ХLegio 2.0 / Армии древности / Вооружение / О датировке эллинистических железных кирас из Южного Приуралья / Новости

О датировке эллинистических железных кирас из Южного Приуралья


А.В. Дедюлькин

Доспехи из п. 1 к. 1 Прохоровского могильника и п. 4 к. 4 могильника Бердянка-V широко известны специалистам. Оба панциря представляют несомненный интерес для изучения развития эллинистического защитного снаряжения. Они не становились прежде предметом отдельного исследования, а относительно их датировки1 и происхождения высказывались различные точки зрения.

Публикуя прохоровский доспех, М.И. Ростовцев мог ознакомиться с ним только по фотографии, поэтому привел очень краткое его описание. Он сопоставил доспех с панцирями эпохи «греческой высокой архаики» [Ростовцев, 1918. С. 61]. Фрагмент панциря, расположенный на фотографии горизонтально, М.И. Ростовцев посчитал нижним краем, к которому «на высоте живота приклепана была полоска железа … род пояса» [Там же. С. 12]. Судя по слабому изгибу и значительной ширине полосы окантовки, это фрагмент бокового края панциря. Датировка прохоровских курганов определялась М.И. Ростовцевым следующим образом: III-II вв. до н.э.2 [Там же. С. 79], IV-III и III3 вв. до н.э. [Rostovtzeff, 1922. Р. 124], II-I вв. до н.э. [Ростовцев, 1925. С. 611].

Описание М.И. Ростовцева воспроизвел Е.В. Черненко в соответствующем разделе своей монографии, добавив, что детали мускулатуры не были проработаны [Черненко, 1968. С. 53]. Тезис Е.В. Черненко принял и А.В. Симоненко [Симоненко, 1989. С. 70].

А.М. Хазанов констатировал импортное происхождение прохоровской кирасы [Хазанов, 1971. С. 52].

В.Н. Васильев и А.Х. Пшеничнюк предположили, что панцирь попал в Приуралье на рубеже IV-III вв. до н.э., в результате столкновений с «греко-македонянами». Также они отметили, что кирасы использовались и в Ахеменидском Иране4 [Васильев, Пшеничнюк, 1994. С. 128; Васильев, 2001. С. 75].

Н.Е. Берлизов полагает, что кираса из Прохоровки могла быть захвачена дахами – союзниками Дария III [Берлизов, 1997. С. 103], следовательно, сам панцирь должен был датироваться не позднее последней трети IV в. до н.э.

Прекрасной аналогией для прохоровской кирасы стал железный панцирь из п. 4 к. 4 могильника Бердянка-V. Передняя его часть была сильно разрушена коррозией, но спинная пластина сохранилась практически полностью, что позволило Н.Л. Моргуновой и Д.В. Мещерякову сделать важные наблюдения относительно конструкции и морфологии панциря [Моргунова, Мещеряков, 1999. С. 126. Рис. 3-4]. {↑84} Исследователи отметили близость прохоровской и бердянской кирас и указали на синхронность комплексов [Там же, 1999. С. 133]. Погребения бердянского могильника они широко датировали III-II вв. до н.э5.

В.Ю. Зуев первым сопоставил прохоровскую кирасу с железным панцирем из гробницы в Продроми6, отметил близость доспехов из Прохоровки и Бердянки и их возможное происхождение из одной мастерской [Зуев, 2000. С. 312-314]. Оба комплекса исследователь датировал рубежом II-I вв. до н.э. [Зуев, 2000. С. 312. Табл. II, 1]. Предложенный В.Ю. Зуевым вариант реконструкции прохоровской кирасы вызывает ряд возражений. Нижняя часть панциря не сохранилась, поэтому достоверно неизвестно, какой высоты он был, какой силуэт имел передний нижний край, какой профиль имели створки. Таким образом, это не реконструкция, а схема взаимного расположения сохранившихся фрагментов. Сопоставление с фотографиями показывает, что рисунок содержит ряд неточностей7.

Грудные мышцы, судя по фотографии, не были снабжены полусферическими выпуклостями, как это показано на рисунке (рис. 1, 1, 2). Примыкающая к отверстию для руки часть большой грудной мышцы подчеркнута в рельефе таким же образом, как на аналогичной кирасе из Продроми (рис. 1, 9). Верхний контур предполагаемой выпуклости больше похож на трещину. Мне не известно мускульных кирас и их изображений с таким оформлением груди. Возможно, предположение о наличии выпуклости возникло у В.Ю. Зуева при сопоставлении с фигурками Сапоговского клада. Исследователь высказал мысль, что одна из разновидностей фигурок изображает воина, одетого в мускульный панцирь [Зуев, 2000. С. 314. Табл. II, 4]. Это представляется маловероятным. Изображение достаточно подробное, чтобы увидеть гривну, браслет и пару кинжалов. На фигурке нет ни обрамления нижнего края, ни обрамлений отверстий для рук – никаких признаков того, что изображен панцирь [Зверь и человек, 2009. С. 348. Кат. 630-631].

Парные отверстия на сохранившейся части нагрудника прохоровской кирасы находятся ниже и ближе к вырезам для рук (рис. 1, 1), расстояние между ними больше, чем это показано на рисунке (рис. 1, 2). На панцире из Продроми видно, что отверстия служили для крепления кольца, фиксирующего наплечник, и декоративной накладки, изображающей сосок (рис. 1, 5). Ворот нагрудника нарисован по сохранившемуся фрагменту, где утрачена пластина окантовки (она упоминается М.И. Ростовцевым и есть на фотографии в издании 1918 г. – рис. 1, 4), изначально он был выше.

