4. Исторический очерк

Cредневековая европейская метательная техника не возникла самостоятельно, а развивалась по колее, уже проложенной другими цивилизациями. Точнее, по двум колеям, слившимся в средневековой Европе – одна берет начало в древних Греции и Риме, другая – в Китае.

Как известно, в античный период (IV в. до н.э. – V в. н.э.) тенсионные и торсионные метательные машины достигли высокого уровня развития, по мнению некоторых, так и не превзойденного в Средние Века. Примечательно, что в классическую эпоху калибр ядер оборонительных баллист колебался в районе 15 мин (ок. 6,5 кг), а наиболее популярным калибром осадных машин был один талант (26,2 кг) с максимумом в районе 40 кг, если судить по археологическим находкам ядер. Хотя у античных писателей упоминаются и более крупные снаряды, видимо, 40 кг являлись верхним практически эффективным пределом для торсионных машин. Если небольшие стрелометы продолжали развиваться по IV век включительно, то в области крупных машин наметился определенный регресс. Вероятно, это связано с исчезновением технологически развитых противников на большинстве границ, кроме разве что сассанидского Ирана. В частности, в позднеримских оборонительных сооружениях преобладают ядра из мягких видов камня (ракушечного песчаника) диаметром 12-15 см и весом 2-5 кг, только изредка встречаются более тяжелые ядра диаметром 20-25 см и весом 10-15 кг. Находят также значительное количество мелких ядер диаметром 5-8 см и весом 300-600 г из более твердого камня (мрамора, например), но неизвестно, предназначались ли они для ручных пращей и фустибалов или же для небольших баллист.

Всеобщий обвал античной техники произошёл в V веке. Здесь не место обсуждать причины и формы этого явления, скажем лишь, что это – несомненный факт. Все археологические находки деталей двуплечевых торсионных машин, обнаруженные в фортах римского лимеса и внутренних крепостях, датируются не позже конца IV века, тогда же исчезают последние ясные упоминания торсионных стреломётов в письменных источниках. Очевидно, в это время их начали вытеснять более простые в изготовлении и эксплуатации тенсионные аркбаллисты. Примечательно, что уже Вегеций, обращаясь в «Epitoma rei militaris» (между 383 и 404 гг.) к неназванному римскому императору, провозглашает основными метательными устройствами своего времени "фустибалы, аркубаллисты и пращи" в противопоставление торсионным «скорпионам» и манубаллистам, как оружию малоизвестному и потому нуждающемуся в особых объяснениях. «Живучесть» онагра, в последний раз упоминаемого Прокопием Кесарийским в середине VI века, видимо, объясняется не только его относительной примитивностью по сравнению с двуплечевыми машинами, но и неспособностью аркбаллист заменить его в роли разрушителя укреплений и осадной техники.

Таким образом, средневековая история европейских механических метательных машин охватывает период приблизительно с 400 по 1500 гг. В ней можно выделить следующие периоды:

• 400 – 550 гг. – период упадка античной торсионной артиллерии.

• 550 – 850 гг. – «Тёмные века», для которых в Западной Европе не сохранилось ни одного упоминания механических метательных устройств, даже простейших арбалетов. В это время механическая артиллерия сохранялась только в Византии и, преимущественно вторичным образом, в мусульманских странах. Однако именно в это время произошел принципиально важный переход от торсионных камнеметов к гравитационным машинам – требюше.

• 850 – 1050 гг. – «раннее средневековье» западноевропейской артиллерии, когда появляются первые, единичные упоминания примитивных арбалетов, аркбаллист и требюше с тяговыми веревками. Преимущественно эта техника заимствовалась из Византии, сохранявшей своё лидерство.

• 1050 – 1200 гг. – период экстенсивного развития. В это время механические метательные устройства распространяются по всей Европе, но еще остаются достаточно примитивными. Заимствование идей и технологий из Византии и арабских стран сочетается с первыми попытками самостоятельного усовершенствования.

• 1200 – 1350 гг. – период расцвета европейской механической артиллерии. В это время уже мусульманский мир, в котором ощущался всё более явственный застой, и Византия, быстро клонившаяся к упадку, начинают заимствовать европейские изобретения. Период этот открывается изобретением большого стенобитного требюше с противовесом и завершается, когда повсеместное распространение улучшенных методов фортификации сделало это оружие неэффективным. Важным достижением этого времени было и повторное появление торсионного стреломёта (спрингалда).

• 1350 – 1500 гг. – период постепенного исчезновения механической артиллерии. На него неслучайным образом накладывается «век экспериментов» в огнестрельном оружии (примерно 1380 – 1520 гг.).

К сожалению, расцвет средневековой метательной техники был недолог: спрингалд продержался всего 130 лет (1250-1380 гг.), а большой требюше с противовесом – 230 лет (1190-1420 гг.). Развитие механических метательных машин было прервано появлением более эффективного огнестрельного оружия.

 

Рис. 24. Скандинавский арбалет со снятой тетивой, прочной и дешёвой конструкции, ок. 1500 г.

Лук из роговых пластинок обернут пергаментом, стремя прикреплено веревками. Дубовое ложе усилено железными пластинами по бокам, в нём вырезан полукруглый канал для болта. "Орех"сделан из кости. Длина ложа – 91,5 см.

 

4.1. Арбалеты.

 

Именно арбалет является древнейшей механической метательной машиной. Любопытно, что изобретён он был примерно в одно и то же время в Древней Греции и Китае. Если древнейшие китайские арбалеты только приблизительно датируют VI-IV веками до н.э. на основании разрозненных археологических находок, то для древнегреческого известен даже год – 399 г. до н.э. В то время сиракузский тиран Дионисий Старший, испытывая трудности в войне с карфагенянами, собрал группу инженеров-механиков и дал им задание создать осадные машины нового типа (по сообщению Диодора Сицилийского). Тогда якобы и появился гастрафет – самострельный лук, который натягивали, наваливаясь животом на специальную рукоятку. Очевидно, этот метод оказался не очень удачным, поскольку гастрафеты, оставаясь хорошо известной конструкцией, не играли заметной роли в античном военном деле. Основное внимание античных инженеров оказалось направлено на торсионные машины, появившиеся около 340 г. до н.э.. Именно с ними связаны имена наиболее известных специалистов античной полиоркетики – Архимеда, Битона, Филона, Герона, Витрувия. Торсионные машины можно сделать значительно более мощными, чем тенсионные, при сохранении необходимой компактности. В то же время они значительно сложнее по конструкции, вследствие этого дороже и менее надежны. Можно только предполагать, почему именно, но преимущественно древнегреческие инженеры развивали наиболее крупные образцы, а не ручное оружие.

Роль тяжелых арбалетов в древнеримской армии играли «скорпионы» и их позднейшие облегченные модификации – «манубаллисты» (manuballista – латинский аналог греческой cheiroballistra). По мощности это торсионное оружие приблизительно соответствовало средневековому двухфутовому арбалету и применялось также с легкого станка. Манубаллиста была компактнее тяжелого арбалета, особенно по ширине, но сложнее, прихотливее в эксплуатации и дороже. О последнем свидетельствует наличие только 55 станковых стреломётов в 6-тыс. легионе, а также необычно большая обслуживающая команда из 11 человек (если верить Вегецию). Очевидно, именно сложность изготовления и эксплуатации скорпионов и манубаллист привела к их исчезновению в эпоху деградации римской армии на рубеже IV-V веков н.э.

 

Рис. 25. Изображение римского арбалета (arcuballista) и колчана

Рельеф с надгробной колонны неизвестного охотника. Полиньяк-на-Луаре, вторая половина II - начало III вв. н.э. Музей Крозатье, г. Ле-Пюи, Франция.

 

Подлинным родоначальником средневековых арбалетов стали не сложные торсионные «скорпионы», а примитивные охотничьи самострелы, тетива которых натягивалась руками. Их существование доказывается наличием минимум двух надгробных памятников с отчетливыми изображениями – примечательно, что оба были найдены в западной части Римской империи, в южной Галлии (совр. Полиньяк и Сен-Марсель). Долгое время их датировали IV веком н.э., но в последнее время склоняются к значительно более ранней датировке, II веку н.э. Их внешний вид показывает большое сходство со средневековыми моделями, на надгробии из Полиньяка даже просматривается нечто вроде «ореха» (роликового затвора).

Последующие упоминания становятся все реже и реже. Прокопий Кесарийский, говоря об осаде Рима готами в 537-538 гг., упоминает только онагр и «баллисту», которая, судя по его описанию, является большим станковым арбалетом. Вот этот важный фрагмент («Война с готами», гл. 21, пер. С.П. Кондратьева): «Велизарий поставил на своих башнях машины, которые называются балистрами. Эти машины имеют вид лука; снизу у них выдается, поднимаясь кверху, выдолбленный деревянный рог; он движется свободно и лежит на прямой железной штанге. Когда из этой машины хотят стрелять в неприятелей, то, натягивая при помощи короткого каната, заставляют сгибаться деревянные части, которые являются краями лука, а в ложбинку рога кладут стрелу длиною в половину тех стрел, которые пускаются из обыкновенных луков, толщиною же больше в четыре раза. Перьями, как у обычных стрел, они не снабжены, но вместо перьев у них приделаны тонкие деревянные пластинки, и по внешнему виду они совершенно похожи на стрелу. К ней приделывают острый наконечник, очень большой и соответствующий ее толщине; стоящие по обе стороны при помощи некоторых приспособлений с великим усилием натягивают тетиву, и тогда выдолбленный рог, двигаясь вперед, выкидывается и с такой силой выбрасывает стрелу, что ее полет равняется минимум двойному расстоянию полета стрелы из простого лука, и, попав в дерево или камень, она легко его пробивает. Эта машина названа таким именем потому, что действительно она очень хорошо стреляет («баллей»). Другие машины, приспособленные к бросанию камней, он поставил наверху укреплений; они похожи на пращи и называются «онаграми».» О подобных «баллистах» на повозках, поворачивающихся во все стороны, говорит и трактат псевдо-Маврикия на рубеже VI-VII веков, а также о «соленарионах» (σωληνάρια), стреляющих малыми стрелами на большое расстояние, под которыми некоторые (например, Дж.Т. Деннис) понимают ручные арбалеты. Эти же «соленарионы» с малыми стрелами появляются и трактате Леона VI «Тактика» в начале VII века, а также в анонимном “Sylloge Tacticorum” середины того же века, в котором упоминаются и две запасные тетивы.

Затем, начиная с обороны Константинополя от арабов в 717-718 гг., на первый план выходит термин «токсобаллистра», эквивалентный латинской «аркубаллисте». В византийских источниках VIII-X веков он мелькает постоянно наряду с различными названиями требюше. Например, в перечень вооружения экспедиции, направленной против захваченного мусульманами Крита в 949 г., входили «мегалай токсоболистрай мета трохилион», то есть «большие аркбаллисты с воротом» – нет никакого сомнения, что это были станковые арбалеты, – а также χειροτοξοβολίστρων, то есть «ручные аркбаллисты», и «микрас токсоболистрас». Последние две разновидности, видимо, представляли собой ручные или переносные арбалеты. Именно Византия в наибольшей степени сохраняла античное наследие в то время, и большие станковые самострелы в ней преобладали над ручными. Короткие, толстые, быстро летящие арбалетные болты византийцы именовали «мышами» (μύας) или «мухами» (μυίας). Этот термин был заимствован итальянцами как “musca, mosca”. Через несколько столетий ружейные пули стали именовать «маленькими мушками» – “muschetta, moschetta”, так появилось слово «мушкет».

 

Рис. 26. Чертеж большого арбалета из византийской антологии античных технических текстов

Рукопись датируется XI веком. Предположительно чертеж станкового камнемета из трактата Битона середины III в. до н.э. Два ворота имеют промежуточные блоки. Bibliothèque nationale de France, Париж.

 

Первое известное упоминание арбалета в мусульманском мире появляется на удивление поздно – в 881 г., когда при подавлении восстания Занджа в южной Месопотамии был использован «кавс ал-риджль», «ножной лук». Он назывался так, поскольку стрелок вставал ногами на дугу арбалета и натягивал тетиву руками или при помощи поясного крюка. Впрочем, это не исключает непрерывной преемственности такого оружия от античных времен и на Ближнем Востоке – сохранность источников, к сожалению, случайна. Несколько позднее появляются персидские термины – «занбурак» («маленький шмель») для большого станкового крепостного или корабельного арбалета и «чарх» для легкого ручного арбалета, натягиваемого веревкой с крюком и блоком, привязанной к поясу. Самым крупным арбалетом был фатимидский (египетский) «кавс ал-лаваб», чьи болты якобы весили 5 сирийских ратлей (более 9 кг) – так утверждает Д. Никол. Более поздний (XIV-XV века) «кавс ал-аккар», используемый египтянами и турками, представлял из себя переносной арбалет с «английским» воротом. Согласно мамлюкскому командиру ибн Тайбуге (1368 г.) болт для него весил 10 с половиной дирхемов, то есть треть килограмма.

В целом в мусульманском мире арбалеты были значительно менее распространены, чем обычные луки. Единственным исключением является Гранадский эмират XIII-XV веков. Примечательно, что там арбалет называли «франкским луком» (qaws ifranğiyya). Как писал местный учёный Ибн Худайль (Ibn Hudayl), есть два типа луков – арабские, которые натягивают рукой, и «франкские», которые натягивают при помощи ноги. Первые более подходят всадникам, «как более быстрые и менее дорогие», вторые – пехотинцам, как более дальнобойные, «особенно в осадах укрепленных мест, морских боях и операциях подобного рода». Для изготовления арбалетов Ибн Худайль особенно рекомендует древесину дикой оливы, вяза, померанцевого дерева, яблони, граната и айвы. Наибольшего развития производство арбалетов в мусульманской Испании достигло в конце XIV и XV веках; мало-помалу они стали вытеснять луки, в том числе и при стрельбе с лошади. Впоследствии бежавшие из Гранады мавры принесли это искусство в Магриб.

«Ал-Табсира» Мурды ибн Али ибн Мурда ат-Тарсуси, ценнейший источник по арабскому военному делу эпохи Крестовых походов, сообщает о наличии у египетских мамелюков арбалетов «аз-зийар» (они описаны в отдельном разделе), «аккар», «джарх», «ар-риджль», «ал-хусбан».

Про «аккар» и «джарх» он сообщает, что они слабее, чем «аз-зийар», и настолько известны, что он считает излишним их подробно описывать. В своих примечаниях Каэн указывает, что в арабо-испанском глоссарии XVI века «ал-аккар» («смертоносный») расшифровывается как «двухфутовый арбалет». В «джархе» (у персов «чарх») он видит портативный арбалет с воротом, исходя из основного значения этого слова – «круг», «колесо», – и его широкого распространения. Портативность «джарха» до конца XIV века вызывает, однако, глубокие сомнения, скорее всего это был арабский аналог европейского стационарного «arbalete a tour» XII-XIV веков. Согласно сообщению ибн Шаддада, «большие джархи» могли метать и «нафт», т.е. зажигательную смесь.

«Затем идет ножной лук (ar-rijl), который натягивается давлением двух ног человека и силой его спины, так как, чтобы его взвести, нужно носить на талии пояс из бычьей кожи, хорошо выдубленной и прочной, у двух концов которого есть два железных крюка с продетыми через них веревками. Человек ставит свои ноги внутрь лука и, используя спину, тянет пояс, пока зацепленная крюками тетива не достигнет замка на «направляющей». Там он вводит ключ, затем берет лук в руки и кладет стрелу («набль») в направляющую, убирает ключ из замка, чтобы передвинуть его внутрь направляющей; замок поворачивается, так как он подобен легкому блоку на железной оси, заклепанной через отверстия с двух сторон от направляющей; блок поворачивается, тетива спускается, стрела толкается вперед и вылетает из оконечности направляющей».

