-навершие, а в нижней части закрепленных широким ободом. Фрагментов кольчужной или чешуйчатой бармицы не выявлено.

Погребение 56 Кипчаковского I курганно-грунтового могильника, где был обнаружен железный пластинчатый шлем [Зубов, 2011. С. 104], располагалось на южной окраине некрополя. Это наиболее поздняя часть памятника, погребальные комплексы которого датируются рубежом эр – I веком н.э. Захоронение было подвержено ритуальному разрушению, собственно, как и многие другие мужские погребения. Шлем находился в изголовье, в восточной части могилы. При нарушении целостности погребения шлем был потревожен и развалился на две части. Купол шлема собран из узких вертикальных трапециевидных пластин, которые скреплены друг с другом шнуровкой через два ряда отверстий (в нижней и средней части) внахлест, в верхней части пластины скреплены также через отверстия под круглое плоское навершие. По мнению реставратора, к шлему относились пластинчатые науши, собранные из горизонтальных узких пластин, собранных внахлест, по всей видимости, на кожаных ремнях и обшитые по краю кожей¹. Следы кожи прослежены и по нижней кромке пластин купола, что, очевидно, также указывает на обшивку кожей. К бармице относились прямоугольные пластины с полукруглым краем, на каждой из которых располагалось по шесть отверстий, два по центру сверху и снизу, и две пары расположенных по краям. В области ног были найдены обувные бронзовые кольчатые застежки с неподвижным крючком (отдел Б, тип 2, вариант А по Б.Б. Агееву [1992. Табл. 11, 4]). Подобные застежки типичны для комплексов пьяноборской и кара-абызской археологических культур и широко датируются в пределах II в. до н.э. – II в. н.э., но при этом большинство их встречается в комплексах рубежа эр (I в. до н.э. – I в. н.э.).

Учитывая то, что находки из Пильны были сделаны грабителями, достоверно представить погребальную обрядность и вещевой состав комплексов невозможно. Можно лишь провести аналогии с инвентарем Андреевского кургана, отмечая максимальное сходство многих категорий вещей и несомненные параллели этих двух памятников [Зубов и др., 2011; Зубов, 2011]. Отличие заключается в отсутствии курганной насыпи (во всяком случае, авторы не обнаружили ее следов во время натурного обследования памятника в 2009-2010 гг.) и достаточно необычном расположении могильника на краю высокого склона коренного плато.

Материалы Андреевского кургана и Пильнинского I могильника очень близки друг другу и практически синхронны. Датировка захоронений Андреевского кургана в настоящее время признается в {↑98} пределах I – начала II века. Одним из важных хроноиндикаторов являются фибулы серии «Aucissa», найденные в нескольких погребениях кургана. Традиционно их датируют первой половиной I века [Амброз, 1966. С. 26]. Верхняя дата погребений может быть определена в пределах первой четверти II века [Гришаков, Зубов, 2009. С. 41-53]. Доступные для анализа материалы из Пильны позволяют сделать предварительное отнесение их ко II в. н.э.

Описанные находки из Поволжья на данный момент являются одними из наиболее ранних находок шлемов в регионе, что, несомненно, вызывает к ним особое внимание при изучении генезиса защитного снаряжения в римское время.

В последнее время ряд отечественных и зарубежных исследователей представили свои варианты происхождения развития составных шлемов [Лурье, 2012, 2013; Кармов, 2009; Мiks, 2009; Glad, 2009]. Немецкие и французские коллеги не знакомы с находками из Поволжья. Д. Глад и Т. Кармов, по всей видимости, работали только с публикациями находок, которые в большинстве случаев, учитывая минимальную детализацию рисунков в публикациях, не позволяют детально изучать конструкции шлемов. Впрочем, это касается практически всех находок, происходящих из Восточной Европы. Е.В. Лурье лично работала с находками, в том числе и с вышеописанными, хранящимися в ГИМ. К. Микс имеет богатый опыт работы с находками шлемов в Римско-германском музее. В этой связи работы вышеназванных исследователей представляют несомненный интерес, особенно в плане классификации и картографирования находок. Поскольку вопрос генезиса шлемов в Поволжье непосредственно связан с генезисом восточноевропейских шлемов в целом, то это обстоятельство позволяет рассмотреть один из самых ранних этапов их формирования.