Б.А. Литвинский упомянул обе кирасы из Южного Приуралья в своем обзоре бактрийского вооружения и датировал их вв. до н.э.8, ссылаясь на мнение В.Ю. Зуева о хронологии бердянского комплекса. Как аналогию им он привел фрагмент бронзового панциря из крепости Кампыр-Тепе9, и железную кирасу из погребения в Продроми. Исследователь повторил мнение Е.В. Черненко и А.В. Симоненко о том, что кираса из Прохоровки гладкая, без изображения рельефа мускулатуры [Литвинский, 2001. С. 310, 344]. Существование таких кирас ранее предполагалось В.П. Никоноровым на основании анализа изобразительных источников. Но, вполне вероятно, что это не отличие реальных доспехов, а низкая детализация небольших и схематичных изображений, на что уже указывал Н. Секунда [Nikonorov, 2013. Р. 194. Footnote 53]. Мне не известно эллинистических кирас без моделировки анатомического рельефа (хотя бы сглаженного и схематичного), панцири из Южного Приуралья не являются исключением. Моделировка анатомического рельефа мягкая, сглаженная. Это характерно и для панциря из Продроми.

В.К. Федоров, исходя из анализа предметов комплекса, полагает, что датировку позже III в. до н.э. для кирасы из Бердянки предполагать невозможно. Исследователь указал на близость фурнитуры панцирей из Продроми и Бердянки. Отметив синхронность южноуральских комплексов с кирасами, он датировал их концом IV – III вв. до н.э. [Федоров, 2008. С. 81].

С рассуждениями В.К. Федорова полностью согласился Л.Т. Яблонский, отметив, что железные кирасы появляются в Греции еще в третьей четверти IV в. до н.э., судя по датировке погребения в Продроми [Яблонский, 2010. С. 72-73].

В недавних работах А.В. Симоненко поддержал датировку В.Ю. Зуева и предположил, что обе кирасы были захвачены во время разгрома Греко-Бактрии [Симоненко, 2008. С. 257; 2010. С. 129-131]. Относительно времени падения Греко-Бактрийского царства нет единства мнений, вероятно, это событие произошло около 129 г. до н.э. [Bopearachchi, 1991. Р. 74; Попов, 2008. С. 92], хотя предлагается и более поздняя дата, 100-99 гг. до н.э. [Попов, 2008. С. 94-95].

Таким образом, разные исследователи датируют прохоровский и бердянский комплексы с панцирями в диапазоне с конца IV в. до н.э. (для {↑85}


Увеличить

Рис. 1.

1, 3 – фрагменты кирасы из п. 1 к. 1 Прохоровского могильника, современное состояние [Яблонский, 2010. С. 186. Рис. 1, ]; 2 – графическая реконструкция прохоровской кирасы В.Ю. Зуева [Зуев, 2000. С. 313. Табл. II, 1]; 4 – фрагменты прохоровской кирасы, фото из публикации [Ростовцев, 1918. С. 14. Рис. 15, 1]; 5 – фурнитура кирасы из Продроми [Epirus…, 1997. Р. 56-57. Fig. 43]; 6 – фурнитура кирасы из п. 4 к. 4 могильника Бердянка-V [Моргунова, Мещеряков, 1999. С. 138. Рис. 4, 2]; 7 – шлем из Продроми [Rakatsanis, Otto, 1980. S. 56. Abb. 1]; 8 – дидрахма Пирра; 9 – кираса из Продроми [Epirus…, 1997. P. 56-57. Fig. 43]; 10 – спинная часть кирасы из п. 4 к. 4 могильника Бердянка-V [Мещеряков и др., 2012. С. 275. Рис. 5, 1] {↑86}


прохоровской кирасы не исключая последней трети IV в. до н.э.) до рубежа II-I вв. до н.э.

Нижняя хронологическая граница прохоровской и бердянской кирас определяется датировкой комплекса из Продроми. Найденный там мускульный панцирь является самым ранним железным доспехом подобного типа. А. Хоремис датировал комплекс из гробницы в Продроми третьей четвертью IV в. до н.э. [Χωρεμης, 1980. Σ. 18]. Он сопоставил панцирь со скульптурными изображениями на аттических наисках третьей четверти – второй половины IV в. до н.э. (рис. 2, 4-6). Бронзовая гидрия из погребения может быть широко датирована второй половиной IV в. до н.э. [Χωρεμης, 1980. Σ. 10]. Раннеэллинистических металлических гидрий известно очень мало, к концу IV в. до н.э. их производство практически прекращается [Sowder, 2009. Р. 294-295]. Шлемы из погребения, по мнению исследователя, относились к типу, распространенному с IV до II вв. до н.э. В качестве ранних аналогий А. Хоремис привел изображение на саркофаге Амазонок из Тарквиний (третья четверть – вторая половина IV в. до н.э.) и т.н. саркофаге Александра из Сидона (ок. 312 г. до н.э.). Датировка Хоремиса была принята Б.А. Литвинским, и вслед за ним Л.Т. Яблонским.

Д. Ракатзанис и Б. Отто датировали комплекс из Продроми временем Пирра, т.е. не ранее первой трети III в. до н.э. [Rakatsanis, Otto, 1980. S. 57]. Они также сопоставили кирасу с изображением на одном из аттических надгробий второй половины IV в. до н.э., но акцентировали внимание на датировке в пределах последней четверти столетия [Rakatsanis, Otto, 1980. S. 56]. Тем не менее, изображения подобных панцирей известны уже в третьей четверти IV в. до н.э. По этим рельефам нельзя определить, бронзовые или железные кирасы на них представлены.

Удачным аргументом исследователей можно признать сопоставление посеребренного шлема из Продроми с изображением шлема Ахилла на дидрахме царя Пирра (рис. 1, 7-8). Шлем на монете представляет собой причудливый гибрид, вероятно, не существовавший в реальности. Это изображение коринфского шлема, о чем свидетельствует наличие маски. Но сама маска непропорционально мала, достаточно сравнить это изображение с изображением коринфского шлема на голове Афины на близких по времени статерах Александра III. В остальном же изображение довольно реалистично представляет шлем псевдоаттического типа, в деталях близкий посеребренному шлему из Продроми: с фронтоном и волютами на передней части тульи и характерными «беотийскими» складками полей по краям козырька. Датировка Ракатзаниса и Отто была принята Ю.А. Виноградовым [Виноградов, 1997. С. 76], М. Хадзопулосом [Hatzopoulos, 2001. P. 51. Not. 5], Ю.Н. Кузьминым [Кузьмин, 2007а. С. 71], Д. П. Алексинским [Алексинский, 2008. С. 46], П. Жуэлем и Г. Саневым [Juhel, Sanev, 2011. P. 165].