Из этого описания ясно, что речь идет об обычном арбалете с крюком и стременем (правда, вместо стремени используются плечи лука), с замком в виде поворотного «ореха».

Далее Мурда ат-Тарсуси сообщает, что «джарх» изготовляется только из дерева, без рога и сухожилий, имеет толщину около полутора пядей в середине, а оконечности этого лука по толщине равны 2/24 длины. Делают его из дерева «тахш» (Каэн не смог выяснить, что это за порода). Несколько хуже древесина дикой оливы двух сортов, один импортируется из Магриба, другой из Йемена.

«Ал-хусбан» – это наиболее примитивный арбалет, натягиваемый руками и даже не имеющий замка.

Ат-Тарсуси не упоминает еще два типа мусульманских арбалетов, вероятно, ввиду их применения преимущественно в Персии и прилегающих к ней странах – «навак» и «занбурак». «Навак» – очень старое обозначение арбалета, упоминаемое восточной литературой даже для новоперсидских (сассанидских) армий (у Фирдоуси) и домонгольского периода. По-видимому, это аналог «ал-хусбана». Термин «занбурак» (это прежде всего обозначение арбалетного болта) применяется к более крупным арбалетам.

 

Рис. 27. "Дростенский камень"

Шотландский памятник начала IX века с надписью латинскими буквами, начинающейся со слова DROSTEN, предположительно в честь пиктского короля Drust. Не исключено, что человек на памятнике держит арбалет.

 

В Западной же Европе раннее средневековье оказывается совершенно тёмным временем. Использовались ли там какие-то виды арбалетов – неизвестно. Первое упоминание аркбаллисты относится к осаде Парижа норманнами в 885-886 гг. Тогда дротик из франкской ballista пробил сразу семерых датских викингов и некий франк Аббот Эболус в шутку предложил отнести их на кухню, подобно дичи на вертеле. Если говорить о ручных арбалетах (arcoballista), они впервые упоминаются применительно к осадам Санли (около Парижа) в 949 г. и Вердена в 984 г. (оба раза в “Historia Francorum” Рихера Реймского). Во время осады Санли объединенное войско французского короля Людовика IV и немецкого императора Оттона I, как утверждается, сильно пострадало от городских арбалетчиков. Дж.Т. Деннис полагает, что эти арбалеты были заимствованы из Византии. Хронисты упоминают арбалетчиков (“ballistarii”) в составе армии Вильгельма Завоевателя во время его вторжения в Англию в 1066 г. и в последующих столкновениях последней трети XI века (например, Ордерик Виталий сообщает об использовании лучников и арбалетчиков для внешней охраны англо-норманнского лагеря в кампании 1098 г. по захвату Ле-Мана). Однако примечательно, что известный гобелен из Байе показывает в составе армии Вильгельма только обычных лучников – очевидно, роль ручных арбалетов тогда была незначительна.

 

Рис. 28. Наиболее ранняя западноевропейская иллюстрация с изображением арбалета.

Французская рукопись (комментарий к Книге Иезекииля), датируется между 980 и 1010 гг. Bibliothèque nationale de France, Париж.

 

Первое по-настоящему внятное описание западноевропейского арбалета («цагры») появляется в «Алексиаде» византийской принцессы-писательницы Анны Комнины (ок.1083 – ок. 1148 гг.) и относится к пребыванию участников I крестового похода в Константинополе в 1097 г. Этот фрагмент рассказывает о стычке византийцев с кораблем герцога Брабантского: «Мариан стал уговаривать латинян на их языке ничего не опасаться и не сражаться с единоверцами. Кто-то из латинян прострелил ему шлем из цангры. Цангра — это варварский лук, совершенно неизвестный эллинам. Пользуясь им, не нужно правой рукой оттягивать тетиву, а левой подавать вперед лук; натягивающий это орудие, грозное и дальномётное, должен откинуться чуть ли не навзничь, упереться обеими ногами в изгиб лука, а руками изо всех сил оттягивать тетиву. К середине тетивы прикреплен желоб полуцилиндрической формы, длиной с большую стрелу; пересекая тетиву, он доходит до самой середины лука; из него-то и посылаются стрелы. Стрелы, которые в него вкладываются, очень коротки, но толсты и имеют тяжелые железные наконечники. Пущенная с огромной силой стрела, куда бы она ни попала, никогда не отскакивает назад, а насквозь пробивает и щит и толстый панцирь и летит дальше. Вот насколько силён и неудержим полет этих стрел. Случалось, что такая стрела пробивала даже медную статую, а если она ударяется в стену большого города, то либо ее острие выходит по другую сторону, либо она целиком вонзается в толщу стены и там остается. Таким образом, кажется, что из этого лука стреляет сам дьявол. Тот, кто поражен его ударом, погибает несчастный, ничего не почувствовав и не успев понять, что его поразило. И вот стрела, пущенная из цангры, попала в верхушку шлема и пробила его на лету, не задев даже волоска Мариана; провидение не допустило этого.» (кн. X, пер. С.Г. Слуцкой)

Происхождение термина «цагра» (или «цангра») неясно: одни исследователи выводят его от французского «канкр» или «шанкр» («лебёдка, ворот»), другие от персидских «чарх» или «занбурак». Вызывают также недоумение слова Анны Комнины: «варварский лук, совершенно неизвестный грекам». Некоторые думают, что легкий ручной арбалет был действительно неизвестен византийцам в то время. Более вероятно предположение, что он не применялся ими из-за недостаточной эффективности, или применялся столь редко, что это оказалось неизвестным писательнице, не очень компетентной в военном деле. В отличие от ряда «латинских» народов, у византийцев не было проблем с набором хорошо подготовленных лучников.

Заметим, что описание "цагры" у Комнины содержит противоречие между примитивным методом натяжения руками и высокой пробивной способностью. Возможно,
натяжение руками ей запомнилось как яркое впечатление юности, а о пробивной способности она судила по более продвинутым образцам 1140-х гг. с крюком и стременем. Или же на ручную франкскую «цагру» она перенесла пробивную способность византийской станковой «цагры» (этот термин применительно к тяжелым самострелам присутствует, например, в «Стратегиконе» Кекавмена, написанном ок. 1075 г.).

 

Рис. 29. Черти натягивают арбалеты руками.

Капитель колонны конца XI века из собора Сен-Сернен, Тулуза, Франция.

 

Как раз в это время, на рубеже XI-XII веков, в западноевропейском арбалетном деле произошёл крупный технологический сдвиг. Появились или, во всяком случае, вошли в широкое употребление способ натяжения арбалета при помощи крюка и стремени, и сделанный из кости «орех» (роликовый затвор). Оснащённое композитным луком, такое оружие стало значительно более мощным и точным, теперь от него не защищала рыцарская кольчуга. Косвенным подтверждением именно такой датировки «арбалета со стременем» являются запрет папы Урбана II на применение арбалета, а также и лука, в войнах между христианами на время I крестового похода (1097-99 гг.), а затем закрепившее его решение Латеранского собора 1139 г. (“Deo odibilem ballistariorum et sagittariorum adversus Christianos et catholicos exerceri de caetero subanathemate prohibemus”). Тогда же французские церкви стали украшаться скульптурами чертей с арбалетами в руках, наглядно разъясняющими текущие идеологические установки. Очевидно, в это время мощный ручной арбалет еще воспринимался как нововведение, и в то же время был уже достаточно распространен, чтобы стать значительной проблемой. Действительно, с появлением этого оружия малообученный и «голый» (т.е. лишенный доспехов) простолюдин получил возможность убить с безопасного расстояния прекрасно подготовленного бойца в дорогих доспехах (в качестве примера, по сообщению хроники Малмсбери, англо-норманнский граф Роджер Глостер был убит арбалетным болтом в голову во время осады Фалеза в 1106 г.). Лук не воспринимался столь остро как «дьявольское» и «несправедливое» оружие именно потому, что требует долгого обучения, недоступного рядовому крестьянину или ремесленнику. Таким образом, арбалет входил в противоречие со сложившимся в то время, освящаемым церковью и ставшим основой всего средневекового мировоззрения разделением на три сословия: молящихся, сражающихся и трудящихся.

Нельзя сказать, что этот запрет был совсем уж бесплоден. Именно в XII веке римские папы добились наибольшего влияния, смогли навязать безбрачие священников, освободились от императорской опеки и т.д. На несколько десятилетий распространение арбалетов по Европе оказалось заторможено. Но в 1180-е годы этот запрет был прорван, что было связано как с усилением светских государей, так и с осложнением военной ситуации на Ближнем Востоке. Европейские крестоносцы не обладали таким количеством метких лучников, как арабы, турки и курды, что позволяло последним безнаказанно избивать с расстояния тяжелую европейскую конницу. Естественным решением проблемы стало массовое использование арбалетов. Теперь рыцарские отряды прикрывались отрядами арбалетчиков, передвигающихся на марше также на лошадях и спешивающихся во время боя. Конечно, пеший арбалетчик не обладает подвижностью конного лучника, но способен стрелять метче и на большую дальность, а переносной щит-павеза делает его малоуязвимым. Прекрасные примеры комбинированного применения тяжелой конницы и пеших арбалетчиков были показаны германским императором Фридрихом Барбароссой во время сражения с турками-сельджуками у их столицы Икония (1189 г.) и англо-французскими крестоносцами Ричарда Львиное Сердце в сражении с арабами и курдами Саладина у Арсуфа (1191 г.). Теперь в регулярном полевом сражении предварительные перестрелки стали оканчиваться в пользу крестоносцев, что создавало благоприятные условия для конных контратак.

Не менее широко арбалеты использовались при осаде/обороне крепостей. Например, говоря об обороне «латинянами» города Тир против войск египетского султана Саладина в 1187 г., арабский книжник Абд аль-Рахман бен Исмаил Абу-Шамах сообщает о применении первыми «занбураков» (больших станковых аркбаллист). Они же, вместе с «джархами» и «зийярами» (станковыми тенсионными или торсионными стреломётами), использовались обеими сторонами при осаде Саладином Сайюна в 1188 г. и Акры в 1189 г. В 1184 г. альмохадский халиф Абу Якуб был убит стрелой из большого арбалета (кавс аль-лаулаб) при осаде занятого португальцами города Сантарен. На Иберийском полуострове такая техника преимущественно заимствовалась христианскими государствами у мусульман – только с середины XIII века там начинает преобладать «французский» термин «баллиста де торно».

К 1185 г. относится единственное в своем роде упоминание в русской Ипатьевской летописи половецкого «самострельного лука», который якобы могли напрячь только 50 мужей. Обслуживался он неким «сарацином» и использовался для метания «живого огня». Очевидно, это был неведомыми путями попавший к половцам арабский мастер, а его самострел – джарх, занбурак или зийар. В своем трактате ат-Тарсуси говорит, что описываемый им зийар имел силу натяжения 20 человек, хотя реально натягивался одним человеком при помощи ворота – многозначительное сходство терминологии. Под «живым огнем» явно подразумевается зажигательный состав на основе нефти или селитры, намного более эффективный, чем обычная смола.

Достоверность данного эпизода не вызывает сомнений, хотя «50 мужей» могут быть преувеличением. Этот огромный арбалет оказался малополезен для половцев в проигранном ими полевом сражении и был захвачен русскими князьями. Очевидно, он произвёл сильное впечатление на русских воинов и летописца. Столь же очевидно, однако, что это был изолированный, случайный эпизод, не оказавший особого влияния на развитие военного дела у половцев и русских. В последующем такие большие арбалеты в русских летописях не упоминаются, зато появляются «пороки», о которых будет сказано в конце главы об истории требюше.

В Европе были свои зажигательные составы в это время, например, упоминаемые в “De Alkimia” Майкла Скота (ок. 1180-ок. 1236 гг.), включающие сандарак (кипарисовая смола), серу, янтарь и корабельный деготь. Янтарь для зажигательных целей бесполезен, но алхимики считали необходимым добавлять и его, как концентрирующего в себе «солнечную» и «громовую» энергию.

Уже упомянутый Ричард Львиное Сердце стал первым государем, пренебрегшим папским запретом и начавшим широко использовать арбалеты в западноевропейских междоусобных войнах (в 1185 г., согласно хронисту Гийому ле Бретону). От арбалета он и погиб: во время осады французского замка Шалю в 1199 г. болт пробил его левое плечо и застрял в боку, король пытался вырвать его, но только сломал древко. Рана оказалась заражена и от гангрены английский король умер. Многие современники считали это божьей карой за пролитие христианской крови при помощи «нечестивого» оружия. Впрочем, за Ричардом немедленно последовали остальные европейские государи, о чём свидетельствует, например, инвентаризационная опись, проведенная французским королем Филиппом II Августом в принадлежащих ему замках (1202-04 гг.). Согласно этой описи, в замках было только три типа арбалетов: ballista ad estrif (арбалет со стременем), ballista ad duos pedes (двухфутовый арбалет) и ballista ad tornum (арбалет с воротом). Последних было 39, распределённых между замками 15 городов (от 1 до 5 в каждом). Кроме того, 11 воротов находились в резерве. Всего же в арсеналах королевских замков имелось 278 арбалетов всех типов и 265960 болтов.

Деление замковых арбалетов на три вышеупомянутых типа держалось очень долго, и не только во Франции. Например, в 1298 г. в приграничном с Шотландией английском замке Бервик по инвентарной описи имелось 7 арбалетов с воротом, 6 двухфутовых арбалетов, один из них без «ореха» (затвора), и 8 однофутовых арбалетов; болты для арбалетов каждого типа упомянуты отдельно, поэтому предполагают, что они были разного размера. Впрочем, для англичан, в отличие от континентальных держав, было характерно использование и большого количества лучников для обороны замков: например, английский гарнизон замка Роксборо в оккупированной Шотландии состоял в 1297 г. из 20 арбалетчиков и 92 лучников. В 1297 г. из Лондона в Карлайл был направлен транспорт с 12 большими арбалетами и 2 воротами. Те же три категории арбалетов можно найти и в заказах неаполитанского короля Шарля Анжуйского во время его войны с арагонцами в 1282 г. В 1339 г. французскому гарнизону острова Гернси было направлено судно с 3 «арбалетами с воротом», 4 «ошпье» (hauchepies) и 4 воротами.

О стандартизации размеров арбалетов свидетельствует также факт массового производства болтов, совершенно независимого от производства самих арбалетов. Известен пример семейства де Мальмор (Malemort) из Динского леса в южной Англии, которое между 1223 и 1293 гг. произвело миллион арбалетных болтов, примерно по 14 тыс. в год.

 

Рис. 30. Большой арбалет с воротом.

Из рукописи Walter de Milemete, "De secreta secretorum", 1326 г., Christ Church, Оксфорд.

 

В XIII веке уже ни одно значительное военное мероприятие не обходилось без широкого использования арбалетчиков. В V крестовом походе в Египет (1218-1221 гг.) участвовали 4000 арбалетчиков, из них 2500 наёмных. 300 арбалетчиков составляли и основную силу гарнизона замка Сафет, главного оплота тамплиеров в Палестине ок. 1250 г. Содержание 1500 арбалетчиков предусматривал пакт о возобновлении Ломбардской лиги в 1231 г. (впридачу к 3 тыс. всадников и 10 тыс. пикинеров). Арсенал Венеции в 1314 г. насчитывал 1131 арбалет. В 1260 г. Флоренция выставила 1000 арбалетчиков во время войны против Сиены. В 1295 г. для войны в Аквитании Филипп Красивый заказал в Тулузе 2000 1– и 2-футовых арбалетов. В том же 1295 году один ломбардский купец привез, в числе прочего оружия, 1885 арбалетов и 666258 болтов на продажу в Брюгге. Во время нападения мусульман на лагерь крестоносцев на берегах Нила летом 1219 г. (V крестовый поход) тамплиеры отразили противника при помощи albarest de torn – один из нечастых примеров использования станкового арбалета в полевых условиях.