К. Микс предлагает следующую классификацию [Miks, 2009. Abb. 4. S. 102-105] конструкций шлемов:

• Kammhelm – шлемы, в конструкции которых главную роль играет выступающий гребень, скрепляющий либо половинки корпуса, либо сегменты и полосы, образующие корпус шлема.
• Bandhelm – в данной конструкции в основе лежит одна продольная полоса, к которой крепятся два-четыре сегмента.
• Kreuzbandhelm – разновидность bandhelm, в которой две основные полосы пересекаются и к ним крепятся четыре сегмента корпуса шлема.
• Spangenhelm – к данному типу по К. Миксу относятся шлемы, купол которых состоит из широких пластин и сегментов (от четырех до шести), скрепленных в верхней части под круглой пластиной.
• Skeletthelm – шлемы, состоящие из «ажурных» узких пластин, между которыми остается незащищенное пространство.
• Kalottensegmenthelm – шлемы, состоящие из скрепленных между собой сегментов, без полос.
• Lamellenhelm – в данной конструкции корпус шлема составлен из многочисленных узких вертикальных полос, собранных между собой.

Данная классификация достаточна для описания большинства известных нам восточноевропейских шлемов, однако требует несомненной детализации и уточнений.

Первую отечественную попытку классификации шлемов, предпринятую Е.В. Лурье [2012], нельзя признать удачной в связи с очевидной терминологической путаницей, возникшей в публикации. Собственно, детальная критика работ Е.В. Лурье не входит в задачи данной работы. Следует лишь отметить некоторые моменты, связанные с находками и проблемами, рассматриваемыми в нашей статье.

Автор выделяет по конструкции группы, по сочетанию признаков конструкции – типы, подтипы – по средствам дополнительной защиты и варианты – по декоративному оформлению. Исходное определение групп по наличию или отсутствию «каркаса» весьма сомнительно – так как в любой из разновидностей шлемов имеется каркас, будь то на жестком или гибком сочленении. Играют роль другие признаки, упоминаемые автором почему-то не на первом месте – форма и конструкция шлема. Автор постоянно путает термины и в середине статьи делит уже «пластинчатые» шлемы на три группы – «ламинарные», «каркасно-ламинарные», при этом третья заявленная группа в описании отсутствует [Лурье, 2012. С. 159]. Ламинарными автор считает шлемы, купола которых набраны из узких вертикальных пластин, скреплённых ободами и навершиями – к которым автор относит сяньбийские шлемы. Каркасно-ламинарными признаны шлемы с вертикальным каркасом (?) из дуг, пространство между которыми заполнено вертикальными пластинами или ажурными элементами. К этой группе отнесены находки из Поволжья и Северного Кавказа и Прикубанья (Тбилисская, Нивский, Кишпек, Тюм-тюм). Е.В. Лурье достаточно подробно рассматривает историографию исследований, связанных с исследованием боевых оголовий, и характеризует отдельные находки в соответствии с созданной типологией. В том числе используя неопубликованные и сильно фрагментированные находки из Поволжья, однако ни разу не ссылаясь ни на авторов раскопок, ни на места хранения вещей и авторство гипотетических реконструкций.

«Каркасный» тип шлемов описывается уже в последней части. Шлем из станицы Тбилисской, собранный из Y-образных пластин, объявляется синтезом «каркасных» и «ламинарных». И ниже следует объяснение, что каркасные шлемы – «каркасносекторные шпангенхельмы», пространство между дугами которых заполнено цельными кусками металла подтреугольной формы. В качестве примера приводится находка из Пильнинского могильника в Нижегородской области и находки, опубликованные И. Бажаном среди собранных им сведений с грабительских сайтов Интернета. При этом последние находки из Краснодарского края отнесены автором также к I веку, что совершенно не соответствует их типологическим признакам (эти находки относятся к эпохе переселения народов – раннему средневековью). В итоге автор приходит к выводу о том, что во II-III веках в европейском Барбарикуме характерны «каркасные шлемы», а на востоке развивается «ламинарная» конструкция, «пластинчатые» же шлемы {↑99} попадают в Южную Корею и Японию.