Показательно, что другой шлем, найденный в Продроми, очень близок по форме и пропорциям богато украшенному шлему из гробницы воина у Карантинного шоссе близ Керчи [Алексинский, 2008. С. 47]. Это погребение надежно датируется по разнообразному инвентарю первой половиной – серединой III в. до н.э. [Виноградов, 1997. С. 75; Трейстер, 2010. С. 600]. Практически невозможно, чтобы столь близкие в деталях и пропорциях шлемы разделял почти вековой интервал.

Во второй половине – последней трети IV в. до н.э. доспехи из железа были очень дороги и редки, они принадлежали царям и полководцам, представителям военной элиты [Алексинский, 2008. С. 48]. Наиболее ранние эллинистические железные доспехи происходят из гробницы II Большого кургана в Вергине (336 или 317 гг. до н.э.10) и гробницы III в Айос Афанасиос (последняя четверть IV в. до н.э. [Τσιμπίδου-Αυλωνίτη, 2011. С. 351]). Панцири из Вергины и Айос Афанасиос не мускульные, они воспроизводят льняные доспехи (рис. 2, 1, 2), и состоят из отдельных прямоугольных пластин, соединенных шарнирами (рис. 2, 3). Они менее трудоемки в изготовлении, чем мускульная кираса. Вероятно, на рельефах второй половины IV в. до н.э. изображены бронзовые доспехи. Таким образом, датировка Хоремиса представляется заниженной, и комплекс из Продроми не старше первой трети III в. до н.э. Панцири из Южного Приуралья изготовлены не ранее этого времени.

А.В. Симоненко высказал тезис о том, что кирасы были «архаическим» доспехом, популярным лишь до эпохи раннего эллинизма, а позднее во всем античном мире сменились доспехами других типов [Симоненко, 2010. С. 130-131]. Е.В. Черненко характеризовал наборные панцири (чешуйчатые и ламеллярные) как прогрессивное явление по сравнению с кирасами11 и полагал, что изготовить их было сложнее [Черненко, 1968. С. 54-55].

Такая схема развития защитного снаряжения представляется излишне упрощенной. Мускульные панцири применялись на протяжении всей эллинистической эпохи. Можно согласиться с тем, что сам процесс изготовления наборного доспеха требовал {↑87}


Увеличить

Рис. 2.

1 – панцирь из гробницы II Большого кургана в Вергине, 336 или 317 гг. до н.э. [Andronicos, 1989. P. 139. Ill. 96]; 2 – панцирь из гробницы III в Айос Афанасиос, последняя четверть IV в. до н.э. [Τσιμπίδου-Αυλωνίτη, 2011. Σ. 355. Εχ. 1]; 3 – реконструкция панциря из Вергины; 4 – надгробие Аристонавта. Афины, ок. 330-320 гг. до н.э. [en.wikipedia.org]; 5 – надгробие воина. Афины, третья четверть IV в. до н.э. [en.wikipedia.org]; 6 – надгробие воина. Элевсин, Аттика, третья четверть IV в. до н.э. [Kaltsas, 2002. P. 190. Kat. 377]; 7 – надгробие Николая, сына Гадима. Гефира, Македония, рубеж IV-III в. до н.э. [Hatzopoulos, Juhel, 2009. P. 430. Fig. 5]; 8-9 – мускульные кирасы на рельефе фриза храма Афины Никефоры в Пергаме, 180-160-е гг. до н.э. [Bohn, 1885. Taf. XLVII, L]; 10-11 – кираса из Продроми, первая треть III в. до н.э. [Χωρεμης, 1980. Σ. 11-12. Εικ. 5-6]; 12 – спинная часть кирасы из п. 4 к. 4 могильника Бердянка V [Мещеряков и др., 2012. С. 395. Табл. I, 1] {↑88}


больше времени12. Но кираса сложнее в изготовлении технологически и требует более высокой квалификации кузнеца-оружейника. Изготовить большие, сложно-профилированные створки равномерной толщины несравненно труднее, чем небольшие пластины для чешуйчатых и ламеллярных доспехов. Для первой задачи требуется мастер высокого уровня, вторую можно поручить подмастерью. От оружейника требовалось не только изготовить прочную и красивую кирасу, но и сделать ее соразмерной и удобной (Xen. Mem. III, 10-15). Именно из-за необходимости точной подгонки по фигуре заказчика массовое производство мускульных кирас невозможно, в отличие от других типов корпусных доспехов (чешуйчатых, ламеллярных, льняных панцирей, кольчуг). В эллинистических армиях кирасы становятся принадлежностью военной элиты. Это было связано с переходом к массовому производству вооружения, упрощением и стандартизацией воинского снаряжения, поступавшего в царские арсеналы. В Амфипольской надписи, датируемой правлением Филиппа V (221-179 гг. до н.э.), металлические кирасы и нагрудники перечислены в снаряжении офицеров, в отличие от льняных панцирей (котфибов) остальных фалангитов. Штраф за утрату кирасы в шесть раз выше, чем за утрату котфиба [Hatzopoulos, 2001. P. 162].

Кирасы из Прохоровки и Бердянки не могут быть датированы уже, чем III-II вв. до н.э.13, т.к. эллинистические мускульные панцири не претерпевают за это время существенных конструктивных и морфологических изменений (рис. 2, 7-9). Близость фурнитуры бердянской кирасы и панциря из Продроми, отмеченная В.К. Федоровым, не столь велика, чтобы говорить об их синхронности. На плечевых клапанах кирасы из Продроми размещены львиные маски, есть накладки-соски (рис. 1, 5), которых нет на бердянском панцире. Сходство исчерпывается изображениями розеток на круглых накладках, но они отличаются в деталях (лепестки розеток из Продроми крупнее и занимают всю ширину пластинок, рис. 1, 5-6).