Арбалетчики составляли и одну из наиболее ценных частей армии Людовика IX во время боев у Дамиетты в 1249-50 гг. (VI крестовый поход), состоявшей из 2500 рыцарей, 5000 арбалетчиков и большого числа простых конных и пеших воинов, по сведениям королевского камергера (шамберлена) Жана Саррасена. Примечательно, что точный учет велся только для рыцарей и арбалетчиков, очевидно, рассматривавшихся как ядро армии. Описавший эту кампанию хронист де Жуэнвиль отмечает, что от арбалетных болтов, в отличие от стрел из лука, не защищали никакие подбитые войлоком кафтаны, надеваемые под кольчуги. Он также говорит об участии «франкских» арбалетчиков в сражениях против мусульманской конницы у Мансуры 8 и 11 февраля 1250 г.: «Когда сарацины видели их вставляющими стопы в стремена своих арбалетов, они обращались в бегство и оставляли нас».

Любопытная информация содержится в счетах Людовика IX, относящихся к его двухлетнему (1250-1252 гг.) пребыванию в Палестине после освобождения из египетского плена. За этот период он потратил на перевозку и содержание войск (кроме своих личных придворных частей) более 450 тыс. ливров (к сожалению, неизвестно, парижских или турских), из них более 39 тыс. было потрачено на конных арбалетчиков и сержантов, почти 60 тыс. – на пеших арбалетчиков и сержантов. В то же время на плотников, минеров, инженеров было потрачено менее 3 тыс. ливров. Столь низкая сумма может объясняться отсутствием крупных осадных кампаний. На фортификационные цели было потрачено более 95 тыс. ливров.

В дальнейшем французские короли за свой счёт держали в Акре особый полк, как личный вклад в крестоносное дело. Известен его состав в 1276 г.: 40 рыцарей, 60 конных сержантов и 400 арбалетчиков.

О значении арбалета свидетельствует и должность магистра арбалетчиков, занимавшая одну из высших ступеней в иерархии ряда западноевропейских дворов (в том числе французского) и рыцарских орденов тамплиеров и госпитальеров.

Лучшими в это время (XIII век) считались арбалеты, сделанные в Арагоне и на Балеарских островах. Вслед за ними шли итальянские – из Флоренции, Лукки, Ареццо, Генуи, Пизы. Их репутация сохранялась и в дальнейшем. В XIV веке к их числу добавилась южнофранцузская Тулуза. Наряду с ремесленными цехами и отдельными ремесмленниками, арбалеты начали изготавливать и централизованные государственные мастерские. Особенно известна французская судоверфь Clos de Galées в Руане, наряду с кораблями изготавливавшая самое различное вооружение, доспехи, арбалеты и спрингалды (эспрингали), не самого высокого качества, но зато в массовом масштабе. Судя по терминологии документов («генуэзские латы», «генуэзские басцинеты») производство на этой верфи (фактически оружейной мануфактуре широкого профиля) ориентировалось на генуэзские образцы. Известен, например, заказ 1384 г. на 200 тысяч арбалетных болтов за 17200 золотых франков (франк был равен турскому ливру), сами арбалеты производились партиями по 200 штук.

Активнейшим образом использовали арбалеты немецкие крестоносцы во время завоевания Прибалтики. 300 арбалетчиков под началом 2 орденских рыцарей составляли гарнизон Пскова, занятого немцами в 1241 г. – впрочем, таким примером может служить практически каждый эпизод. Говоря о войсках Тевтонского и Ливонского орденов, хронисты постоянно употребляют выражение «рыцари и арбалетчики». Документы показывают, что арбалетчики составляли от трети до половины личного состава орденских ополчений. Сам статут Тевтонского ордена предусматривал организацию мастерских по изготовлению арбалетов; в начале XV века число их достигло 18. В это время на складах ордена находились не менее 4500 резервных арбалетов и миллиона болтов.

 

Рис. 31. Фрагмент картины "Коронование терновым венцом", Иероним Босх, ок. 1500 г., Национальная галерея, Лондон.

Болты такого типа использовались преимущественно для охоты на птиц, судя по другим изображениям, но также для повреждения корабельных снастей.

 

Напротив, у противостоящих им русских арбалеты были мало распространены, о чем свидетельствует, в частности, следующий фрагмент из «Хроники Ливонии» Генриха (пер. В.И. Матузовой, Е.Л. Назаровой), относящийся к 1206 г.: «X.12. ... Об осаде замка Гольм королем Вольдемаром Полоцким. Русские же, не знавшие арбалетов, но привычные к стрельбе из лука (Rutheni quoque, qui artem balistariam ignorant, arcuum consuetudinem habentes), бились много дней и ранили многих на стенах; собрав большой костер из бревен, они старались поджечь укрепления, но старания эти были тщетны, а при сборе дров многие из них пали, сраженные арбалетчиками.» В «Летописце Даниила Галицкого» арбалеты («рожанци») упоминаются в качестве вооружения русских только под 1251 г. (поход против ятвягов). Археологические раскопки в южнорусских городах обнаруживают детали арбалетов только с 1230-х гг., причем они были мало распространены (в городах, погибших от монголо-татарского разгрома 1240 г., наконечники арбалетных болтов составляют только 1,5-2% всех наконечников стрел – А.Н. Кирпичников).

В 1249 г. во французском источнике впервые упомянут спрингалд – “balistrarium silvestrarum vel spingardarum” («деревянная баллиста или спингарда») – предположительно торсионная машина. Вероятно, в действительности спрингалды появились между 1220 и 1240 гг. в Италии, как заимствование и развитие арабского «кавс ал-зийар». В последующем они распространились по всей Европе, особенно широко используясь в первой половине XIV века. Уже в 1380-е годы спрингалд был в основном вытеснен легкими пушками, хотя последний известный случай его применения относится к 1431 г., когда оборону швейцарского города Фрибур обеспечивали 18 спрингалдов и 25 пушек. Однако уже в 1391 г. не было работоспособных спрингалдов в Франкфурте-на-Майне, в 1406 г. были отданы на слом спрингалды Монса, «поскольку много лет не находили применения» и т.д. В 1435 г. писец парижской Бастилии специально отметил, что установленные в ней ”espringalles” были бронзовыми пушками. Так как спрингалд по существу являлся дальнейшим развитием арбалета, нет оснований отделять его историю от истории арбалетов.

К концу XIII века арбалеты стали одним из основных элементов средневековых полевых армий. Особенно важная роль отводилась арбалетчикам в французской армии – они должны были «размягчать» построения вражеских копейщиков перед решающей атакой французской тяжелой конницы. Именно в этой роли тысячи наёмных арбалетчиков из Италии, Южной Франции и Арагона были задействованы французскими королями в битвах с фламандцами при Куртре (1302 г.), Мон-ан-Певеле (1304 г.) и Касселе (1328 гг.). Поражением при Куртре французы в немалой степени обязаны тому факту, что слишком рано отозвали своих вполне успешных арбалетчиков и бросили конницу в атаку на непрореженную фламандскую фалангу. В последующем этот урок был усвоен: при Мон-ан-Певеле арбалетчикам была отведена главная роль в борьбе с фламандцами, засевшими в вагенбурге; рыцарская конница их подстраховывала, находясь сзади в резерве. Между прочим, французы использовали в этом сражении и два спрингалда. Сначала они действовали успешно, но затем были разрушены сделавшими вылазку ополченцами из Ипра. При Касселе именно обстрел арбалетчиков заставил фламандскую фалангу перейти в наступление и спуститься на равнину с укрепленной позиции на холме, что позволило французской тяжелой коннице охватить её с флангов и разгромить.

Понимая важность искусства стрельбы из арбалета, французские короли старались его всемерно поощрять. Так, уже Людовик Святой (1214-1270 гг.) запретил все игры, кроме стрельбы из лука и арбалета. В 1245 г. он учредил в Париже «Братство арбалетной игры в честь святого Дени» (La Confrérie du jeu de l'Arbalette en l'honneur de Saint Denys) при церкви Сен-Жак де л’Опиталь, откуда пошла многовековая парижская гильдия арбалетчиков. В 1359 г. дофин Шарль (будущий король Карл V) выдал этому «братству» новый патент, подтвердив его привилегии (освобождение от большинства налогов), но ограничив число членов 200-ми под впечатлением недавнего мятежа Этьена Марселя. В 1371 г. Карл V взял на себя все расходы по организации состязаний арбалетчиков на острове Нотр-Дам под Парижем.

Важным этапом в истории арбалетов стало сражение Столетней войны при Креси (1346 г.). Это был первый массовый, в регулярном полевом сражении, поединок арбалетчиков (французы использовали до 6 тыс. генуэзских наёмников, считавшихся лучшими в Европе на тот момент) и английских лучников, вооруженных длинным луком. Завершился он полной победой английских лучников. Сыграли свою роль как объективные преимущества длинного лука (втрое большая скорострельность и вертикальное положение при стрельбе, вместе обеспечивающие намного большую «плотность огня»), так и специфические обстоятельства данного сражения (англичане стреляли с холма, а генуэзцы снизу вверх; солнце светило в глаза генуэзцам и в спину англичанам; генуэзцы сражались без павез, которые отстали вместе с обозом; прошедший ливень ослабил тетивы арбалетов, которые нельзя было заменить так легко, как тетивы луков). С тех пор арбалетчикам в полевых сражениях стала отводиться только вспомогательная роль.

 

Рис. 32. Фрагмент "Реликвария святой Урсулы", Ханс Мемлинг, 1489 г.

Обратите внимание, что ручной арбалет с композитным луком значительно шире арбалетчика. Музей Ханса Мемлинга, Брюгге.

 

Это нисколько не означает, что арбалетчиков стали меньше ценить – более продуманным стало их тактическое использование. Теперь арбалетчиков стали применять только совместно с формированиями пикинеров, из вагенбурга или из-за полевых земляных укреплений. 20-25% швейцарской пехоты XV века составляли арбалетчики. Без их прикрывающего обстрела сближение швейцарской баталии с неприятелем сопровождалось бы слишком тяжелыми потерями от вражеских стрелков (у пикинеров и алебардистов не было щитов). Широко использовали арбалеты чешские гуситы, французы и бургундцы конца Столетней войны. С середины XIV века, после изобретения «козьей ноги» и кранекина, появились настоящие конные арбалетчики, способные перезаряжать своё оружие, не слезая с седла. Конечно, как самостоятельный род войск они не могли сравниться с конными лучниками из-за медленной перезарядки, но их отряды успешно использовались для поддержки тяжелой конницы (особенно у бургундцев), а также для разведки (у швейцарцев). И, само собой разумеется, арбалет продолжал оставаться основным средством дистанционного поражения людей в крепостной и морской войне. Поэтому бессмысленно приводить примеры применения арбалетов в европейских позднесредневековых осадах – каждая, без исключения, осада была таким примером.

В этой связи стоит отметить, что арбалет был излюбленным оружием горожан. Он идеально подходил для защиты городских стен, не требовал столь больших тренировок, как длинный лук или как рыцарские искусства верховой езды и фехтования. В то же время его относительно высокая стоимость не была помехой для зажиточных бюргеров. Не случайно первоначальный район набора наемных арбалетчиков совпадал с областью наиболее старой городской культуры – Северная Италия, Южная Франция, Арагон. Впрочем, уже в XIV веке многочисленными умелыми арбалетчиками могли похвастаться городские милиции и Португалии, и Кастилии, и Северной Франции, и Англии (где горожане продолжали им пользоваться наряду с длинным луком), и Фландрии, и Германии, и Чехии, и Польши. Городские муниципалитеты этих стран всячески поощряли освоение этого оружия, давали большие привилегии гильдиям арбалетчиков, во время военных действий арбалетчики получали значительно более высокое жалованье, чем любые другие пехотинцы. Обычно они составляли около 10% городских ополчений XIII-XIV веков во Фландрии и до 20% в Италии, причем эта доля постепенно росла. Например, из 2760 бойцов ополчения кантона Цюрих (Швейцария) в 1443 г. было 473 арбалетчика (17%) и, сверх того, 61 аркебузир (2,2%), причем среди 639 собственно горожан они составляли 20% и 7% соответственно. В городском ополчении Флоренции в 1356 г. было 4000 арбалетчиков; во время религиозных праздников там устраивались состязания стрелков, победители окружались почётом и получали существенные награды. В 1430 г. в арсенале Нюрнберга для защиты стен имелись 607 арбалетов и 501 аркебуза.

Широкое распространение пластинчатых доспехов в 1350-х гг. повлекло за собой «мини-революцию» в арбалетном деле: в середине XIV века появляется “козья нога”, к 1373 г. относится первое достоверное изображение кранекина, около 1370 г. входят в широкое употребление ручной «английский» ворот и стальной лук, который именовали также «генуэзским» (хотя первое упоминание стальной арбалетной дуги относится еще к 1314 г.). Любопытно, что первое изображение стального лука у мусульман появляется в арабо-испанском манускрипте еще в 1086 г. Впрочем, повышение мощности и пробивной способности сопровождалось еще меньшей скорострельностью, что еще более ограничило применение арбалетов в полевой войне.

 

Рис. 33. Кранекин (вид сзади и спереди).

Изготовлен предположительно в Нюрнберге в XVI-XVII веках. Имеет штамп владельца "M.& Co". Длина 42 см.

 

Дальнейшее совершенствование лат привело к постепенному, медленному исчезновению наиболее слабых арбалетов с крюком и стременем. С этой точки зрения примечательны статуты гильдии оружейников французского города Анже от 1448 г. Они установили два стандарта брони: лучшая должна была обеспечивать защиту от ручного арбалета с воротом, а броня второго класса – от обычного длинного лука.

В среднем в каждом европейском замке или крепости XIV-XV веков было 2-5 «больших арбалетов». Например, в Бастилии в 1428 г. было 5 таких устройств и дополнительно 3 двухфутовых арбалета, в замке города Блуа – 2. В то же время в ключевых точках могло сосредотачиваться и большее количество, например, в Орлеане в 1427 г. (накануне английской осады) было 12 «больших стальных арбалетов».

В 1347 г. во время осады Кале, по рассказу Фруассара, король Англии приказал «построить высокий и большой деревянный замок (chastel) ... на берегу моря и хорошо снабдить его спрингалдами (espringales)». Это укрепление сыграло важную роль в блокаде Кале с моря, препятствуя доступу к нему французских кораблей с припасами и подкреплениями.

 

Рис. 34. Торсионный "спрингольф"

Из трактата "Орудийные иллюстрации с приписками от Йоханнеса Формшнейдера из Нюрнберга и многое другое", 1460-1470 гг. Bayerische Staatsbibliothek, Мюнхен.