Рис. 4. Классификация наборных шлемов по К. Миксу [Miks, 2009]

В целом, работа Е.В. Лурье производит впечатление весьма хаотичного и поверхностного исследования, в котором присутствует ряд интересных наблюдений и замечаний, однако полностью отсутствует логичность. Автор, постулируя огромную по объёму информации тему, в итоге не смог составить ни адекватной типологической схемы, ни, к сожалению, даже подробного каталога – что было бы для изучения проблемы гораздо более значимым событием. Однако уже в следующей работе Е.В. Лурье развивает попытки классифицировать шлемы от Японии до Византии [Лурье, 2013. С. 268-279]. Она отказывается от термина «ламинарный» и шлемы на сей раз именуются «составными», что, несомненно, ближе к истине. При этом, судя по библиографии и ссылкам по тексту, следует отметить знакомство Е.В. Лурье со статьей Кристиана Микса [Miks, 2009], в которой приводятся достаточно точно разработанные и используемые в европейской науке термины, связанные с конструкцией шлемов. Однако это не явилось препятствием для создания ею своей собственной терминологии. Предлагаемая новая классификация состоит из восьми групп, к которым отнесены «шлемы с продольным каркасом», «шлемы с крестовым каркасом», «шлемы с горизонтальным каркасом (с горизонтальными обручами)», «каркасно-ламинарные шлемы», «ламинарные «пластинчатые»» шлемы, «ламеллярные (чешуйчатые) шлемы», «шлемы с горизонтальным делением тульи», «шлемы с горизонтальными {↑100} дугами и навершием». Внутри этих групп выделено 19 типов [Лурье, 2013. Табл. 2].

Рассматривая предложенные К. Миксом и Е.В. Лурье классификации, несомненно, следует отметить большую ясность в работе немецкого исследователя, выделяющего основные конструктивные особенности шлемов, но для обоих вариантов все же заметна некоторая расплывчатость в группировке находок.

Рис. 5. Составные шлемы из могильников Прикамья:

1 – Суворовский, погр. 27; 2 – Тюм-Тюм, погр. 36; 3 – Рождественский, погр. 235; 4 – Рождественский, погр. 265 (по иллюстрациям Д.Г. Бугрова)

Наблюдения за общим генезисом шлемов, в первую очередь в Европе, позволяют разделить их конструкции {↑101} на цельнокупольные и составные. Нас интересует именно второй тип, внутри которого, как нам представляется, следует объединять ряд генетически связанных конструктивными особенностями типов шлемов, среди которых конструктивно выделяются три крупные группы:

1. 1. Пластинчатые (каркасные, узкопластинчатые купольные и др.).
2. 2. Сегментно-пластинчатые (гребневые, сегментно-пластинчатые с продольным, крестовым и купольным каркасом и др.).
3. 3. Сегментные.

Из этих групп наиболее распространенными в римское время оказываются первая и вторая, тогда как образцы третьей (сегментные) распространяются уже в раннем средневековье.

Дальнейшее разделение следует производить в рамках каждой группы, где, несомненно, выделяется множество разновидностей.

Кроме основных групп шлемов, несомненно, существуют и переходные, комбинированные типы, однако они пока единичны, и их выделение в самостоятельные разновидности возможно только после появления серий таких находок.

Это небольшое отступление, посвященное различному прочтению и необходимости унификации описания шлемов позволит, на наш взгляд, в дальнейшем избежать терминологической путаницы, которая и так изобилует в достатке, учитывая вещеведческий характер археологических источников.

В настоящее время мы наблюдаем практически одновременное появление узкопластинчатых шлемов и сегментно-пластинчатых шлемов, которое археологически фиксируется в Среднем Поволжье в I в. н.э. В начале II века, судя по изображениям на колонне Траяна, этот тип вооружения был уже хорошо известен сарматам Северного Причерноморья. В конструкции узкопластинчатых шлемов присутствуют три элемента, повторяющиеся и на Кипчаковском могильнике, и на памятниках в Посурье: купол из связанных или склепанных между собой внахлест узких пластин, закрепленных и усиленных сверху круглой пластиной-навершием. Дополнительными элементами на шлемах были крупночешуйчатые бармицы и гибкие науши, набранные из горизонтальных пластин. Сегментно-пластинчатый шлем из Пильны сопровождался только кольчужной бармицей.