Уточнить датировку кирас помогает остальной инвентарь южноуральских комплексов и синхронных им погребений. Погребение 4 кургана 4 могильника Бердянка-V относится к тому же хронологическому горизонту, что и погребение 1 кургана 1, и погребение 3 кургана Б Прохоровского могильника [Федоров, 2008. С. 83-84; Трейстер, 2012а. с. 268]. Декор парадных ножен прохоровского кинжала находит аналогии в материалах погребения 6 кургана 5 могильника Бердянка-V (рис. 3, 7, 9), зооморфные окончания прохоровской гривны близки окончаниям бердянского браслета (рис. 3, 10, 12), серьги из этого же погребения близки серьгам из погребения 3 кургана Б Прохоровки (рис. 3, 6, 8). Этот момент уже отмечался В.К. Федоровым [2008. С. 84]. Некоторые из этих предметов выполнены в пост-ахеменидской традиции, их датировка была широко определена М.Ю. Трейстером «не ранее конца IV в. и не позднее конца III в. до н.э.» [Трейстер, 2012а. С. 271]. Также в бердянском комплексе с кирасой есть ажурные накладки на деревянный сосуд, близкие прохоровским по стилю, в обоих погребениях наконечники копий близких пропорций и колчанные наборы из железных черешковых наконечников стрел.

Датировка погребения 3 кургана Б определяется серебряным кубком македонского типа (рис. 3, 2-3). Ему были посвящены исследования А.С. Балахванцева с Л.Т. Яблонским [Балахванцев, Яблонский, 2006] и М.Ю. Трейстера [Трейстер, 2012б].

А.С. Балахванцев и Л.Т. Яблонский пришли к выводу, что прохоровский кубок относится к периоду не позднее середины – третьей четверти IV в. до н.э. Основанием для такой датировки стало отсутствие на тулове каннелюр и стилистика изображения ветви плюща [Балахванцев, Яблонский 2006. С. 104-105]. Среди близких по пропорциям и декору сосудов была приведена керамическая чаша из некрополя Скиатби из погребения последней четверти IV в. до н.э., но с оговоркой, что должно было пройти время, пока глиняные подражания распространились. Такой временной интервал (около 25 лет) маловероятен. Мода на определенные формы сосудов из драгоценных металлов, стекла и керамики едина, различается лишь цена изделий и целевая аудитория потребителей. Аналогичные по форме и декору сосуды всегда рассматриваются вместе и не различаются в датировке [см.: Vickers, Impey, Allan, 1986; Vickers, 2004; Ignatiadou, Lambrothanassi, 2013. P. 42]. Толщина стебля ветви плюща также не может служить признаком ранней датировки чаши. Подобные толстые стебли есть как в декоре ранних сосудов, второй половины IV в. до н.э. (рис. 3, 1), так и в декоре более поздних, например, на некоторых гидриях Гадра [Cook, 1966. Pl. 5, 21]. Вазы Гадра, рассматриваемые Б. Куком, датируются преимущественно в пределах 60-х гг. – второй половины III в. до н.э. Отсутствие каннелюр на тулове также не является датирующим признаком, т.к. есть керамические чаши позднего IV и первой половины III вв. до н.э. с гладким туловом [Pfrommer, 1987. S. 214. Taf. 46, b, с].

М.Ю. Трейстер провел детальный анализ морфологических особенностей, декора и размеров чаши, и пришел к выводу, что происхождение этого сосуда не связано с теми центрами, откуда происходят остальные кубки македонского типа. Исследователь отметил необычное оформление донца прохоровского кубка концентрическими окружностями и схематизированными точечными розеттами, не характерное для ранних сосудов и предложил датировать его концом IV – первой половиной III в. до н.э. [Трейстер, 2012б. С. 83-84]. Датировка М.Ю. Трейстера представляется более обоснованной. {↑89}


Увеличить

Рис. 3.

1 – чаша из погребения в Вырбице, вторая половина IV в. до н.э. [Venedikov, 1977. Pl. 7]; 2 – чаша из п. 3 к. Б Прохоровского могильника [Трейстер и др., 2012. С. 445. Цв. табл. 16.3]; 3 – декор чаши из п. 3 к. Б Прохоровского могильника [Treister, 2009. P. 187]; 4 – канфар из гробницы III Артюховского кургана [Максимова, 1979. С. 31. Арт. 106]; 5 – донце чаши из некрополя Танаиса [Памятники архитектуры…, 2014]; 6 – серьга из п. 3 к. Б Прохоровского могильника [Трейстер и др., 2012. С. 444. Цв. табл. 15.5]; 7 – подвеска из п. 6 к. 5 могильника Бердянка-V [Мещеряков и др., 2012. С. 279. Рис. 9.4]; 8 – серьги из п. 6 к. 5 могильника Бердянка-V [Там же. С. 433. Цв. табл. 4.4]; 9 – верхняя часть обкладки ножен кинжала из п. 1 к. 1 Прохоровского могильника [Ростовцев, 1918. Табл. III, 1]; 10 – зооморфное завершение браслета из п. 6 к. 5 могильника Бердянка-V [Мещеряков и др., 2012. С. 279. Рис. 9.1]; 11 – чаша из некрополя Танаиса [Памятники архитектуры…, 2014]; 12 – зооморфное завершение гривны из п. 1 к. 1 Прохоровского могильника [Ростовцев, 1918. Табл. II, ]; 13 – оковка деревянной чаши из п. 4 к. 4 могильника Бердянка-V [Моргунова, Мещеряков, 1999. С. 138. Рис. 4, 6]; 14 – оковка деревянной чаши из п. 3 к. Б Прохоровского могильника [Трейстер и др., 2012. С. 444. Цв. табл. 15.1] {↑90}