 

Большие арбалеты, как более устойчивые к влажности, предпочитались торсионным спрингалдам при размещении на кораблях. Например, император Фридрих II (обычно обитавший в Южной Италии) приказал в 1239 г., чтобы капитан каждой из его галер имел на борту «три хороших арбалета с воротом» (tres bonas balistas de torno). В 1255 г. венецианские правила вооружения кораблей предусматривали, что к каждой “ballista de torno vel de pesarola” (вероятно, «баллиста с воротом или с оспье») должны прилагаться 50 болтов. На главной французской корабельной верфи Clos des Gallées в Руане с 1339 по 1359 г. каждый корабль оснащался одним большим арбалетом с воротом, но флагманский корабль «Святой Георгий» (Saint-Georges) имел два. Известен договор 1377 г. между арагонским королем Педро IV и гранадским эмиром Мухаммадом V, по которому первый предоставлял второму в аренду нефы (большие парусники) с экипажем из 30 арбалетчиков и 220 других членов экипажа на каждой за плату 900 золотых динаров в месяц. В 1441 г. в Генуе капитанам больших судов было приказано иметь на борту 28 «арбалетов с воротом» (ballistae a turno) и 14 воротов, т.е. по 1 вороту на 2 арбалета. Очевидно, в последнем случае речь идет уже не о станковых, а об обычных ручных арбалетах. Очевидно, об арбалетах всех типов идет речь и в соглашении между французским королем Филиппом II Красивым и Гийомом Пьером де ла Мар, предусматривавшим оснащение каждой из провансальских галер 60 такими устройствами и 6 тыс. болтами.

Оценить сравнительную стоимость большого арбалета и торсионного спрингалда нелегко. Известно, например, что в 1348 г. авиньонский папа приобрёл спрингалд за 35 ливров 4 су (ок. 7 фунтов-стерлингов). В 1349 г. он же приобрёл «большой арбалет из рога длиной 5 футов» (т.е. с дугой размахом 1,6 м) всего за 5 ливров 12 су (немногим более 1 фунта стерлингов), плюс 14 су за устройство натяжения и треногу. То есть спрингалд был в 5-6 раз дороже большого арбалета. Любопытно, что на другом конце Европы, в Польше, в конце XIV века арбалет с воротом стоил 1 марку (гривну), т.е. 2/3 фунта стерлингов. В то же время в Англии в 1353 г. «спрингалд» стоил 3 фунта 6 шиллингов 8 пенсов, т.е. ок. 17 ливров. Пушка-стреломёт стоила всего 13 шиллингов 4 пенса, т.е. около 6 ливров.

8 сентября 1429 г. Жанна д'Арк «была ранена в бедро стрелой из арбалета с натяжительной стойкой» (“la Pucelle fut ferue d’un trait de haussepie d’arballestre par une cuisse”) при попытке штурмовать парижские ворота Сен-Оноре (согласно неозаглавленной рукописи Персеваля де Кэньи, Perceval de Caigny, дворецкого герцога Алансона). Этот эпизод – одно из свидетельств широкого распространения натяжительной стойки-рычага, «оспье», в XIII-XV веках. Например, в 1293 г. король Франции приобрёл сразу 293 таких стойки. По сохранившемуся счёту из Лиона за 1417 г. каждая из них стоила всего 10 су – значительно дешевле английского ворота или кранекина.

У чешских гуситов (1419-1437 гг.) на основную тактическую единицу, фургон с 4 лошадьми и щитами, по Худетинскому ордонансу приходилось 6 арбалетчиков, 2 аркебузира, 2 возницы, 14 воинов с цепами, 4 алебардиста и 2 воина с павезами.

В свою очередь, противостоящий им австрийский герцог Альбрехт V в 1421 г. повелел набрать по рекруту от каждых 10 дворов, причем каждые 20 рекрутов должны были иметь фургон, 3 из них должны быть вооружены аркебузой, 8 арбалетами, 4 пиками и 4 боевыми цепами, у каждого железная шляпа, защитный доспех из железа или войлока, перчатки и меч или большой нож. Известен отряд из Регенсбурга, посланный против гуситов в 1431 г.: 248 человек, в том числе 73 кавалериста, 71 арбалетчик с знаменем, 16 аркебузиров, капеллан и различные ремесленники, 6 пушек с запасом в 150 кг ядер и 100 кг свинцовых пуль, 41 повозка со снаряжением, включая 6000 стрел, 300 зажигательных стрел, 19 аркебуз, коровьи шкуры для палаток и запас провизии на 6 недель (90 голов крупного рогатого скота, 450 кг копченого мяса, 450 кг сала, 1200 кругов сыра, 80 мер вяленой рыбы, 56 фунтов свечей, уксус, оливковое масло, перец, шафран, имбирь, 2 бочки и 73 бочонка австрийского вина, т.е. 4900 л, и 138 бочонков пива, 8280 л). Экспедиция обошлась в 838 фунтов 3 шиллинга.

 

Рис. 35. Арбалетчики стреляют зажигательными снарядами в крепость

Из южногерманской рукописи ок. 1440 г. Обратите внимание, что стрельба навесная.

 

Интересным курьезом является описание арбалета, способного выстреливать 8 болтов одновременно, в венецианской рукописи 1411 г.

Большие и двухфутовые арбалеты начали выходить из употребления в 1430-е, 40-е гг. Отчёт об артиллерии города Дижон (Бургундия) обнаруживает в 1440 г. наряду с 50 пушками только 3 «больших арбалета». В 1445 г. там же на более чем 90 пушек пришёлся только один «старый большой двойной арбалет» с сотней снарядов к нему, причем неспособный стрелять из-за выхода из строя механизма натяжения. Наконец, в 1469 г. в Дижоне было 136 пушек и ни одного «большого арбалета». Подобным образом Тевтонский орден в 1434 г. по приказу Великого Магистра изготовил из 34 своих арбалетов с воротом (winderarmbrust) ручные арбалеты и отправил их в Торунь.

Местами большие арбалеты еще продолжали храниться на складах, так, в 1505 г. в городском муниципалитета Парижа обнаружились 48 «больших стальных арбалетов» и 5 «больших арбалетов из тиса», а также запасы тетивы, канатов для ворота, два устройства для изготовления тетивы и т.д., но это был уже анахронизм. Существование «гильдий арбалетчиков» в городах объяснялось теперь только инерцией, а не военной целесообразностью. Во Франции им положил конец в феврале 1566 г. указ короля Карла IX, адресованный городу Парижу: «И отныне луки и арбалеты не должны использоваться для обороны, все арбалетчики и лучники впредь должны носить аркебузы вместо луков и арбалетов».

 

Рис. 36. Использование арбалетчиков в полевом сражении с участием немецких ландскнехтов, 1500 г.

Staatsarchiv, Веймар.

 

Последним случаем массированного применения арбалетчиков в крупном полевом сражении была битва при Равенне в 1513 г. между французской и испано-папской армиями. В ней французская пехота имела в своем составе 2000 гасконских арбалетчиков, которым противостояли испанские аркебузиры. Их столкновение закончилось в пользу испанцев. Успеху последних в немалой степени способствовало то, что они стреляли из-за бруствера земляного вала, тогда как атакующие французы стояли на открытой местности. Как бы то ни было, после этого сражения и французы перешли с арбалета на аркебузу.

Впрочем, ограниченное, «остаточное» использование ручных арбалетов продолжалось еще несколько десятилетий, особенно при обороне укреплений и в колониях. Например, арбалетчики сыграли важную роль в экспедиции Кортеса в Мексику в 1519-21 гг. Там они рассматривались как один из наиболее ценных компонентов испанских отрядов. Конечно, бесшумный арбалет не производил такого психологического эффекта, как грохочущая и изрыгающая пламя аркебуза, но реальные потери индейцев от арбалетов были намного больше, чем от огнестрельного оружия.

 

Рис. 37. Осада Родоса турками, 1480 г.

На переднем плане видны турки, натягивающие арбалеты при помощи кранекина.

 

4.2. Проблема торсионных машин.

 

Вопрос о сохранении античных торсионных машин в Средние Века до сих пор не имеет ясного ответа. Первые исследователи данной темы, Гийом Дюфур и Наполеон III, были решительными сторонниками теории исчезновения таких машин с крушением Римской империи. В конце XIX века с ними вступил в спор немецкий генерал Г. Кёхлер (”Die Entwicklung des Kriegswesens und der Krieg Führung in der Ritterzeit”, Breslau, 1887), которого в 1910 г. опроверг немец же Рудольф Шнейдер (“Die Artillerie des Mittelaltern nach den Angaben der Zeitgenossen”, Berlin, 1910). По его мнению, с V по IX век в католических странах артиллерия не использовалась вообще. В 1941 г. финн Калерво Хуури (“Zur Geschichte des mittelalterlichen Geschützenwesens aus orientalischen Quellen”, Studia Orientalia 9) смягчил эту позицию, высказав аргументы в пользу сохранения одноплечевого камнемета, «онагра», в Средиземноморье. В послевоенные годы чаще встречается точка зрения сторонников исчезновения торсионных машин. В частности, Рандалл Роджерс в монографии “Latin Siege Warfare in the Twelfth Century” (Oxford, 1992) указал, что Наполеон III, Г. Кёхлер, Р. Шнейдер и К. Хуури, несмотря на титаническую работу по исследованию источников, так и не нашли ни одного однозначного доказательства существования торсионных машин в Средние Века. Сторонником исчезновения торсионных машин является и Пол Чеведден. Француз Жан Лебель собрал к 1998 г. большое количество хотя и косвенных, но убедительных свидетельств, что «спрингалд» XIII века был именно торсионной машиной, – однако «проблему непрерывности» они не решают.

Действительно, не сохранилось ни одной западноевропейской средневековой иллюстрации до 1326 г. (примитивное изображение «онагра» в “De secreta secretorum” Уолтера де Милемете) или 1338-44 гг. (изображение спрингалда в рукописи «Романа об Александре»), которую можно было бы интерпретировать как торсионную машину. Вполне однозначные и подробные иллюстрации появляются только в середине XV века, когда все торсионные машины были далеко в прошлом. Причем эти иллюстрации, в большинстве своем весьма неуклюжие, можно при желании счесть попытками средневековых иллюстраторов изобразить, в меру своего понимания, античные машины, упомянутые у «классических авторов» и не имеющие отношения к средневековому военному делу. Еще более темны средневековые письменные источники. Практически ни в одном из них не упомянут в явном виде торсион как часть метательной машины. В подавляющем большинстве случаев можно только гадать, что представляли собой с технической точки зрения различные мангонели, перьеры и спрингалды. Даже когда в описании машины появляются какие-то детали, это обычно только затемняет суть вопроса. Пример – упомянутые в разделе 4.2 византийские «петроболы»-камнемёты XII века, «использующие ворот, балку (т.е. метательный рычаг) и пращу». Все три детали присутствуют и в торсионном одноплечевом онагре, и в гравитационном требюше с противовесом. Обе машины являются камнемётами и имеют одинаковое предназначение, но принцип их действия совершенно различен.

Не оспаривая исчезновения торсионных машин в католическом мире, такие авторы, как Кристофер Граветт и Дэвид Никол настаивают на непрерывном существовании торсионных стрелометов и онагров в Византии и у мусульман.

Они указывают на тот факт, что работы античных полиоркетиков и военных авторов вроде Вегеция продолжали переписываться в Византии и в них сохранилось небольшое количество рисунков двуплечевых торсионных стрелометов, датируемых X-XI веками. На этом основании византийские «баллистры» и даже «токсобаллистры» и «лямбдареи» объявляются продолжателями позднеримских «скорпионов» и манубаллист. При этом игнорируется факт полного отсутствия даже косвенных указаний на торсионность таких машин в исторических произведениях, включая специализированные военные трактаты, относящихся к собственно византийской военной истории. Напротив, есть немало признаков, указывающих на тенсионность византийских «баллистр» (начиная с приведенного в начале исторического раздела фрагмента из Прокопия Кесарийского). Переписывание же античных трудов в немногих монастырях совершенно не означает, что все упоминаемые в них машины были вполне понятны жителям средневековой Византии и, тем более, воспроизводились и применялись на практике. По опыту современных реконструкций можно сказать, что общей теории и грубых схем, присутствующих в работах Витрувия или Филона, недостаточно для создания эффективных торсионных машин – нужно знание многих частных технологических секретов и точных деталей, в подробности которых древние авторы не считали нужным вдаваться. Кроме отсутствия упоминаний в византийских письменных источниках, обращает на себя внимание полное отсутствие археологических находок деталей торсионных машин для византийского времени (особенно странное на фоне значительного числа таких находок по всей территории Римской империи для IV века н.э.) и отсутствие продолжения этой гипотетической византийской торсионной традиции в позднесредневековое время, когда, казалось бы, интерес к такой технике резко вырос и сохранившиеся источники стали намного полнее. Напротив, известные проекты поздних арабских и европейских торсионных машин значительно отличаются от античных моделей и явно говорят о стремлении собственным умом дойти до того же самого.

Столь же сомнительны попытки Д. Никола связать непрерывность торсионной традиции в мусульманском мире с «зийаром» ат-Тарсуси. Сам ат-Тарсуси ясно говорит, что данная гибридная тенсионно-торсионная машина является изобретением его времени, об этом же свидетельствует её переходный и весьма несовершенный характер, что подробнее рассмотрено в одноименном разделе. Единственный надежный вывод, который можно сделать из работы ат-Тарсуси – что в XII веке в арабских странах вновь пробудился интерес к содержанию античных полиоркетических трактатов и начались попытки развить свой собственный опыт производства самострелов с использованием указанных в них принципов. Однако для VII – середины XII веков указаний на применение торсионных стрелометов в мусульманской военной истории столько же, сколько в византийской, то есть нет, не встречается и термин «зийар».

То же самое относится к «манганикам»/«манганонам», «тетрареям», «петрареям» и «алакатионам», равно как и арабским «аррада», которые совершенно голословно объявляются подобием древнеримских «онагров». В арабских и византийских источниках не только отсутствуют указания на их торсионность, но нет и каких-либо описаний и рисунков таких машин в античных трактатах, копии которых датируются византийским временем. Наоборот, из работы ат-Тарсуси ясно следует, что ему были известны камнеметы только гравитационного типа, то есть требюше.

Единственное средневековое мусульманское изображение, в котором Д. Никол пытается усмотреть торсионный «онагр», содержится на сельджукидском блюде сер. XII (по данным Д. Никола – начала XIII) века иранского или среднеазиатского происхождения, см. рис. 22.1. Очевидно, к такому выводу его привели ложка с вложенным камнем, непонятное утолщение на оси вверху рамы, явно представляющей собой обычную раму манджаника-требюше, и видимое отсутствие тяговой команды. Однако у всех этих атрибутов может быть совсем другое объяснение. Рисунок очевидно безграмотный, не соответствующий ни одной известной модели метательных машин. Вполне возможно, что его автор самой машины не видел, а рисовал по словесному описанию, которое плохо понял. Как указал Каэн в примечаниях к описанию манджаников у ат-Тарсуси, сумку пращи арабы называли "киффа" – слово, которое обозначает любой полусферический объект. Каэн его перевел как "ложка. Вполне возможно, что автор рисунка изобразил как раз "ложку" на "стреле", т.е. сумку пращи на метательном рычаге. Как ось с утолщением он мог понять, например, особый разъем вверху «франкского манджаника» ат-Тарсуси, в котором помещался метательный рычаг. Тяговая команда могла просто не уместиться на небольшом рисунке. В любом случае, увидеть в таком изображении «онагр» можно лишь при очень богатой фантазии.

 

Рис. 38. Сельджукидское блюдо с рисунком метательной машины ("Battle Plate")

Сер. XII в., Freer Gallery of Art, Вашингтон - Metropolitan Museum, Нью-Йорк.

 

Поэтому для стреломётов наиболее рациональной представляется комбинация взглядов П. Чеведдена (согласно которой все античные торсионные двуплечевые машины исчезли в V веке) и Ж. Лебеля (по которой известный с середины XIII века спрингалд был именно двуплечевой торсионной машиной). Для мусульманского мира возобновление торсионной техники следует «удревнить» на столетие.