Дальнейшее развитие узкопластинчатых шлемов в Волго-Камском регионе фиксируется на археологическом материале уже на рубеже IV-V вв., кроме того, они находят аналогии в погребениях сарматской знати на Северном Кавказе и в Прикубанье [Бетрозов, 1987; Берлизов, 1998; Васильев, Кармов, 2008; Ждановский, 1984; Сазонов, 1992]. Но, как мы видим на примере могильника у хутора Городской, тип вооружения и формы шлемов отличались от поволжских, и были гораздо ближе изображениям сарматов в Керченских склепах [Istvánovits, Kulcsár, 2001. Fig. 6]. Сегментно-пластинчатые шлемы типа первого шлема из Пильны получают широкое распространение уже во втором веке, и также фиксируются в памятниках римского изобразительного искусства.

Вполне возможно, что впоследствии именно они влияют на формирование конструкций позднеримских шлемов.

Однако причины распространения составных конструкций в варварском мире и в Римской армии представляются разными. Для варваров использование такой конструкции можно объяснить сравнительной простотой изготовления. Особенно это касается узкопластинчатых шлемов, для чего не требовалось мастеров высокой квалификации и качественного металла для вытяжки широких пластин. В римской империи, с учетом значительного роста численности армии, требовалась новая организация производства, которая позволяла бы производить значительное количество вооружения, в том числе и защитного. Переход на составные конструкции позволил наладить массовое производство шлемов в многочисленных римских мастерских [Негин, 2008. С. 175177]. При этом нельзя исключать проникновение деталей конструкций из античного мира в кочевническое вооружение. Такими, возможно, являются сплошные науши с шарнирным креплением, широко известные в античном мире, также, как и назальные пластины с длинным наносником. В то же время, некоторые элементы восточных шлемов пытаются использовать в имперском вооружении (напр., чешуйчатые науши у гребенчатого шлема из Австрии) [Негин, 2010. Рис. 6].

Таким образом, в поволжских памятниках писеральско-андреевского типа мы наблюдаем картину пересечения двух традиций в конструктивных особенностях шлемов.

Более ранняя, наборная узкопластинчатая конструкция фиксируется по археологическим материалам в Приуралье на рубеже эр, скорее всего в I в. н.э. (Кипчаковский I курганно-грунтовый могильник). Представляется возможным связать появление подобных шлемов с восточной волной алан, появившихся их глубин Центральной Азии в это время в Волго-Уралье. В данном контексте вполне уместно рассматривать гунно-сяньбийские и китайские аналогии шлемов. Такое предположение базируется, в том числе, на находках мечей китайского облика (с бронзовым перекрестием) из Ново-Сасыкульского, Камышлы-Тамакского, Кипчаковского могильников пьяноборской культуры на северо-западе Башкортостана и почти двух десятков аналогичных клинков из среднесарматских захоронений Волго-Донья и Заволжья [Скрипкин, 2000. С. 18-19]. Находки мечей такого типа имеются в памятниках саргатской культуры на Иртыше и в различных памятниках Средней Азии (см. литературу: [Скрипкин, 2000. С. 18]).

Близкая конструкция шлемов из Андреевского кургана и Пильнинских находок кипчаковскому шлему из погребения 56 в очередной раз показывает устойчивую связь этих памятников и направление этой связи по линии Кипчаково – Андреевка. Подтверждением этому служат также находки вырубленных верхних человеческих челюстей со сквозными отверстиями для подвешивания (Кипчаковский могильник, надмогильное сооружение погребений 12 и 13; Андреевский курган, погребения 25/1 и {↑102} 37/41). Верхние челюсти были вырублены из черепа таким образом, что захватывалась небная кость. Отверстия просверливались в том месте, где имеется вход ветви тройничкового нерва. Сверление производилось снаружи и часто захватывало корни соседних зубов [Степанов, 1973. С. 86].