На мой взгляд, нельзя исключать и еще более позднюю дату прохоровского сосуда в рамках III в. до н.э., хотя аргументы для этого есть только косвенные. Чаши македонского типа по своей морфологии близки канфарам классической серии. По выражению С. Ротрофф, это «канфары без ножки и ручек» [Rotroff, 1997. P. 91]. К металлическим сосудам это наблюдение вполне применимо. По желанию заказчика к чаше можно было добавить ручки и поддон, и получить канфар. Чаша из Прохоровки может быть сопоставлена с канфаром из гробницы III Артюховского кургана, которая датируется третьей четвертью II в. до н.э. [Античное художественное серебро, 1985. С. 35]. Сосуды близки по пропорциям (чаша крупнее), тулово канфара гладкое и украшено поясом плетенки (рис. 3, 4). Артюховский канфар относится к более позднему времени, о чем свидетельствует орнамент на нижней части тулова. Сложно сказать, переделан ли артюховский сосуд из чаши, или изначально был канфаром. Представляет интерес недавняя находка серебряного канфара в погребении II в. до н.э. из некрополя Танаиса14 (рис. 3, 5, 11). Ручки и поддон выполнены аккуратно, в одном стиле с сосудом, как и на канфаре из Артюховского кургана. В то же время, на донце с внешней стороны нанесена сложная розетка, которую скрывает поддон. Первоначально сосуд был чашей. Аккуратность исполнения и стилистическое единство добавочных элементов позволяет предполагать, что эти операции производились опытным мастером. Эти примеры показывают, что традиция изготовления чаш македонского типа не прерывалась на эллинистическом Востоке в III в. до н.э. Таким образом, датировка прохоровской чаши первой половиной III в. до н.э., а возможно, и более поздним временем, является предпочтительной.

Примечательно наличие в прохоровском погребении пары серебряных фиал, использованных в качестве наплечных фаларов [Мордвинцева, 1996]. Такой способ украшения конской сбруи не был известен кочевникам скифской эпохи и всадникам Ахеменидского Ирана. Изображения из Ассирии и Урарту, на которых И.П. Засецкая усматривает фалары [Засецкая, 1965. С. 29-30; Андерсон, 2006. Табл. 3б; Пиотровский, 1959. Табл. XLI], очень схематичны. Судя по веерообразно расходящимся вниз линиям, это не фалары, а известные по более подробным рельефам круглые подвески с кистями, которые крепились за верхний край, в одной точке [Андерсон, 2006. Табл. 4б; Desző, 2012. Pl. 12-17]. В большой подборке изображений ассирийских всадников и колесниц ничего подобного наплечным фаларам обнаружить не удалось [Desző, 2012. Pl. 1-18].

Наплечные фалары не были известны грекам и македонянам в эпоху классики и раннего эллинизма. И.П. Засецкая высказала предположение, что подобные украшения конской сбруи бытовали в Греции в V-IV вв. до н.э. Она исходила из упоминания Ксенофонтом «двух роскошных блях» конской сбруи, которые царь Агесилай подарил сыну сатрапа Фарнабаза. Однако И.П. Засецкая отметила полное отсутствие изображений крупных наплечных фаларов вплоть до эллинистической эпохи [Засецкая, 1965. С. 30]. Перевод С. Лурье, которым воспользовалась исследователь, в этом отрывке неточен. В греческом тексте (Xen. Hell. IV. 1. 39) не указано количество блях и односложно упоминаются фалары, которые могли размещаться на оголовье, что вполне согласуется с изобразительными источниками.

Наиболее ранние наплечные фалары из Федулова и Успенской датируются не ранее последней четверти III в. до н.э. [Засецкая, 1965. С. 29; Трейстер, 2006. С. 440]. М. Пфроммер отмечает, что такие украшения появляются в Бактрии не ранее позднего III в. до н.э., и связывает их происхождение с кочевниками Центральной Азии [Pfrommer, 1993. P. 11]. В.И. Мордвинцева полагает, что прохоровское погребение является самым ранним сарматским комплексом с наплечными фаларами [Мордвинцева, 1996. С. 158].

М.Ю. Трейстер полагает, что появлению фаларов предшествовало вторичное использование в таком качестве блюд или фиал [Трейстер, 2012б. С. 81]. Нет никаких оснований считать, что эта инновация была отделена значительным временным интервалом от времени появления крупных наплечных фа-ларов. Сосуды могли быть использованы таким образом по прихоти владельца-кочевника и быть синхронны ранним фаларам. Известны случаи, когда сарматы, наряду с фаларами, вторично использовали чаши для украшения сбруи [Симоненко, 2010. С. 217]. Вряд ли возможно датировать прохоровские фалары временем ранее второй половины – последней четверти III в. до н.э.15

Итак, воинские погребения с кирасами могильников Прохоровка и Бердянка-V датируются временем не раньше второй половины III в. до н.э. Появление в Южном Приуралье эллинистических и постахеменидских импортов, обнаруженных в этих и синхронных им погребениях, может быть связано с участием ранних прохоровцев в бурных событиях этого времени: вторжении Аршака в Парфиену [Балахванцев, 2013. С. 20] и борьбе первых Аршакидов с Селевкидами16.

Панцири из Прохоровки и Бердянки, вероятно, были изготовлены в мастерских одного из восточных эллинистических городов. Кирасы из Южного {↑91} Приуралья представляют несомненный интерес для исследования развития вооружения эллинистического Востока.