Для спрингалда, впервые упомянутого во Франции в 1249 г. (в связи с подготовкой крестового похода в Египет) как совершенно новая машина и, с лингвистической точки зрения, имеющего итальянские корни (судя по ранней форме – spingarda), есть достаточно много свидетельств и торсионности, и средневекового происхождения (хотя и опирающегося на античную теорию). Все доводы в пользу такой точки зрения являются косвенными, но в совокупности выглядят убедительно:

1)  Известно, что в 1220-е годы монахи изучили, переписали и ввели в широкий оборот труды одного из главных античных полиоркетиков, Витрувия (самая ранняя сохранившаяся западноевропейская рукопись которого датируется IX веком). С тех пор они регулярно упоминаются различными средневековыми авторами и благополучно дошли до наших дней. В них достаточно ясно и конкретно описываются торсионные машины, помимо фортификации и разного осадного оборудования. Неужели никто не попытался использовать эти сведения в практических целях? И случаен ли сам интерес к подобным специфическим работам?

2)  Введение нового термина, spingarda/espringale, в придачу к уже традиционным baliste и arbaleste, означает, что новая машина достаточно принципиально отличалась от привычных больших арбалетов.

3)  Все немногочисленные изображения спрингалда поздние и, взятые по отдельности, могут быть представлены плодом фантазии художника. Однако взятые вместе они обнаруживают удивительное конструктивное сходство (особенно массивная «ящичная» рама) и бросающееся в глаза отличие от всех сохранившихся изображений и чертежей позднеантичных баллист и катапульт.

4)  Лебель собрал многочисленные свидетельства приобретения огромного количества веревок из конского волоса для изготовления и поддержания в рабочем состоянии спрингалдов, вроде закупки сразу 1220 фунтов городом Дижоном в 1358 г. или 864 фунтов авиньонским папой в 1348 г. Зачем нужны сотни килограммов этого специфического и дорогого материала для арбалетов? Даже для требюше, имеющего много веревочных деталей (праща и разные канаты), столько не нужно, причем целесообразнее использовать обычную дешевую пеньку. На практике конский волос может быть полезен только для изготовления упругих и прочных торсионов. Если отвергнуть идею торсионности спрингалда, все эти подлинные документы сразу станут необъяснимыми.

5)  Известные изображения спрингалда сочетают весьма передовые конструкции механизма натяжения (винтовой ворот) и запорно-спускового устройства (роликовый затвор) с весьма примитивными торсионами, без закручивающих устройств-модиолусов, соответствующими самым ранним древнегреческим машинам IV-III веков до н.э. Объяснить этот факт можно только тем, что торсионы спрингалда не опирались на предшествующую ремесленную традицию (в отличие от других деталей, заимствованных у арбалетов), а были нововведением XII– XIII веков.

6)  Очевидна преемственность между спрингалдом и арабским «зийаром» – единственной торсионной машиной Средневековья, для которой существует более-менее надежное описание.

В чём заключаются достоинства торсионного спрингалда по сравнению с большим арбалетом, которые оправдывали бы его большую стоимость? Использование торсионов с вставными плечами, повернутыми внутрь, позволяет значительно уменьшить ширину машины. Кроме того, у торсионной машины плечи могут сгибаться на значительно больший угол, чем при натяжении цельного композитного или стального лука, поэтому обеспечивается больший ход тетивы. В результате спрингалд шириной 2 м обладает почти втрое большей мощностью, чем арбалет с 2-м дугой. Поскольку такие машины размещались обычно в казематах башен, имеющих ограниченный внутренний объем, компактность становилась очень важным качеством.

Последнее упоминание торсионного «онагра»-камнемёта содержится у Прокопия Кесарийского и относится к 537-538 гг. Спустя несколько десятилетий в Византии появился требюше с тяговыми веревками и, как полагает Пол Чеведден, сразу же вытеснил онагр. В этом Чеведден солидарен с уже упомянутыми Г. Дюфуром, Наполеоном III и Р. Шнейдером. Правда, в более поздней статье “The Invention of the Counterweight Trebuchet: a Study in Cultural Diffusion” (2000 г.) Чеведден смягчает свой подход и вскользь допускает, что вытеснение «онагра» могло продолжаться 200-300 лет и завершиться только с вводом в широкое употребление гибридного требюше в VIII-IX веках. При этом его главным доводом служит явное техническое превосходство гибридного требюше: при сравнимых дальности и точности стрельбы он способен метать намного более тяжелые снаряды, чем «онагр», дешевле, скорострельнее, значительно надёжнее, долговечнее и проще в эксплуатации. Надо сказать, что практические реконструкторы требюше и «онагров», например, Петер Вемминг Хансен из датского Middelaldercentret, разделяют эту точку зрения.

 

Рис. 39. Так в эпоху Возрождения представляли античные катапульты (ср. рис. 44).

Иллюстрация Липсиуса из манускрипта, составленного в Брюсселе ок. 1600 (сейчас хранится в Оксфорде).

 

На прямо противоположных позициях находятся Ж. Лебель, К. Граветт, Д. Никол, считающие, что торсионные камнеметы, аналогичные римскому “онагру”, непрерывно сохранялись в Европе минимум до начала XIII века под названиями «петрария» или «перьер». То есть победителем «онагра» они считают не гибридный требюше, а требюше с противовесом, чьи разрушительные способности уже очевидным образом превосходили всех предшественников. В этом они продолжают традицию, идущую от Эжена Виолле-ле-Дюка, Ральфа Пейн-Галлвея, Г. Кёлера, Б. Ратгена, Э. Шрамма, К. Хуури.

В настоящее время более оправданной кажется позиция Чеведдена. Подозрительно отсутствие упоминаний торсионов или хотя бы крупных заказов на закупку конского волоса применительно к перьерам и петрариям. Немногочисленные рисунки «онагров» XIV-XV веков могут быть интерпретированы либо как чисто фантазийные иллюстрации к античным авторам, либо как единичные попытки позднесредневековых «ингениаторов» воссоздать античные образцы. Главное же, что технические характеристики слишком явно говорят в пользу гибридного требюше: нет смысла держать сложную и капризную машину, способную метать только 25-кг камни, когда можно построить более надежную 100-кг калибра.

Чтобы пояснить вышеизложенное, стоит сравнить характеристики торсионного камнемёта, способного метать снаряд весом 1 талант (ок. 26 кг) на 1 стадий (ок. 180 м), с данными требюше с подвешенным противовесом, описанного Вилларом д’Онкуром ок. 1240 г. Именно камнеметы калибром 1 талант (вероятно, двухплечевые палинтоны) античные авторы вроде Иосифа Флавия называют основой позднеримской «тяжелой артиллерии». Единственная полноразмерная реконструкция двуплечевого одноталантового камнемёта была сделана в 2002 г. по заказу Би-би-си и оказалась неудачной из-за конструктивных дефектов. Эта 8,5 т машина имела длину хода тетивы 4,2 м, команда из 8 человек перезаряжала её 10-15 минут. Было сделано три выстрела при 15%, 30% и 60% хода тетивы. При третьем выстреле 26-кг ядро улетело на 90 м и треснула боковая стойка торсионной рамы, после чего испытания были прекращены. Естественно, на основании такого опыта делать какие-либо выводы о точности, дальнобойности и ударной мощи невозможно. Вопрос об эффективности таких машин остается открытым. Полномасштабных реконструкций онагров, к сожалению, не существует, но можно отталкиваться от реконструкции Пейн-Галлвея, коротко описанной в разделе 3.4. Онагр Пейн-Галлвея, весом 2 тонны и обеспечивающий кинетическую энергию 9000 дж, по античной классификации считался бы машиной калибром около 20 мин (треть таланта). Камень в 1 талант он мог бы метнуть только на 70-75 м. После несложных вычислений можно установить, что для забрасывания снаряда весом 26 кг на 180 м ему надо придать скорость 44 м/с и кинетическую энергию ок. 25000 дж. Согласно числу Филона (вес торсиона должен быть примерно в 25 раз больше веса снаряда) торсион 1-талантовой машины должен весить ок. 650 кг (у онагра Пейн-Галлвея он весил предположительно 150-180 кг). Сколько весила бы вся такая машина, определить трудно, но не менее 4-5 т, а скорее более. Возможно, античные образцы были лучше отработаны и относительно менее громоздки, чем кустарная реконструкция Пейн-Галлвея, но ведь и сотрясение 1-талантовой машины должно быть намного сильнее.

На наиболее точную «шотландскую» реконструкцию требюше Виллара д’Онкура (см. раздел 3.7) ушло примерно столько же дубовых бревен. Если учесть и высокую стоимость торсиона, становится очевидным, что онагр был значительно дороже большого требюше, может быть, в разы. При этом требюше с 6-т противовесом способен метать 125-кг каменные ядра на 175 м, а с 11-т – на 250 м. Иными словами, при меньших затратах требюше с противовесом был минимум в 5 раз мощнее 1-талантового онагра.

Скорострельность у большого требюше была, возможно, ниже, но это с лихвой компенсировалось намного большим ресурсом. Пусть требюше стрелял реже, зато круглосуточно. И, в отличие от онагра, требюше не терял эффективности в снег, дождь и туман.

Огромным преимуществом требюше с противовесом была и баллистическая устойчивость, то есть способность из того же положения при повторных выстрелах попадать в ту же точку без донацеливания. Это значит, что требюше был точнее онагра не только в стенобитном качестве, но и при поражении одиночных стационарных объектов – ему требовалось для этого меньше выстрелов.

Эти преимущества заложены уже в самой конструкции требюше. Его двигателем является почти ничего не стоящий ящик с землей или песком, тогда как у онагра – сложно устроенный торсион из конского волоса. Свободное вращение метательного рычага вокруг оси при минимуме участвующих в движении деталей обеспечивают требюше намного более высокие КПД и надежность, чем применяемая в онагре принудительная остановка метательного рычага стопорной балкой. Праща требюше значительно длиннее, чем у онагра, что даёт более длинный метательный рычаг.

В принципе, и более ранний гибридный требюше по относительной мощности, стоимости, надёжности намного превосходит онагр и, к тому же, значительно скорострельнее. Однако дальнобойность гибридного требюше минимум на треть меньше, чем у такого же по размерам и основным пропорциям требюше с противовесом (из-за более короткой пращи), и он не обладает такой же баллистической устойчивостью и точностью. Пожалуй, онагр способен стрелять точнее, чем гибридный требюше, и это не всегда может компенсироваться большей скорострельностью последнего. Можно сказать, что техническое превосходство гибридного требюше значительно, но не безусловно. С учетом консерватизма средневекового мышления и более чем расплывчатых представлений о технической эффективности, онагр теоретически мог довольно долго сосуществовать с тяговыми и гибридными требюше.

Понятно поэтому, почему самые предвзятые, но сколько-нибудь технически образованные сторонники торсионных машин (такие, как Жан Лебель) не решаются «продлевать жизнь» онагру после появления и распространения требюше с противовесом, т.е. далее XIII века. Те же задачи требюше с противовесом мог выполнять с настолько большей эффективностью, что это не могло не бросаться в глаза даже самому завзятому консерватору.

В заключение следует оговориться, что разновидность «средневекового онагра», изображенная на рис. 18, еще ждёт своей реконструкции и исследования технических характеристик.

 

Рис. 40. Изображение торсионного спрингалда из фламандской рукописи "Романа об Александре"

Между 1338 и 1344 гг. Bodleian Library, Оксфорд.

 

4.3. Зийар.

 

Единственное более-менее подробное описание средневековой торсионной машины содержится в трактате «ал-Табсира», написанном для Саладина «по причине его подвигов в войне против неверных» александрийским жителем Мурда ибн Али ибн Мурда ат-Тарсуси, вероятно, по происхождению армянином из киликийского города Тарса. Ничего больше об авторе не известно. Невозможно и точно датировать трактат – ясно лишь, что он написан не ранее 1169 г. (когда Салах ад-Дин стал везирем в Египте) и не позже 1193 г., когда Саладин умер. Исключительная важность этого текста требует привести обширные выдержки из него, к сожалению, в переводе не с арабского оригинала, а с французского перевода Клода Каэна:

...Среди разновидностей луков имеется и лук «зийар». Именно он стреляет сильнее всего, имеет наибольший размер, стрела его наиболее смертоносна. Нужно множество людей, чтобы натянуть его тетиву. Его изготавливают из различных видов дерева. Его устанавливают против башен и тому подобных укреплений, и никто не осмеливается противостоять ему. Изготовление его различается в зависимости от одаренности, зрелости разума, способности к пониманию, полноты опыта; и наилучшая модель, о которой мне приходилось слышать и со свойствами которой я смог близко познакомиться, была поистине та, которую мне описал шейх Абу л’Хасан ибн ал-Абраки ал-Искандарани. Этот последний, со своим превосходным талантом, исключительным разумом, навыком в стрельбе, высшим качеством своей опытности, описал мне лук зийар своего изобретения, чья сила стрельбы требовала бы для натяжения двадцать человек, обладающих сноровкой, но чья работа на самом деле обеспечивается единственным человеком, при стрельбе наиболее сильной и смертоносной, благодаря наиболее прочному и наиболее эффективному устройству. С его помощью достигают наиболее дальней цели и удовлетворяют желаемое намерение. Именно его я вам сейчас опишу и обрисую; и пусть тот, кто прочтёт и увидит это описание, пребудет в абсолютной уверенности. Я полагаюсь на помощь и руководство бога в этой работе, на одобрение и признание.

Описание изготовления данного лука «зийара».

Начни (с помощью бога, да будет ему хвала) с изготовления лука из двух балок из каменного дуба длиной шесть локтей каждая, шириной более полутора пядей и средней толщиной в пядь. Пусть вершина каждой балки будет около одной двенадцатой «каиды» (прим. Каэна – это слово «каида» имеет обычный смысл «цоколь», «подставка» и, по уподоблению, широкий полый цилиндр, содержащий один или много стержней или брусков. Здесь я плохо понимаю смысл (геометрическая хорда искривленной части?) – Д. Никол понимает этот фрагмент как сужение плечей лука от 25 см у основания до 5 см у конца). Пусть они будут удвоены рогом и клеем осенью, скреплённые, как скрепляют луки, и оставлены на необходимый срок, чтобы удостовериться, что сцепление клея гарантирует против всякого разрыва. Когда с этим закончено, пусть прикрепят кишку, после приведения в должный порядок древесины и сглаживания всех неровностей напильником, и тем же напильником отшлифуйте рог обычным образом. Пусть кишка с противоположной стороны будет расположена в длину и ширину на необходимое число «ладоней» (прим. Каэна – «дусут» – «нижняя часть руки», «кисть»), пропорционально луку, и пусть сохнет до совершенного состояния в течение долгого времени, затем пусть её обработают напильником, как это делают для луков, и пусть её отполируют до исчезновения шероховатостей и достижения совершенной симметрии. Когда с этим закончено, пусть покроют его корой «туз» (прим. Каэна – это персидское обозначение коры белого тополя «хаданг», широко известного как материал для покрытия луков, а также древесины того же дерева, одной из наиболее применяемых для изготовления луков), так, как это делают с арабскими луками; и если ты хочешь его позолотить, украсить, отлакировать лаком «фираг» (?) (прим. Каэна – пунктуация, всегда четко f.ragh или farac, никогда с начальным q, исключает, что имеется в виду тыква, quragh, единственное приходящее на ум обозначение исходного материала, но из которой не производят никакого лака, насколько мне известно. Следует ли думать о персидском «фураг», которое означает осколок драгоценного камня, или о возможных арабских значениях «отделка», «кувшин», «металлическое литьё»? Из листа 144 следует, что это варёный лак. «Фараг», окончательная отделка, кажется наиболее правдоподобным), который наиболее красив для подобных целей, это на твоё усмотрение, и если ты хочешь отлакировать «туз» тем же самым лаком без другого украшения либо позолоты, это твоё дело. Наконец, пусть сделают на оконечности плеча лука обычные выемки для тетивы, и пусть они будут почти на всю толщину, чтобы эта тетива могла там уместиться.