Лишь еще одна находка вырубленной верхней челюсти зафиксирована в Игнатьевской пещере, в слое раннего железного века [Зубов, 2011. С. 100-101]. Других аналогий этому жестокому свидетельству показателя воинской доблести (воинские трофеи) больше нигде нет. Справедливости ради следует отметить другие, близкие находки подобного рода из башкирских материалов пьяноборской культуры – нижняя человеческая челюсть со сквозными отверстиями была найдена на городище Серёнькино [Иванов, 2003. С. 202] и упоминавшийся уже комплекс из надмогильных сооружений Кипчаковского могильника [Зубов, 2004. С. 269-270. Рис. 5, 1; 6]. Некоторые элементы отдельных категорий погребального инвентаря из Андреевки и Пильны также имеют истоки в материалах пьяноборской культуры в целом и Кипчаковского могильника – в частности.

Сегментно-пластинчатые шлемы, на наш взгляд, имеют другой вектор распространения и своим происхождением связаны с юго-западным направлением. Появление такого типа шлемов можно связывать с участием воинов, захороненных в Андреевском и Староардатовском курганах, Пильнинских I и II могильниках, в походах к границам Римской империи в составе сармато-аланской конфедерации или с германскими отрядами. Тогда становится понятным наличие в поволжских писеральско-андреевских захоронениях шлемов и кольчуг, копий-пилумов, некоторых типов воинских поясных пряжек (к примеру, маркоманских), римской металлической посуды и фибул «Aucissa», а также других категорий вещей, отражающих общие элементы воинской культуры того времени.

Синкретичный характер погребального инвентаря (имеющего как местные, так и западные, восточные, южные аналогии), сложная погребальная обрядность (исследованная более полувека назад далеко не лучшим образом) Андреевского кургана и вырванные грабителями из археологического контекста вещи Пильнинского I могильника не позволяют сегодня однозначно ответить на вопросы происхождения шлемов из этих памятников.

При этом наличие предметов защитного вооружения (и шлемов в том числе) в поволжском регионе со всей очевидностью демонстрирует общий уровень развития вооружения в первых веках нашей эры и сложные процессы заимствования, выработки и апробации наиболее оптимальных образцов оружия.

Список литературы

Агеев Б.Б. Пьяноборская культура. Уфа: БНЦ УрО РАН, 1992. 140 с. [назад к тексту]

Амброз А.К. Фибулы юга Европейской части СССР (II в. до н.э. – IV в. н.э.) // САИ. Вып. Д1-30. М.: Наука, 1966. 112 с. [назад к тексту]

Бажан И.А., Гей О.А. К вопросу о происхождении «прикамских» ажурных шлемов // Проблемы хронологии эпохи Латена и римского времени / Отв. ред. М.Б. Щукин, О.А. Гей. СПб.: Научно-археологическое объединение «Ойум», 1992. С. 115-121. [назад к тексту]

Берлизов Н.Е. О нескольких забытых находках круга «Золотого кладбища» // Древности Кубани. Вып. 8 / Отв. ред. А.В. Пьянков. Краснодар: Краснодарский государственный историко-археологический заповедник, 1998. С. 10-14. [назад к тексту]

Бетрозов Р.Ж. Захоронение вождя гуннского времени у сел. Кишпек в Кабардино-Балкарии // Северный Кавказ в древности и средние века / Отв. ред. В.И. Марковин. М.: Наука, 1980. С. 113-122. [назад к тексту]

Бетрозов Р.Ж. Курганы гуннского времени у селения Кишпек // Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии в 1972-1979 гг. Т. 3 / Отв. ред. В.И. Марковин. Нальчик: Эльбрус, 1987. С. 13-25. [назад к тексту]

Васильев А.А., Кармов Т.М. Шлем из княжеского погребения у с. Кишпек // НАВ. Вып. 9. 2008. С. 238-246. [назад к тексту]

Волков С.Р., Голдина Р.Д. Шлемы Тарасовского могильника // УАВ. Вып. 2. 2000. С. 98-110. [назад к тексту]

Генинг В. Ф. Азелинская культура III-V вв. (Очерки истории Вятского края в эпоху великого переселения народов) // ВАУ Вып. 5. Свердловск-Ижевск, 1963. 195 с. [назад к тексту]

Гришаков В.В. Хронология мордовских древностей III-IV вв. Верхнего Посурья и Примокшанья // Пензенский археологический сборник. Вып. 2 / Отв. ред. Г.Н. Белорыбкин. Пенза: Пензенский институт развития образования, 2008. С. 82-138. [назад к тексту]