Список литературы


Алексинский Д.П. Античный железный шлем из погребения воина у Карантинного шоссе // ТГЭ. Вып. 41. СПб., 2008. С. 31-70. [назад к тексту]

Алексинский Д.П. Античное вооружение в собрании Государственного Эрмитажа. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2013. 120 с. [назад к тексту]

Андерсон Дж. К. Древнегреческая конница. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2006. 224 с. [назад к тексту]

Античное художественное серебро. Каталог выставки. Л.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 1985. 64 с. [назад к тексту]

Балахванцев А.С. Аршак I или Андрагор: кто был основателем Парфянского государства? // Восток (Oriens). 2013. № 3. С. 15-21. [назад к тексту]

Балахванцев А. С., Яблонский Л. Т. Серебряная чаша из Прохоровки // РА. 2006. № 1. С. 98-106. [назад к тексту]

Берлизов Н.Е. К интерпретации ахеменидского импорта в раннепрохоровских погребениях // Stratum Plus. Стратум + ПАВ. СПб.-Кишинев, 1997. С. 101-105. [назад к тексту]

Васильев В.Н. Вооружение и военное дело кочевников Южного Урала в VI-II вв. до нашей эры. Уфа: Гилем, 2001. 153 с. [назад к тексту]

Васильев В.Н., Пшеничнюк А.Х. К вопросу о защитном вооружении ранних кочевников Южного Урала в IV в. до н.э. // Вооружение и военное дело древних племен Южного Урала / Отв. ред. В.Н. Васильев, В.С. Горбунов. Уфа: ПКФ «Конкорд-Инвест», 1994. С. 116-136. [назад к тексту]

Виноградов Ю.А. О погребении воина у Карантинного шоссе под Керчью // Stratum Plus. Стратум + ПАВ. СПб.-Кишинев, 1997. С. 73 – 80. [назад к тексту]

Засецкая И.П. Назначение вещей Федуловского клада // АСГЭ. Вып. 7. М.-Л., 1965. С. 28-36. [назад к тексту]

Зверь и человек. Древнее изобразительное творчество Евразии: материалы научной конференции / ТГЭ. Вып. 44. СПб., 2009. 388 с. [назад к тексту]

Зуев В.Ю. Проблемы хронологии прохоровской культуры и курганы у деревни Прохоровка // ΣΥΣΣΙΤΙΑ / Отв. ред. В.Ю. Зуев. СПб.: Алетейя, 2000. С. 304-330. [назад к тексту]

Кузьмин Ю.Н. Вооружение и организация македонской конницы в правление династии Антигонидов // ANTIQVITAS AETERNA. Поволжский антиковедческий журнал. Вып. 2 / Отв. ред. А.В. Махлаюк. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2007а. С. 68-95. [назад к тексту]

Кузьмин Ю.Н. Из истории археологических раскопок в Вергине // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира. Вып. 6 / Отв. ред. Э.Д. Фролов. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2007б. С. 289-308. [назад к тексту]

Литвинский Б.А. Храм Окса в Бактрии (Южный Таджикистан). Т. 2. Бактрийское вооружение в древневосточном и греческом контексте. М.: «Восточная литература» РАН, 2001. 528 с. [назад к тексту]

Максимова М.И. Артюховский курган. Л.: Искусство, 1979. 152 с. [назад к тексту]

Мещеряков Д.В., Моргунова Н.Л., Трейстер М.Ю., Шемаханская М.С. Комплексы с предметами пост-ахеменидского стиля могильника Бердянка-V // Влияния ахеменидской культуры. Т. II. 2012. С. 11-18. [назад к тексту]

Мiнжулiн О.I. Реконструкцiя захисного озброєння скiфського воїна з поховання V ст. до н.е. бiля с. Гладкiвщина // Золото степу. Археологiя України / Отв. ред. П.П. Толочко. Київ-Шлезвiг, 1991. С. 137-142. [назад к тексту]

Моргунова Н.Л., Мещеряков Д.В. «Прохоровские» погребения V Бердянского могильника // АПО. Вып. III. Оренбург: Димур, 1999. С. 124-146. [назад к тексту]

Мордвинцева В.И. О вторичном использовании ахе-менидских блюд из Прохоровского кургана // РА. 1996. № 2. С. 155-159. [назад к тексту]

Памятники архитектуры и археологии. Календарь ГАУК РО «Донское наследие». Ростов-на-Дону: ГАУК РО «Донское наследие», 2014. [назад к тексту]

Пиотровский Б.Б. Ванское царство (Урарту). М.: Изд-во восточной литературы, 1959. 284 с. [назад к тексту]

Попов А.А. Греко-Бактрийское царство. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2008. 240 с. [назад к тексту]

Ростовцев М.И. Курганные находки Оренбургской области эпохи раннего и позднего эллинизма. С приложениями академика П.К. Коковцова и С.И. Руденко // МАР. № 37. Пг., 1918. 103 с. [назад к тексту]

Ростовцев М.И. Скифия и Боспор. Критическое обозрение памятников литературных и археологических. Л.: Ленинградский Гублит, 1925. 622 с. [назад к тексту]

Симоненко А.В. Импортное оружие у сарматов // Кочевники Евразийских степей и античный мир (проблемы контактов). Материалы 2-го археологического семинара / Отв. ред. Б.А. Раев. Новочеркасск: Музей истории донского казачества, 1989. С. 56-73. [назад к тексту]

Симоненко А.В. Тридцать пять лет спустя. Послесловие-комментарий // Хазанов А.М. Избранные научные труды. Очерки военного дела сарматов. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2008. С. 238-286. [назад к тексту]

Симоненко А.В. Сарматские всадники Северного Причерноморья. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2010. 328 с. [назад к тексту]

Трейстер М.Ю. Фалары из станицы Успенской (к вопросу о времени появления больших наплечных фаларов эллинистического времени) // Древности Боспора. Т. 10 / Отв. ред. А.А. Масленников. М.: Гриф и Ко, 2006. С. 429-462. [назад к тексту]

Трейстер М.Ю. О хронологии некоторых погребальных комплексов из раскопок Д.В. Карейши и А.Б. Ашика 1834-1835 гг. // Поль Дюбрюкс. Собрание сочинений: в 2 т. Т. I. Тексты. Сост. и отв. ред. И.В. Тункина. СПб.: Коло, 2010. С. 589-602. [назад к тексту]

Трейстер М.Ю. Ахеменидские импорты в Южном Приуралье. Хронология. Динамика. Состав. Интерпретация // Влияния ахеменидской культуры. Т. I. 2012а. С. 268-281. [назад к тексту]