Комментарий: очевидно, здесь описывается изготовление композитного лука. Из контекста ясно, что словом «кишка» обозначается толстый пучок сухожилий, обычно приклеиваемый с внутренней стороны такого лука. К сожалению, Каэн не сообщает размеров александрийского «локтя» и «пяди» времен Саладина. Если приравнять «локоть» к древнегреческому в 44 см (средневековые европейские «локти» были длиннее), то каждое плечо лука окажется длиной 2,65 м.

Пусть изготовят тогда своего рода квадрат с четырьмя рёбрами из древесины каменного дуба хорошего качества или другого дерева, подходящего для замены, пусть его выровняют и обстрогают наиболее тщательным образом; каждая сторона будет длиной в десять локтей, больше или меньше, в соответствии с большими или меньшими размерами лука. Пусть закрепят в середине квадрата толстую и широкую вертикальную перекладину, с хорошо продуманным отверстием, снабженным двумя дверцами, сделанными каждая из одного листка железа, кусочек которого будет на оси в своей верхней части, когда крышка закрыта, и которые открываются, когда стрела, вылетая, их поднимает; ширина этого отверстия должна, следовательно, быть пропорциональна ширине стрелы, немного больше. С двух сторон этой перекладины надо наложить две узких планки из каменного дуба, которые должны быть приклеены и закреплены. Пусть заплетут тогда на нижней и верхней сторонах квадратной рамы, примерно в двух третях длины от срединной перекладины, «зийар» («сеть» или «крученый канат», также «натянутая струна») из конского волоса и шелка, в котором каждая веревка будет иметь толщину мизинца; так же тетива («ватар»), которая натягивает лук, должна быть ему пропорциональна, и если её сила равна одному «кинтару», весить пятнадцать дирхемов, и прибывать или убывать с ним.

Пусть обовьют тогда упомянутую сеть «зийар» вокруг круглых палок из самшита или другого дерева, имеющегося в наличии, с двух сторон, пока она не будет хорошо натянута (?); эти палки должны быть толстыми, чтобы закручивание вокруг них могло достичь максимума; и пусть [два слова неясны] их местоположение будет на ширине плечей лука, когда их установят на место.

Затем пусть уберут (?) эти палки и пусть поместят там [в двух «зийар»?] два вышеупомянутых плеча лука, по одному с каждой стороны, их широкий конец на деревянной планке, закрепленной с краю поперечной перекладины, в выемке, специально для него устроенной, и поместят у каждой оконечности два крюка или скобы (?) (прим. Каэна – предполагают, что неизвестное слово рукописи поставлено по ошибке вместо «каннаратаин») из каменного дуба, крепко прибитых гвоздями, предназначенных не позволять им выскальзывать из своего местоположения. Пусть каждое плечо будет расположено относительно другого точно по прямой, таким образом, чтобы они имели вид, будто образуют одно целое; пусть искривленная часть каждого из плечей будет помещена на боковой перекладине, к которой она ближе. Пусть закрепят тетиву («ватар») в выемках, устроенных в двух искривлениях, как обычно; пусть поместят «канал»-направляющую («маджрат») посредине напротив, чтобы тетива («ватар») была приспособлена к рукоятке, о которой мы скажем в своём месте, если бог этого захочет.

Комментарий: интерпретировать этот фрагмент непросто и, вероятно, сам Каэн не вполне понимал, какая конкретная техническая деталь имеется в виду под тем или иным общеупотребительным арабским словом.

В моём понимании конструкция выглядит так: рама квадратная, вертикально установленная. Посредине рамы вертикально прибита толстая широкая перекладина, к которой горизонтально крепятся плечи арбалетной дуги. Спереди по краям перекладины прибиты две планки, в которых сделаны выемки для плечей и сверху прибиты крепежные скобы. В середине перекладины имеется отверстие, через которое вылетает стрела. Под ним сзади находится направляющая с каналом для стрелы. Отверстие прикрыто двустворчатыми подвешенными дверцами непонятного предназначения – стрела, вылетая, их приподнимает.

На раму вертикально навиваются два торсиона, в промежутках между центральной перекладиной и боковыми ребрами (в 2/3 длины от центральной перекладины). Торсионы сделаны в виде сети из веревок конского волоса и шелка. В этот торсион посередине горизонтально вставляется толстая самшитовая палка, которой торсион закручивается до предела. Затем эта палка постепенно выталкивается/замещается внутренним концом арбалетного плеча. В конце концов один конец плеча спереди заходит за центральную перекладину, другой – сзади за боковое ребро. Это как бы стопорит торсион в напряженном состоянии – плечо, упираясь одновременно снаружи в центральную перекладину и изнутри в раму, не может раскрутиться вперед (очевидно, торсион должен быть закручен в противоположном направлении к схождению плечей – правый по часовой стрелке, левый – против часовой стрелки). Затем внутренние концы плечей закрепляют на центральной перекладине дубовыми скобами, и надевают тетиву. Вид сверху показан на рис. 23.1.

 

Рис. 41. Предположительная схема зийара.

 

Описание канала-направляющей («маджрат»).

Возьми скрытый канал, соразмерный луку, вдвое длиннее стрелы; пусть в месте, куда прибывает тетива («ватар»), будет помещен затвор, запирающий её: затвор, сработанный из железа и из меди, который должен быть пропорционален большему или меньшему размеру лука; он пронизан посередине по ширине отверстием, через которое проходит гвоздь, закрепленный с двух сторон прорези, сделанной в канале-направляющей; наконец, пусть крюк свободно продвигается в пространстве канала, поднимаясь и опускаясь: когда его тянут к себе, затвор опускается и тетива («ватар») спускается, стрела идет вперед и вылетает пропорционально напряжению тетивы. Пусть приделают к затвору его ключ, который должен быть поднят [и сказано в (непонятное слово)], он должен иметь длину пять локтей или больше: всё, что его удлиняет, облегчает его освобождение [затвора?], так как он возвращается как рычаг, и становится легче создать тягу, которая его тянет назад от крюка, и если он медлит прибыть на место, рядом имеется «микат» (прим. Каэна – это слово, которое, как кажется, обозначает разновидность крюка, отсутствует, насколько мне известно, в каком-либо словаре, и я не в состоянии определить, к какому арабскому корню его можно было бы привязать), при помощи которого стреляют при необходимости освободить тетиву. Пусть этот затвор будет пронизан по ширине, и пусть там поместят железный штифт, закрепленный в канале.

Стрела должна быть пропорциональна луку по толщине. Есть стрелы длиной в локоть, толщиной с копье, чей железный наконечник весит до египетского ратля [2,15 кг, что кажется преувеличенным], или больше, или меньше, в соответствии с луком. Стрела помещается в канал в месте, устроенном для неё напротив тетивы («ватар»). Вот чертеж этого лука: (рис. 1).

 

Рис. 42 (рис. 1 и 2 у Каэна). Вид спереди зийаров с одним и тремя луками.

 

И если ты желаешь поместить на серединную перекладину три лука в такой же манере, устрой напротив каждого из них отверстие для выхода стрелы, в соответствии с моделью: (рис.2).

Тетива («ватар») лука натягивается воротом, приводимым в действие единственным человеком, и вот его описание.

Возьми прочную деревянную доску, на которой с четырех сторон расположены стойки учёного изготовления, скреплённые железом. Пусть на каждой стороне разместят вертикальный брус, у основания прикрепленный к ней железной скрепой, и с цилиндрами (?) на вершине, пронизывающими оконечности осей (?) колес, чтобы канаты оборачивались вокруг них. ...Далее даётся описание ворота с промежуточными блоками... Вот чертеж этого устройства (рис. 3).

 

Рис. 43 (рис. 3 у Каэна). Вид ворота сбоку.

 

При оценке этого устройства сразу бросается в глаза его переходный характер: А) между античной катапультой-«скорпионом» (описание которой есть у Витрувия), а также другими известными в Средние Века схемами античных торсионных двухплечевых машин (см. рис. 44) и, с другой стороны, более поздним западноевропейским спрингалдом; Б) между большим арбалетом и торсионной машиной.

 

Рис. 44. Схемы античных торсионных машин (вверху эвтитон-стреломет, внизу палинтон-камнемет)

Из трактата Belopoeica Герона Александрийского (I в. н.э.) в византийской рукописи XI века. Bibliothèque nationale de France, Париж.

 

Действительно, общая деревянная рама зийара с зафиксированными на ней торсионами является аналогом самых первых древнегреческих образцов – несомненно, создатель зийара уловил основную идею торсионной машины, но не смог понять сложных технических деталей, характерных для более совершенных поздних машин, таких, как «частные» металлические рамы для каждого торсиона в отдельности («кампестрионы») и, в их верхней и нижней частях, специальные «чашки» для закручивания торсиона («модиолусы»). Что и говорить, даже современные ученые смогли только к 1970-м годам вполне понять устройство позднеримских торсионных машин после досконального исследования всего комплекса сохранившихся античных трактатов, археологических находок и нескольких поколений практической реконструкции. И то вопрос, вполне ли.

Иными словами, зийар XII века, с одной стороны, несомненно опирается на какие-то античные трактаты и/или иллюстрации (по крайней мере, его общая идея), но с другой – представляет собой столь же несомненный откат назад по сравнению с торсионными стрелометами IV века н.э., значительно более компактными при сравнимой мощности.

Другим признаком, позволяющим сделать вывод, что зийар Абу л’Хасана ибн ал-Абраки был новым изобретением (хотя и необязательно последней трети XII века – могли быть и ближайшие предшественники), а не продолжением многовековой ремесленной «торсионной» традиции, является его гибридность. По существу зийар – огромный композитный арбалет, чьи плечи дополнительно усилены надетыми на них торсионами. Подобные смешанные конструкции не встречаются ни в античное время, ни в более позднем Средневековье. Едва ли это может служить доказательством их эффективности. Очевидно, что в подобной конструкции ни торсион не может задействоваться в полной мере, ни плечи не в состоянии согнуться по максимуму. В самом деле, «сила натяжения двадцати человек» равна только 1000, максимум 2000 кг (1500 кг по оценке Дэвида Никола). Это немного для арбалета с размахом плечей 5-6 м или аналогичной катапульты. «Направляющий канал вдвое длинней стрелы» предполагает длину хода тетивы около метра, что тоже немного. Как ни удивительно, мощность зийара будет ниже, чем у вдвое-втрое меньшего спрингалда, реконструированного Жаном Лебелем. Да и простой здравый смысл говорит, что ради надежности мощность выгоднее увеличивать либо наращиванием арбалетных плечей, либо увеличением торсионов, но не их комбинированием.

Можно предположить, что египетский конструктор ставил перед собой достаточно скромную задачу усовершенствовать большой арбалет посредством установки вспомогательных торсионов, подсмотренных в каком-то античном трактате. Несовершенство торсионов и отсутствие уверенности в их эффективности не позволили ему до конца отойти от привычной арбалетной схемы.

Наконец, существенен сам факт отсутствия упоминаний «зийаров» до эпохи Саладина (последней трети XII века) в каких-либо источниках.

Обратная эволюция, от торсионного стреломёта типа античного «скорпиона» к арбалету, представляется крайне маловероятной. Зийар, у которого плечи жестко закреплены за центральную перекладину, заведомо и значительно менее эффективная конструкция, чем классическая торсионная машина, у которой плечи вдеты в торсион и потому могут поворачиваться на больший угол, используя энергию торсиона в большей степени и обеспечивая больший ход тетивы при куда меньшей ширине. Не говоря уже о длительности изготовления, сложности и дороговизне композитных плечей по сравнению с обычными деревянными. Иными словами, гибрид представляет собой явный регресс по сравнению с чисто торсионной машиной.

Так что александрийский зийар XII века, по-видимому, является промежуточным звеном и свидетельством экспериментов, которые привели к появлению чисто торсионной машины в следующем XIII веке – западноевропейского спрингалда. Происхождение итальянского спрингалда от арабского зийара представляется очень вероятным, но, конечно, едва ли можно установить, кто именно внес в схему зийара необходимые усовершенствования, сами арабы или уже европейцы.

Основные отличия спрингалда от раннего зийара заключаются а) в полной торсионности первого, то есть замене больших фиксированных композитных плечей на короткие вставные деревянные, б) замене плоской «одномерной» рамы на объемную «трехмерную». Кроме того, отсутствие центральной вертикальной перекладины спереди облегчает обзор и прицеливание. Короткие вставные плечи можно использовать и для закрутки торсионов, вместо отдельных самшитовых палок.

Очевидно, эксплуатировавшие зийары инженеры быстро убедились, что торсионы и сами по себе способны придать снаряду необходимую энергию, так что можно обойтись без композитных плечей, ненужно усложняющих конструкцию. Поэтому был сделан логичный шаг – торсионы из вспомогательного «движителя» стали основным и единственным.

В свою очередь, ящичная рама позволила навивать торсионы по бокам, а не спереди. Тем самым, при той же ширине машины, удалось разнести торсионы на большее расстояние, изменить расположение плечей с «внешнего» на «внутреннее» и увеличить длину хода тетивы. Кроме того, машина стала прочнее и надежнее. При тех же габаритах мощность увеличилась. Или, наоборот, при той же мощности удалось значительно уменьшить габариты, что очень важно при установке в крепостных казематах и на кораблях.

Упоминаемый в XII-XV веках зийар метал не только стрелы, но и сосуды с зажигательной смесью («нафтой»). Об этом сообщает, например, де Жуэнвиль применительно к VI Крестовому походу. Под 1298 г. ибн Халдун сообщает о зийарах на повозках, до четырех на одной, в Марокко. Непонятно, правда, имелись ли в виду 4 зийара на одной раме, подобно устройству на рис. 42, или четыре независимых устройства. Очевидно, в большинстве случаев под «зийаром» подразумевались куда меньшие машины, чем описанная в трактате ат-Тарсуси.

Зийар, описанный Мурдой ат-Тарсуси, был изучен Дэвидом Николом. Для полноты картины стоит привести изображение зийара таким, каким его представил Д. Никол в “Medieval Siege Weapons (2) Byzantium, the Islamic World & India AD 476-1526” (см. рис. 45). Совершенно непонятно, каким образом можно усмотреть такого рода конструкцию из вышеприведенного текста. По существу, Никол приписал арабам европейский спрингалд с миниатюр XIV-XV веков (по крайней мере, в части устройства рамы и расположения плечей), хотя никаких надежных оснований для такого переноса нет.

 

Рис. 45. Зийар (реконструкция по трактату ат-Тарсуси)

Автор реконструкции David Nicolle ("Medieval Siege Weapons", 2002, Osprey Publishing).

 

Известно, что в 1239 г. германский император Фридрих II во время своего пребывания в Акре приобрел «кавс ал-зийар». Это один из примеров контактов между христианским и мусульманским мирами на Ближнем Востоке, которые, впрочем, и так не вызывают сомнения. А из Марокко исходит сообщение начала XIV века, что для перевозки разобранного «кавс ал-зийара» требовалось 11 мулов.

 

4.4. Требюше.

 

По мнению крупнейшего специалиста в данной области, Пола Чеведдена, ручной («тяговый») требюше был изобретен в Китае около 500-400 гг. до н.э. (первым исследователем, пришедшим к такому выводу был финн Калерво Хуури в 1941 г.) Некоторые относят это событие к значительно более раннему времени. В любом случае, требюше не был чьим-то одномоментным изобретением, а постепенно развился из ручной пращи, привязанной к палке (известной и Вегецию как «фустибал»). Достигнув определенного уровня эффективности, это устройство стало быстро продвигаться на запад, в Среднюю Азию, а затем в Иран и Византию.