Гришаков В.В., Зубов С.Э. Андреевский курган в системе археологических культур раннего железного века Восточной Европы. Казань: Институт истории АН РТ, 2009. 173 с. [назад к тексту]

Ждановский А.М. Подкурганные катакомбы Среднего Прикубанья первых веков нашей эры // Археолого-этног-рафические исследования Северного Кавказа / Отв. ред. Н.И. Кирей. Краснодар: Кубанский государственный университет, 1984. С. 72-99. [назад к тексту]

Зубов С. Э. Проблемы этнической дивергенции пьяно-борского этноса // Вопросы археологии Урала и Поволжья. Вып. 2 / Отв. ред. Д.А. Сташенков. Самара: Самарский университет, 2004. С. 267-279. [назад к тексту]

Зубов С.Э. Воинские миграции римского времени в Среднем Поволжье (ЫП вв.): миграционные процессы в формировании новой этнокультурной среды по материалам археологических данных. Saarbrücken: LAP LAMBERT Academic Publishing GmbH & Co. KG. 2011. 208 с. [назад к тексту]

Зубов С.Э., Лифанов Н.А., Радюш О.А. Новые памятники Андреевского типа на территории Нижегородской области (предварительное сообщение) // Вояджер: мир и человек. Вып. 1 / Отв. ред. А.В. Богачев. Самара: Самарская академия государственного и муниципального управления, 2011. С. 13-30. [назад к тексту]

Иванов В.А. Городище Серёнькино – памятник пьяноборской культуры в низовьях реки Белой // УАВ. Вып. 4. 2003. С. 199-215. [назад к тексту]

Кармов Т.М. Позднеримские шлемы типа «Spangenhelme» // Историко-археологический альманах. Вып. 9 / Отв. ред. Р.М. Мунчаев. Армавир: Армавирский краеведческий музей, 2009. С. 69-73. [назад к тексту]

Кожухов С. П. Закубанские катафрактарии // Материальная культура Востока / Отв. ред. Л.М. Носкова, Т.К. Мкртычев. М.: Наука, 1999. С. 159-190. [назад к тексту]

Лурье Е.В. Генезис ламинарных шлемов I-III вв. н.э. // Stratum plus. № 4. 2012. С. 157-170. {↑103} [назад к тексту]

Лурье Е.В. Шлем из могильника у с. Кишпек и классификация шлемов с составным куполом римского времени // Третья международная археологическая конференция. Проблемы древней и средневековой археологии Кавказа памяти Г.К. Шамба / Отв. ред. В.Ш. Авидзба. Сухум: РУП Дом печати, 2013. С. 268-278. [назад к тексту]

Негин А.Е. Позднеримские шлемы: проблемы генезиса // Antiquitas Aeterna. Война и дело в античном мире. Вып. 2 / Отв. ред. А.В. Махлаюк. Саратов: Саратовский университет, 2007. С. 335-359. [назад к тексту]

Негин А.Е. Об экономических аспектах оружеиного производства в Риме эпохи Принципата // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Вып. 6. Нижний Новгород, 2008. С. 171-177. [назад к тексту]

Негин А.Е. Позднеримские шлемы с продольным гребнем // Germania-Sarmatia II / Отв. ред. О.А. Щеглова, М.М. Казанский, В. Новаковский. Калининград-Курск: Klaipėdos universiteto leidykla, 2010. С. 343-357. [назад к тексту]

Павлихин А.В. Комплекс вооружения племен сурско-окского междуречья в III-V вв. // Археология Восточноевропейской лесостепи / Отв. ред. Г.Н. Белорыбкин, В.В. Ставицкий. Пенза: Пензенский государственный педагогический университет, 2003. С. 392-409. [назад к тексту]

Сазонов А.А. Могильник первых веков нашей эры близ хутора Городского // Вопросы археологии Адыгеи / Отв. ред. Д.Х. Мекулов. Майкоп: Адыгея, 1992. С. 244-274. [назад к тексту]

Скрипкин А. С. Новые аспекты в изучении истории материальной культуры сарматов // НАВ. Вып. 3. 2000. С. 17-40. [назад к тексту]