Трейстер М.Ю. Сосуды из драгоценных металлов ахеменидского круга из Южного Приуралья // Влияния ахеменидской кльтуры. Т. I. 2012б. С. 50-86. [назад к тексту]

Трейстер М.Ю., Шемаханская М.С., Яблонский Л.Т. Комплексы с предметами ахеменидского круга могильника Прохоровка // Влияния ахеменидской кльтуры. Т. II. 2012. С. 65-76. [назад к тексту]

Федоров В.К. О датировке 1-4 Прохоровских курганов // УАВ. Вып. 8. 2008. С. 69-90. [назад к тексту]

Хазанов А.М. Очерки военного дела сарматов. М.: Наука, 1971. 173 с. [назад к тексту]

Черненко Е.В. Скифский доспех. Киев: Наукова думка, 1968. 192 с. [назад к тексту]

Яблонский Л.Т. Прохоровка: у истоков сарматской археологии. М.: Таус, 2010. 384 с. [назад к тексту] {↑92}

Andronicos M. Vergina. The Royal Tombs and the Ancient City. Athens: Ekdotike Athenon S.A., 1989. 244 p. [назад к тексту]

Bohn R. Altertümer von Pergamon. Band II. Das Heiligtum der Athena Polias Nikephoros. Berlin: Verlag von W. Spemann, 1885. 144 S. 50 Taf. [назад к тексту]

Bopearachchi O. Monnaies Gréco-Bactriennes et Indo-Grecques. Paris: Bibliothèque Nationale, 1991. 459 p. [назад к тексту]

Cook B.F. Inscribed Hadra Vases in the Metropolitan Museum of Art. Metropolitan Museum of Art Papers 12. NY, 1966. 55 p. [назад к тексту]

Desző T. The Assyrian Army. I. The Structure of the Neo-Assyrian Army as Reconstructed from the Assyrian Palace Reliefs and Cuneiform Sources. 2. Cavalry and Chariotry. Budapest: Eötvös University Press, 2012. 271 p. [назад к тексту]

Epirus: 4000 Years of Greek History and Civilization. Athens, 1997. [назад к тексту]

Hatzopoulos M.B. L'organisation de l'armée macédonienne sous les Antigonides: problèmes anciennes et documents nouveau. Athens, 2001. 198 p. [назад к тексту]

Hatzopoulos M.B., Juhel P. Four Hellenistic Funerary Stelae from Gephyra, Macedonia // AJA. Vol. 113. No. 3. 2009. P. 423-437. [назад к тексту]

Ignatiadou D., Lambrothanassi E. A Glass Kotyle and a Faience Pyxis from Thessaloniki // Journal of Glass Studies. Vol. 55. 2013. P. 35-52. [назад к тексту]

Juhel P., Sanev G. A New Helmet from Macedonia // Hellenistic Warfare 1. Proceedings of the First International Conference on Hellenistic Warfare. Valencia, 2011. P. 155-178. [назад к тексту]

Kaltsas N. The sculpture collection in the National Archaeological Museum, Athens. J. Paul Getty Museum, 2002. 375 p. [назад к тексту]

Nikonorov V.P. More about western elements in the armament of Hellenistic Bactria: the case of the warrior terracotta from Kampyr-Tepe // Zwischen Ost und West – neue Forschungen zum antiken Zentralasien. Archäologie in Iran und Turan. Band 14. Darmstadt, 2013. P. 187-204. [назад к тексту]

Nikonorov V.P., Savchuk S.A. New Data on Ancient Bactrian Body-Armour in the Light of Finds from Kampyr Tepe // Iran. Vol. XXX. 1992. P. 49-55. [назад к тексту]

Pfrommer M. Studien zu alexandrinischer und grossgriechischer Toreutik frühhellenistischer Zeit. Mann, Berlin: Gebr. Mann Verlag, 1987. 374 S. [назад к тексту]

Pfrommer M. Metalwork from the Hellenized East: catalogue of the collections, the J. Paul Getty Museum. Malibu, 1993. 244 p. [назад к тексту]

Rakatsanis D., Otto B. Das Grab von Prodromi // Antike Welt. 1980. 11.4. S. 55-57. [назад к тексту]

Rostovtzeff M. Iranians & Greeks in South Russia. Oxford: Clarendon Press, 1922. 260 p. [назад к тексту]

Rotroff S.I. Hellenistic Pottery: Athenian and Imported Wheelmade Tableware. The Athenian Agora. Vol. XXIX. Part 1: Text. Princeton, 1997. 575 p. [назад к тексту]

Rotroff S.I. Hellenistic Pottery: Athenian and Imported Wheelmade Tableware. The Athenian Agora. Vol. XXIX. Part 2: Illustrations. Princeton, 1997. [назад к тексту]

Sowder A. Greek Bronze Hydriai (Ph.D. diss.). Emory University, 2009. 902 p. [назад к тексту]

Treister M.Y. Silver-gilt Bowl from Burial-mound B at Prokhorovka // Ancient Civilizations from Scythia to Siberia. Vol. 15. 2009. P. 183-189. [назад к тексту]

Τσιμπίδου-Αυλωνίτη Μ. Άγιος Αθανάσιος, Μακεδονικός τάφος ΙΙΙ. Ο οπλισμός του ευγενούς νεκρού // Νάματα. Τιμητικοσ τομοσ για τον Καθηγητη Δημήτριο Παντερμαλη. Θεσσαλoνικη: Εκδόσεις Επιστημονικών Βιβλίων και Περιοδικών, 2011. Σ. 351-363. [назад к тексту]

Venedikov I. The Archaeological Wealth of Ancient Thrace. The Metropolitan Museum of Art Bulletin. New Series. Vol. 35. N. 1. 1977. [назад к тексту]

Vickers M. Was ist Material wert? Eine kleine Geschichte über den Stellenwert griechischer Keramik // Antike Welt. 2004. 2. S. 63-69. [назад к тексту]