Почему технология требюше начала продвигаться за пределы Китая именно в это время и каким образом это продвижение происходило – трудно определить за недостатком данных. Возможно, она достигла Византии через посредство осёдлых цивилизаций Средней Азии и Персии, возможно – напрямую из Китая через посредство кочевников-аваров (китайцы называли их жужанями). Конструкция тягового требюше настолько проста, что её освоение было под силу и кочевым племенам. В пользу первого пути говорит рис. 46. На нём изображён фрагмент стенной росписи VII-VIII вв. из дворца в Пенджикенте, Таджикистан. Примечательно сходство этого рисунка с китайскими миниатюрами. Другой интересный момент – то, что команда находится внутри деревянной конструкции, которую можно было покрыть досками или шкурами для защиты от вражеских стрел.

 

Рис. 46. Ранний тяговый требюше.

Перерисовка стенной росписи VII-VIII вв. из дворца в Пенджикенте, Таджикистан (Эрмитаж, С.-Петербург).

 

Как бы там ни было, во второй половине VI века н.э. требюше появился в Византии. Византийский писатель середины этого века, Прокопий Кесарийский, упоминает только баллисты и онагры в своем описании войны с готами в Италии. Едва ли он проигнорировал бы требюше, если бы они уже применялись в его время. Первым надёжным свидетельством использования ручных требюше в Европе является рассказ архиепископа Иоанна об осаде византийского города Фессалоники аваро-славянским войском в 597 г., во время которой осаждающие использовали 50 камнеметов, или «петроболов». Ввиду важности этого факта стоит привести более пространную цитату из «Чудес святого Димитрия» архиепископа: «Эти петроболы были четырехугольными, с широким низом и постепенно сужающиеся кверху. На этих машинах были закреплены толстые оси, окованные железом на концах, и на них были насажены бревна, подобные балкам большого дома. С заднего конца этих бревен свисали пращи, а с переднего – крепкие веревки, которые они тянули вниз, высвобождая пращи и метая камни высоко вверх с громким шумом. Стреляя, они посылали вверх множество больших камней, так что ни земля, ни человеческие постройки не могли выдержать ударов. Они также покрыли эти четырехугольные петроболы досками с трех сторон, чтобы те, кто изнутри приводил их в действие, могли избежать ран от стрел защитников стен. Когда же одна из них, с ее досками, была сожжена до головешек зажигательной стрелой, они вернулись, унося с собой машины. На следующий день они снова принесли эти петроболы, покрытые свежеснятыми шкурами и досками, и разместили их ближе к стенам. Стреляя, они опрокинули горы и холмы на нас. Потому что как еще можно было бы назвать эти непомерно огромные камни?» Защитники также использовали камнеметы-«петрареи», наиболее умелыми операторами которых были моряки, доставлявшие снабжение в город.

Когда осада не удалась, славяне ушли, бросив все свои «машины».

Это сообщение долго вызывало недоумение у комментаторов. Казалось невероятным, чтобы находящиеся на очень низком уровне развития аварские и славянские племена могли в походе изготовить и использовать осадные метательные машины, да еще целых 50 штук. К тому же описание «петроболов» никак не сочетается с известными конструкциями баллист и катапульт. Все становится на свои места, если принять, что славянско-аварское войско использовало сделанные на месте примитивные ручные требюше, подобные изображенному на рис. 46. Кочевники-авары вполне могли перенять эту незамысловатую технику у своих восточных соседей-тюрков или в Средней Азии. Так же неудивительно, что всё это снаряжение бросили после окончания осады – в отличие от дорогостоящих торсионных машин, сохранять ручные требюше не имело смысла.

Впрочем, возможна и другая версия: славяне и авары могли перенять их у византийских перебежчиков. В её пользу говорит свидетельство Феофилакта Симокатты, историка времен императора Маврикия (582-602 гг.). Он утверждает, что в 587 г. во время осады крепости Аппиарея в Нижней Мёзии аваров научил этому пленный солдат Бузас в обмен на сохранение своей жизни: «Бузас научил аваров, как построить некую осадную машину, потому что прежде они совершенно не ведали о таких машинах, и он построил «гелеполис» для метания снарядов. Вскоре после этого крепость была стёрта с лица земли и Бузас смог убедиться в их бесчеловечности, после того, как научил варваров страшному, технологии осады. С тех пор враги без усилий захватили великое множество римских городов, используя это своеобразное устройство».

Симокатта упоминает также «элеполисы» во время осады императором Ираклием горной персидской крепости: сменяя тяговые команды через регулярные интервалы, византийцы обстреливали днем и ночью как укрепления, так и внутреннюю часть крепости. Также армянская «История кавказских албанцев» Мовсеса Даскуранци (Movses Dasxuranci) сообщает, что во время осады Ираклием Тифлиса в 624 г. «четырехколесная балистра и различные другие военные машины были построены ромейскими инженерами, при помощи которых они без промаха метали огромные булыжники, чтобы разбить стены».

В классической античности словом «гелеполис» обозначали большие деревянные осадные башни, но в данном случае речь идет именно о метательной машине. Как это часто бывает, термин «гелеполис» за несколько веков существования изменил своё значение. Сначала он стал обозначать любое осадное сооружение, преимущественно башню с тараном внизу, потом любое стенобитное устройство, будь то таран под защитным навесом (в таком значении упоминал это слово Лев Диакон в X веке, правда, говоря о древних временах; видимо, таков был и «придвигаемый» к армянской крепости Хломарон в 580 г. ελεπολεις, согласно сообщению Менандра Византийца) или мощная метательная машина. П. Чеведден и Дж. Деннис, основываясь на многочисленных свидетельствах, утверждают, что речь идет именно о тяговом требюше, аналогичном использованному в 597 г. Упоминаемую в приписываемом императору Маврикию «Стратегиконе» «баллисту, вращающуюся с двух концов» они также интерпретируют как тяговый требюше.

«Стратегикон» Псевдо-Маврикия (написан между 592 и 610 гг.) является основным военным трактатом ранней Византии, но метательная техника освещена в нём крайне скудно. Нет никаких сведений о принципе действия упоминаемых в нём «камнемётов», ясно лишь, что они использовались как вспомогательное средство при осаде и обороне крепостей и не рассматривались как эффективные стенобитные орудия.

Какие-то камнеметы использовала в то время и сасанидская Персия, как свидетельствует Антиох Стратиг в «Пленении Иерусалима»: «Персы метали из балист с такою силою, что на двадцать первый день разрушили городскую стену.» (пер. Н.Я. Марра) В то же время они использовали для разрушения городских стен и тараны. Как и во многих подобных случаях, трудно сказать что это были за камнеметы, или еще онагры, или уже требюше с тяговыми веревками. Эпизод этот относится к 614 г.

Еще один эпизод относится к осаде города Беневента византийским императором Константином IV в 662 г., согласно сообщению Павла Диакона в Historia langobardorum. Захваченный в плен лангобард Сесуальд, подведенный к стенам, вместо призыва к сдаче известил горожан о приближении деблокирующей армии, за что был убит: «Когда он произнес это, его голова была отрублена по приказу императора и брошена в город с помощью боевой машины, называемой камнеметом (petraria)» (кн. 5, гл. 8, перевод – Раков Д. Н.). Снова неясно, что из себя представляла «петрария».

Комбинация ручных требюше и унаследованных от античности аркбаллист продолжала оставаться на вооружении наиболее развитых раннесредневековых государств – Византии и Арабского халифата. Для этого периода характерно особенно широкое использование зажигательных снарядов на основе нефти («греческого огня»). Между прочим, в это время византийцами было создано любопытное ручное устройство для выбрасывания «греческого огня» – «хейросифон». Как укрепления, так и городские дома тогда были преимущественно деревянными или скреплёнными деревянными балками, и «греческий огонь» (в действительности полученный византийцами от Каллиника, перебежчика из Дамаска, около 673 г.) был для них чрезвычайно опасен. Приведем лишь пару наиболее известных примеров.

В 683 священный город мусульман Мекка был захвачен неким Абдаллахом ибн ал-Зубайром, не желавшим подчиниться только что вступившему на престол омейядскому халифу Йазиду ибн Му'авии. Тогда войска Йазида установили под Меккой батарею огнеметных «манджаников» и девять недель обстреливали город. Хотя омейядские войска старались избегать попаданий в священный храм мусульман, Каабу, один из зажигательных снарядов все-таки угодил в него. Сначала загорелась черная ткань, покрывавшая святилище («кисва»), затем, когда огонь стал более интенсивным, священный Черный Камень, встроенный в угол храма, раскололся на три части. Несмотря на это исключительное происшествие, омейядские войска продолжили обстрел еще месяц. Затем внезапно умер халиф Йазид, и войскам было приказано срочно вернуться в Дамаск.

В 692 г. к Мекке подошла новая омейядская армия с множеством «манджаников», катапульт и зажигательных снарядов на основе нефти. Созданные ими пожары пылали вокруг «ал-масджид ал-харам» (святилища) более полугода, когда, наконец, Мекка была взята и Абдаллах ибн ал-Зубайр зарезан. Описание этой осады содержит интересную деталь: команду «тягунам» дергать за веревки отдавал «наводчик», вкладывавший камень в пращу и оттягивавший её вниз.

Камнемёты использовались и во время вторжения мусульман в королевство франков в правление халифа Йазида ибн 'Абд ал-Малика (720-724 гг.), согласно “Арабо-византийской хронике 741 г.”: «Также он сделал Нарбоннскую Галлию своей благодаря предводителю армии, называемому Масламой, и беспокоил народ Франков частыми битвами. С необычайной доблестью уже упомянутый военачальник армии достиг Тулузы, окружил ее осадой и попытался сокрушить ее камнеметами и другими машинами.» (пер. С. Железнова) Более точно датировать это событие позволяет «Мозарабская хроника»: «Собрав силы, аль-Сам напал на Тулузу и окружил город войсками, пытаясь победить её с помощью камнеметов и других осадных машин. Узнав о том, что происходит, Франки собрались под командой Одо. И там, близ Тулузы, во время серьезного сражения, в которое были вовлечены обе армии, Франки убили аль-Сама, предводителя Сарацинских войск, вместе с частью его воинов, а прочих обратили в бегство.» (гл. 69, пер. С. Железнов). Аль-Сам ибн Малик аль-Хаулани – наместник Испании в 718-21 гг., то есть осада Тулузы имела место в 721 г. Это, возможно, самый ранний пример контакта франков с камнеметной техникой (если не учитывать их набеги на византийскую Италию в VI веке). Однако, как кажется, заимствования арабских «манджаников» франками не произошло.

Известно, что в середине VIII века халиф Марван II хранил не менее 80 камнеметов в арсенале города Хомс (Сирия). Хранение машин в арсенале с перевозкой к месту осады на верблюдах вместо изготовления их на месте можно объяснить как недостатком древесины на Ближнем Востоке, так и сухим климатом, облегчавшим такое хранение.

Другой примечательный эпизод относится к войне 809-813 гг. между Амином и Мамуном, сыновьями халифа Харун аль-Рашида. Амин был разбит в 813 г. в двух битвах в Персии и Мамун надеялся захватить его в Багдаде. Мамун пошел к городу с северо-востока, но первым с запада подошел один из его командиров, тюрк по имени Тахир. Тахир был настроен взять Багдад любой ценой и подверг его обстрелу бочками с горящей нефтью из сотен «манджаников». В результате Багдад сгорел дотла, все его население бежало. По сообщениям хронистов, вероятно преувеличенным, тогда в Багдаде жило до миллиона человек. Только в 819 г. город отстроили, но прежних размеров он так и не достиг.

Во всех случаях не уточняется, что же представляли собой эти арабские «манджаники». Современные исследователи не сомневаются, что это были преимущественно ручные или гибридные требюше. Происхождение слова «ал-манджаник» от византийских «манганон», «манганикон», «манганика» не вызывает сомнений, но вот византийский термин вызывает разночтения. Вопреки наиболее распространенной точке зрения, производящей «манганон» от древнегреческого «монанкон» («однорукий»), Д. Никол связывает его с греческим словом «мангано» («давить», «сжимать»). Подобные этимологии сомнительны – как известно, современный английский глагол mangle («калечить») произошел от средневекового «мангонеля», а вовсе не наоборот. У византийцев словом «манганон» минимум до конца IX века обозначали любую тяжелую осадную технику, не только метательные машины, о чем свидетельствуют уточнения в «Тактике» Леона II: «камнемётные манганика, так называемые алакатиа и тетрареэ».

Наряду с тяжелыми камнеметами использовались и легкие – «аррада» (воспроизведенные в последующем испанцами как «альгаррада»). Дэвид Никол полагает, что словом «аррада» обозначались модифицированные торсионные онагры, унаследованные от античности. Однако более обоснованной представляется точка зрения Пола Чеведдена, согласно которой «аррада» представляли собой противопехотную версию тягового требюше (аналог французского «перьера»). И на иллюстрации из «Изысканной книге требюше» Юсуфа ибн Урунбуги (1462 г.) словом «аррада» обозначен именно требюше с тяговыми веревками, в отличие от «турецкого манджаника» – требюше с противовесом.

По мнению Д. Никола, слово «аррада» происходит от арамейского названия дикого осла, то есть онагра. Однако, как он сам признает далее, характерное «брыкание» этого животного в равной степени напоминает одноплечевой торсионный «онагр» античного типа и требюше. Да и сама этимология – не более чем предположение. Впервые это слово появляется в 630 г. применительно к осаде пророком Мухаммедом аравийского города Таиф. К этому времени византийцы были знакомы с тяговым требюше не менее 30-40 лет. Затем оно стало постоянно появляться при описаниях боевых действий в Сирии, Египте, Ираке и Иране.

В ходе арабо-византийских войн в начале VIII века появилось важное нововведение – гибридный требюше, то есть снабженный небольшим противовесом в дополнение к тяговым веревкам (по мнению П. Чеведдена, именно в арабских странах). Он был значительно мощнее и точнее тягового, и оставался основной осадной метательной машиной с VIII по XIII век. Как полагает П. Чеведден, именно в начале этого периода требюше окончательно вытеснили крупные торсионные машины. Таким образом, по его мнению, этот процесс вытеснения античной техники продолжался с середины VI по VIII век.

В 838 г. аббасидский халиф аль-Мустасим использовал «аррада», установленные на повозке и обслуживаемые четырьмя людьми, во время осады византийского города Аморий в Малой Азии. Д. Никол опять пытается усмотреть в таких машинах античные «карробаллисты», хотя лёгкие тяговые требюше тоже могут устанавливаться на повозках и обслуживаться только 4 «тягунами». При этом сам Никол упоминает, что немного позже в Багдаде «аррада» нуждались в большом количестве веревок – признак, характерный для тяговых требюше.

Постепенно мусульманские машины становились всё крупнее. Вот что, например, рассказывает генуэзец Каффаро ди Рустико (1080-ок. 1164 гг.) об осаде своими соотечественниками испанского города Тортоса в 1147 г.: «Как только две секции рва были засыпаны, генуэзцы немедленно установили башню с машиной наверху, в которой располагался отряд из трёхсот воинов. Однако, когда сарацины заметили приближение машины, они стали немедленно метать в них камни весом 200 фунтов [более 65 кг, если имеется в виду римский фунт] и причинили небольшие повреждения углу башни. Но генуэзцы быстро отремонтировали её и поместили огромную веревочную сеть перед стенами башни, и благодаря этому больше не опасались воздействия сарацинских камней. ... Они разбили стены цитадели (sueta), дворец и дома камнями своих мангонелей, и сарацины скоро были приведены в ужас этой смертельной погибелью и послали парламентеров к консулам генуэзцев и графу Барселоны, предлагая сдать город.»