Степанов П.Д. Андреевский курган (предварительное сообщение) // Труды МНИИЯЛИЭ. Вып. XXVII. Саранск, 1964. С. 206-267. [назад к тексту]

Степанов П.Д. Андреевский курган // Этногенез мордовского народа (Материалы научной сессии. 8-10 декабря 1964 года) / Отв. ред. А.Х. Халиков. Саранск: Мордовское книжное изд-во, 1965. С. 47-52. [назад к тексту]

Степанов П.Д. Воинские трофеи в погребениях Андреевского кургана Мордовской АССР // КСИА. 1973. № 136. С. 86-91. [назад к тексту]

Степанов П.Д. Андреевский курган (к истории мордовских племен на рубеже нашей эры). Саранск: Мордовское книжное изд-во, 1980. 108 с. [назад к тексту]

Glad D. Origine et diffusion de l`equipment defensive corporel en Méditerranée orientale (IVe-VIIIe s.) BAR int.ser.1021. Oxford, 2009. 162 p. [назад к тексту]

Glad D. The empire`s influence on Barbarian elites from the Pontus to the Rhine (5-th-7th centuries): a case study of Lamellar weapons. // The Pontic-Danubian Realm in the period of the Great Migration. (Collège de France – cnrs Centre de recherché d`histoire et civilization de Byzance. Monographies 36). Paris-Beograd, 2012. S. 349-362. [назад к тексту]

Istvánovits E., Kulcsár V. Sarmatians with the eyes of strangers. Sarmatian warrior. // International Connections of the Barbarians of the Carpathian Basin in the 1st–5th centuries A.D. (Múzeumi Füzetek (Aszód) 51 – JAMK 47). Ed. Istvánovits E., Kulcsár V. Is Aszód–Nyíregyháza, 2001. P. 139-170. [назад к тексту]

Kacige u Hrvatskoj. Zagreb, 2001. 234 p. [назад к тексту]

Miks C. Vom Prunkstück zum Altmetall – Ein Depot spätrömischer Helmteile aus Koblenz. Begleitbuch zur Austellung im Römisch-Germanischen Zentralmuseum 26 september bis 16 november 2008. Mosaiksteine 4. Mainz 2008. 58 s. [назад к тексту]

Miks C. Relictes eines frühmittelalterlichen oberschitgrabes? Überlegungen zu einem Konvolut bemerkenswerter Objekte aus dem Kunsthandel // Jahrbuch des Römisch-germanischen zentralmuseums Mainz. 56. Mainz, 2009. S. 395-538. {↑104} [назад к тексту]

S. Zubov, O. Radyush

Helmets of the Middle Volga Region in the Middle Sarmatian Period

In this paper the authors consider finds of helmets of the Piseralsko-Andreevka type monuments (the Andreevka mound, Pilninsky burial I) and those preceding them from Kipchakovo burial ground. The authors suggest to consider two traditions in the design features of helmets as if crossing in the monuments of the Oka- Sura-Volga basin. In the narrow lamellar helmets one sees an Eastern tradition brought in by the Sarmatians and possibly by the Ante- and TransUral population of the forest-steppe zone. The segment-plate helmets have a different propagation vector and their origins are linked to the south-western direction. The appearance of such protective arms can be attributed to the participation of soldiers buried in the Andreevka and Staroardatovo mounds, as well as in the Pilninsky I and II cemeteries, who participated in inroads to the borders of the Roman Empire as part of Sarmatian-Alan Confederation or Germanic troops.

---

1. Шлем был изъят автором раскопок С.Э. Зубовым вместе с монолитом земли для последующей разборки в лабораторных условиях. В волевых условиях пластин наушей и бармицы не зафиксировано. Реконструкция московскими коллегами кипчаковского шлема вызывает у одного из авторов (С.З.) определенные сомнения, особенно в части наличия пластинчато-горизонтальньгх наушей. Следует также отметить, что красивая художественная реконструкция показывает заклепки в средней части пластин шлема вместо имевших место отверстий для стягивания их ремешками.

Публикация:
Сарматы и внешний мир: Материалы VIII Всероссийской научной конференции "Проблемы сарматской археологии и истории", Уфа, ИИЯЛ УНЦ РАН, 12-15 мая 2014 г., Уфимский археологический вестник. №14, 2014, стр. 94-104