Vickers M., Impey O., Allan J. From Silver to Ceramic. The Potter's debt to Metalwork in the Graeco-Roman, Oriental and Islamic Worlds. Oxford, Ashmolean Museum, 1986. [назад к тексту]

Χωρεμης Αγγ. Μεταλλινος οπλισμός από τον τάφο στο Προδρόμι της Θεσπρωτίας // ΑΑΑ. Φ. XIII. 1980. Σ. 3-20. [назад к тексту]

Ancient Greek Funerary Steles in the National Archaeological Museum of Athens (From Wikimedia Commons, the free media repository) – дата обращения 13.02.2014 [назад к тексту]

NAMA Stèle d'Aristonautes (From Wikipedia, the free encyclopedia) [назад к тексту]

Funerary Naiskos from Athens, 350-325 BC (From Wikimedia Commons, the free media repository) [назад к тексту] {↑93}


Список сокращений


  1. АПО – Археологические памятники Оренбуржья
  2. АСГЭ – Археологический сборник Государственного Эрмитажа
  3. МАР – Материалы по археологии России, издаваемые Государственной археологической комиссией
  4. ПАВ – Петербургский археологический вестник
  5. РА – Российская археология
  6. ТГЭ – Труды Государственного Эрмитажа
  7. ΑΑΑ – ΑΡΧΑΙΟΛΟΓΙΚΑ ΑΝΑΛΕΚΤΑ ΕΞ ΑΘΝΟΝ (Athens Annals of Archaeology)


A. Dedyulkin

On Dating of Hellenistic Iron Cuirasses from South Ural Region


The article is devoted to dating of two Hellenistic iron corselets from the early Sarmatian burials from foothills of the South Urals. According to the dates of the graves, the armor can be dated as the second half of the 3rd century B.C. Probably the cuirasses were made in a workshop of a town situated in the Hellenistic Orient.



1. Разногласия обусловлены расхождением во взглядах на генезис прохоровской культуры и хронологию эпонимного могильника.

2. М.И. Ростовцев в цитируемом издании не исключал и IV в. до н.э. – Прим. ред.

3. Могильник был датирован IV-III вв. до н.э., а погребение с кирасой отнесено к III в. до н.э. – Прим. ред.

4. Здесь произошло недоразумение, вызванное упоминанием панцирей персидских воинов в «Киропедии» Ксенофонта (Xen. Cyr. II, 13). Слово θώραξ может обозначать любой корпусный доспех [Алексинский, 2013. С. 70-71]. Так назван чешуйчатый панцирь (θώραξ λεπιδωτός) Масистия у Геродота IX, 22). То, что речь идет о кирасах, могло бы следовать из контекста (как в Амфипольской надписи), но текст Ксенофонта таких оснований не дает. Кираса – γυαλοθώραξ [Алексинский, 2013. С. 70-71].

5. Но погребение с кирасой – только III в. до н.э.: Мещеряков Д.В., Моргунова Н.Л., Трейстер М.Ю., Шемаханская М.С. Комплексы с предметами постахеменидского стиля могильника Бердянка-V // Влияния ахеменидской культуры. 2012. Т. I. С. 12; там же – описание кирасы. – Прим. ред.

6. Ошибочно считая эпирский панцирь бронзовым.

7. Я не работал с панцирем de visu и опирался на опубликованные фотографии [Ростовцев, 1918. С. 13. Рис. 15-16; Яблонский, 2010. С. 186. Рис. 1, ].

8. Ошибочно датировал. – Прим. ред.

9. Аналогия некорректная, т.к. бронзовый фрагмент доспеха с Кампыр-Тепе невыразителен и на нем не смоделирован анатомический рельеф [Nikonorov, Savchuk, 1992. Р. 49-50. Fig. 1].

10. О дискуссии относительно датировки см. [Кузьмин, 2007б. С. 298-302].

11. Чешуйчатые железные доспехи из могильника Филипповка 1 датируются временем не позднее IV в. до н.э.: Рукавишников Д.В., Рукавишникова И.В. Доспех из погребения 2 кургана 4 могильника Филипповка 1 (интерпретация комплекса и реконструкция первоначального облика) // Ранние кочевники Волго-Уральского региона. (Яблонский Л.Т. – ред.). Оренбург: ОГПУ, 2008. С. 105-115; Рукавишников Д.В., Рукавишникова И.В. Доспех из кургана 28 могильника Филипповка-1. Предварительные результаты исследования // Историко-археологический альманах. 9. (Вальчак С.Б. – ред.). Армавир-Краснодар-Москва, 2009. С. 42-49; Трейстер М.Ю., Яблонский Л.Т. К вопросу об абсолютной дате могильника Филипповка-I // Влияния ахеменидской культуры. 2012. Т. II. С. 282-284. – Прим. ред.

12. К сожалению, практически нет информации о трудозатратах на производство доспехов разных типов. Примерные затраты рабочего времени, необходимого на изготовление одного комплекта чешуйчатого доспеха, предложенные А.И. Минжулиным – 120 дней, при одновременном участии 12-15 человек [Мiнжулiн, 1991. С. 142], представляются завышенными.

13. См. прим. ред. 5. – Прим. ред.

14. Раскопки Г.Е. Беспалого в 2012 г. Материал еще не опубликован. Выражаю искреннюю признательность Г.Е. Беспалому и В.К. Гугуеву за информацию.

15. В последней публикации дата прохоровских фиал-фаларов определеяется как IV в. до н.э. и V в. до н.э.: Трейстер М.Ю., Шемаханская М.С., Яблонский Л. Т. Комплексы с предметами ахеменидского круга из могильника Прохоровка // Влияния ахеменидской культуры. 2012. Т. II. С. 66, 67. – Прим. ред.

16. См. статью М.Ю. Трейстера в настоящем издании. – Прим. ред.

Публикация:
Сарматы и внешний мир: Материалы VIII Всероссийской научной конференции "Проблемы сарматской археологии и истории", Уфа, ИИЯЛ УНЦ РАН, 12-15 мая 2014 г., Уфимский археологический вестник. №14, 2014, стр. 84-93