Мурда ибн Али ибн Мурда ат-Тарсуси сообщает о манджаниках эпохи Салах ад-Дина: «Различают среди них характерные арабские манджаники, которые наиболее точны и надёжны в своей работе; манджаники турецкие, которые требуют меньше усилий и меньше материалов; наконец, франкский манджаник: мы расскажем обо всём этом в своём месте...

Знайте, ... что работа манджаника предполагает секреты, которые должны быть сохранены и охранены, правила, которые обязан выполнять тот, кто хочет достичь своей цели...; например: когда стрелок держится под «ложкой» [прим. Каэна – слово «киффа» означает любой полусферический объект, я использую слово «ложка», принятое во французском языке; прим. авт. – очевидно, имеется в виду сумка пращи] точно по прямой линии, камень поднимается очень высоко и почти над людьми, на которых он может упасть; когда ложку отклоняют от края «стрелы» [прим. Каэна – я перевожу буквально: стрела. Понятно, что имеется в виду длинный подвижный рычаг мангоннеля, который наши авторы обычно называют «хлыстом»] приблизительно на пядь, бросок далёк; максимум, на который можно удалиться от края «стрелы» – две пяди, так как если превосходят эту цифру, метание ослабевает. Наибольшее расстояние, которое покрывает камень, – шестьдесят саженей; наименьшее – сорок [Дэвид Никол определяет каждую александрийскую «сажень» в 2 метра]. И принцип этого большего или меньшего расстояния скрыт также в гибкости или сухости «стрелы»: если «стрела» гибка без чрезмерности, это дает более далекий и более мощный бросок; если она сухая, в меньшей степени. «Стрелок» должен раздвинуть ноги, держать «ложку» руками и сесть, оттягивая «ложку» со всей силой. Что касается «стрелы», лучшее дерево для неё – вишня; если её нет, надо взять дерево с частыми узлами, промежуточного качества, такое как кедр или вроде того.

Описание арабского манджаника:

Его делают из подходящей древесины треугольником из двух равных стоек, и нижнее основание в высоту 1/9 [данный фрагмент неясен, ни Каэн, ни Никол его никак не комментируют], не больше и не меньше. Связывают древесными веревками и в совершенстве подогнанными железными заклепками, и устраивают на вершине треугольника «свинью» [прим. Каэна – хотя это слово в своем техническом значении отсутствует в наших словарях, в данном случае его смысл не вызывает сомнений; это ось, проходящая через вершины стоек мангонеля, вокруг которой вращается «стрела». Так понимают и фразу ибн Шаддада, говорящего, что мангонели были почти готовы и осталось только положить «свиней». Это слово имеет также соседнее значение «ступица колеса», «втулка». Прим. авт. – возможно, это обозначение связано со смазкой оси свиным жиром], которая должна быть из каменного дуба; под этой «свиньей» должна быть упрочняющая деталь (?) из такого же дерева, помещенная посередине (треугольника (?)). И под «свиньей» должна еще быть крыша, чтобы защитить тянущих людей, поскольку их место снизу. Пусть приделают к машине «стрелу», чья пропорция по отношению к стойкам должна быть точно 1 1/3. Пусть её конец будет прикреплен к «ложке» [т.е. сумке пращи] канатом, длиной около локтя, и другой канат с другого края «ложки» зацепляется, когда кладут камень в «ложку», за прочный железный зубец на конце «стрелы», чтобы сойти с него, когда «ложка» раскрывается и находящийсяч в ней камень вылетает. И пусть в «стреле» расстояние от «свиньи» (оси) до крепления «пеньки» [т.е. тяговых веревок] будет (по отношению к общей длине) 7 к 1. Вот чертеж: (рис. 10)

 

Рис. 47 (рис. 10 у Каэна). Вид "арабского манджаника" сбоку.

 

Описание персидского манджаника, который турецкий манджаник:

1. Он состоит из поднятого столба крепкого дерева, воздвигаемого вращением. Его поддерживают подпорки в четверти от его высоты, вбитые в землю широко вокруг этого столба. На вершине опорного столба есть выемка, где находится «свинья» (ось), которая подходит к «стреле», чья высота по отношению к опоре должна быть 1 1/3. Что касается «ложки» и пеньковых веревок, они подобны описанным выше. Вот чертеж: (рис. 11)

 

Рис. 48 (рис. 11 у Каэна). Вид "турецкого манджаника" сбоку.

 

Описание румского манджаника, который является франкским манджаником:

Он состоит из треугольника прочного дерева, с двумя равными косяками, верхняя часть одного приделана к верху другого так, чтобы образовался маленький треугольник; там должна быть накладка из каменного дуба, в которой помещается ось «стрелы». Основание этого треугольника должно быть максимум на одну девятую длиннее каждого из косяков; стойка должна быть в три пятых от «стрелы», и пропорции пеньковых канатов и «ложки» (сумки пращи) должны быть подобны предыдущему случаю. От трети высоты «стрелы» со стороны оси следует прикрепить две других «стрелы», усиливающих эту треть, расходящиеся к концу и снабженные у основания перемычкой, удерживающей их [Д. Никол понимает этот фрагмент так, что длинная и короткая части метательного рычага делятся в пропорции 3:1]; их оконечности должны иметь расстояние в четыре пальца между собой; в них должно быть около двух локтей, и ось должна проходить через три «стрелы» одновременно. Вот чертеж: (рис. 12)

 

Рис. 49 (рис. 12 у Каэна). Вид "франкского манджаника" – слева вид метательного рычага сверху, справа – вид рамы сбоку.

 

Описание персидского манджаника, такое, какое мною получено от шейха Абу ль’Хасана ибн ал-Абраки ал-Искандарани. Мощность его стрельбы – около пятидесяти ратлей [Д.Никол – более 90 кг, если автор использовал сирийские ратли. Прим. авт. – если подразумеваются египетские ратли, что более вероятно, то будет уже 107,5 кг. Чеведден, который кроме Оксфордской рукописи трактата изучил и более позднюю Стамбульскую, переводит этот фрагмент как «с метательной силой пятидесяти человек более или менее»]; у основания его рамы находится арбалет «джарх»; всё приводится в действие единственным человеком, который из него стреляет: когда этот человек тянет «стрелу» (метательный рычаг), пеньковые канаты, которые тянутся «стрелой», заставляют тетиву достичь замка; тогда человек прилаживает «ложку» (т.е. сумку пращи) к кольцу, закрепленному на цоколе, которое удерживает «стрелу»; затем он берёт лук и стреляет из него, затем отпускает «стрелу», что приводит к метанию камня.

Возьмите персидский манджаник (manjanīq fārisī) и приготовьте его для метания; выройте рядом с опорной стойкой яму, чья глубина должна быть приблизительно равна длине пеньковых веревок, привязанных к «стреле»; затем возьмите пеньковую сеть с мелкими ячейками, и привяжите к её концам три прочных пеньковых каната, чья длина должна быть такова, чтобы они доставали от вершины «стрелы», где ось, до дна ямы; на конце «стрелы» должн6о быть железное кольцо, к которому привязывают канаты сети; и пусть в сеть положат камни в количестве, соответствующем силе людей, которые тянут «стрелу». На конце «стрелы», рядом с канатом «ложки» (пращи), должен находиться «микхан» [прим. Каэна – mîkhân, неизвестное слово, для которого я не вижу точного смысла. Прим. авт. – вероятно, крепление каната, соединяющего метательный рычаг с воротом], помещенный в блок, подвешенный к «стреле». После того, как человек натягивает [«стрелу»], он помещает камень в пращевую сумку («ложку») и зацепляет её канат за зубец на конце «стрелы»; железный крючок внизу пращевой сумки, вдетый в кольцо, закрепленное на цоколе, сдерживает таким образом действие сети [c противовесом]; [...лакуна...] её веревка с канатами, которые поднимают сеть крюками, прикрепленными к этим канатам; и когда канаты идут вверх, поднимая сеть, [...лакуна...] стрелу в его направляющую; стреляют из него, затем тут же возвращаются к праще и отпускают её, следуя своему собственному суждению.

 

Рис. 50 (рис. 14 у Каэна). Вид сбоку требюше с противовесом, используемым и для взведения арбалета, согласно ат-Тарсуси.

Bodleian Library, Оксфорд

 

Для того, кто приставлен к натяжению (взведению), есть различные способы. Вот чертеж: (рис. 14). Можно тянуть «сеть», притягивая «голову» «стрелы», потому что она возвращается, как ромейские весы [рычажный безмен по П. Чеведдену], и пусть её [«стрелу»] сразу же после подтягивания закрепят. Что касается лука «джарх», он должен быть помещен у основания манджаника в два железных крюка, которые его удерживают; натягивают тетиву лука и вводят её в «замок» на направляющей. Когда человек прилаживает сумку пращи [«ложку»] к цоколю, он хватает лук и спускает (?) его [стреляет из него, по Чеведдену]; «сеть» тянет «стрелу», возвращая её в начальное [вертикальное] положение, и натяжение оказывается сильней, чем могли бы создать люди, так как «сеть» тянет в соответствии со своими пропорциями [то есть с постоянной силой, по Чеведдену], тогда как тяговая сила человека различается.

Это мутное описание не было до конца понято ни Клодом Каэном, ни Дэвидом Николом, в чем они признаются сами, один в обширном примечании 6 к переводу фрагмента VII – «Мангонели», другой на стр. 17 в “Medieval Siege Weapons (2)”. Особенно неясно предназначение арбалета («джарха»). Д. Никол вслед за Ж.-Ф. Фино предполагает, что арбалет спускался одновременно со спуском противовеса и вносил свой вклад в опускание короткого «тягового» плеча метательного рычага. Таким образом, «персидский манджаник Абу л’Хасана ал-Искандарани» в его представлении являлся как бы гибридным тенсионно-гравитационным пращемётом, единственным в своём роде. Подобная версия, однако, кажется чрезмерно оригинальной – текст допускает и более естественное объяснение, а именно, что машина ал-Искандарани представляла собой вполне «классический» требюше с противовесом, избыточная мощность ворота которого могла использоваться и для одновременного натяжения арбалета. Стреляли же из арбалета независимо от последующего метания из требюше.

Очевиден переходный и экспериментальный характер «персидского манджаника» ат-Тарсуси. Это уже, без сомнения, машина с противовесом, причем подвешенным. В то же время пропорции метательного рычага, длина пращи, высота опоры сохранились от тягового требюше-«перьера» и не позволяют использовать преимущества противовеса в полной мере. Вместо того, чтобы выкапывать яму под падающий противовес, следовало бы увеличить высоту опоры и, главное, укоротить тяговое плечо рычага по сравнению с метательным. Последнее предложение фрагмента свидетельствует, по мнению Чеведдена, что ат-Тарсуси еще не осознавал количественных преимуществ гравитационной энергии и видел в её задействовании лишь средство сделать тягу более равномерной по сравнению с человеческим усилием. Целью его было не создание принципиально более мощной машины, а лишь экономия в обслуживающем персонале. Все эти особенности подтверждают, что в последней трети XII века требюше с противовесом только-только появился в арабских странах и был еще очень далек от совершенства. Вызывает недоумение и эпитет «персидский» – все имеющиеся более ранние свидетельства экспериментов с противовесом указывают на Византию как источник данной технологии, но никак не на мусульманский Восток, где машины с противовесом засвидетельствованы значительно позднее. К сожалению, уже невозможно установить, что именно имел в виду ат-Тарсуси. П. Чеведден высказал предположение, что слово «персидский» связано не с происхождением противовеса из Ирана, а с простым указанием ат-Тарсуси и его источника ал-Ибраки, что наилучшей исходной конструкцией для подвешивания противовеса является «персидский/турецкий» тяговый требюше, описанный выше наряду с «арабским» и «румским/франкским».

В заключение ат-Тарсуси упоминает о машине «луба» (множественное число «луаб»): «Это уменьшенная версия манджаников; они маленькие; они достаточно известны, чтобы их описывать и повторять их свойства; они имеют одинарную опору; их «стрела» почти такая же, как у предыдущей [машины] и установлена на «лафата» [прим. Каэна – неизвестное слово], которые поворачивается в опоре по желанию стрелка; и камень в пропорции... [обрыв текста]» В примечаниях Клод Каэн пишет, опираясь, вслед за Калерво Хуури, на фрагмент из Камаль ад-Дина ибн ал-Адима, что «луба» является синонимом термина «аррада». Возможно именно распространенностью машин «аррада» объясняется то обстоятельство, что ат-Тарсуси не счёл необходимым описывать их подробнее. Само слово «луба» происходит от глагола «лааба», обозначающего использование оружия и имеющего исходный смысл «играть». Под термином «лафата» Дэвид Никол понимает вертлюг, поворотное шарнирное соединение, но это, вероятно, предположение.

Входят в его трактат и описания различного рода зажигательных составов, называемых «нафт». Ограничимся переводом одного из них:

«Изготовление действенного «нафта», запускаемого при помощи манджаника.

Дёготь 10 ратлей, смола 3, сандарак [смола для лака] и красная камедь [другая смола для изготовления лака], каждого 1½, чистая сера хорошего качества, очищенная от земли, 3; чистый вытопленный дельфиний жир, 5; почечный жир козы топленый, чистый, в том же количестве; вылить дёготь, бросить поверх этот жир, затем смолу, после этого всё перемешать; измельчить и распылить полностью другие материалы; зажечь огонь и варить до превращения в абсолютно однородную массу. Если ты желаешь воспользоваться им во время войны, ты берешь одну часть его, добавляешь туда около одной десятой природной серы, которую зовут нафт, чтобы смесь приобрела зеленый оттенок и напоминала старое масло; надо поместить всё в котёл; довести до кипения, так что почти загорелось бы; взять горшок с войлоком, каковой горшок должен быть из обожженой глины. Тогда запусти это из манджаника, куда ты хочешь: он всё сожжет и его никак не удастся потушить.»

А вот один из рекомендуемых составов для предохранения от огня, в т.ч. и для защиты манджаников от поджога: «Рыбий клей, 1 часть; квасцы, 1 часть; сок ююбы, 1 часть. Смешай всё с винным уксусом, пропитай и оставь сушиться.»

В примечаниях Клод Каэн отмечает, что ни один из рецептов ат-Тарсуси не упоминает селитру, нет её и в Лейденском манускрипте 1225 г., изученном Рено (Reinaud) и Фаве (Favé) в 1849 г. Из искусственных химических веществ в них присутствует только негашеная известь. Это заставляет предполагать, что селитра была не общепринятым зажигательным средством в Египте того времени, а скорее экзотической редкостью. Сложнее с нефтью – под «дёгтем», скорее всего, подразумевается именно она.

В 1089-90 гг. отряд грабителей под командованием Халафа ибн Мула-иба захватил город Саламийа в центральной Сирии и выбросил местного правителя из цитадели при помощи «манджаника» – еще одно свидетельство, что арабские машины могли достигать весьма крупных размеров.

Вернемся теперь в Западную Европу. И там исчезновение метательных машин было не таким полным, как часто думают. Сообщения о них изредка появляются в тогдашних хрониках. Впервые у франков слово «манганум» появляется в биографии Людовика Благочестивого в связи с осадой мусульманской Тортосы в Каталонии в 808-09 гг. Однако суть этого термина неясна – им могли обозначать и осадные устройства вообще, не только метательные. Об использовании установленных на стенах «мангонелей»-камнеметов при обороне Парижа от викингов в 885-886 гг. упоминает свидетель этого события, Аббон из Сен-Жермена (Abbo de St. Germain des Pres, ок. 840-923 гг.) в своей эпической повести De bellis Parisiacae urbis (ок. 896 г.): «Франки подготовили тяжелые бревна с железным зубом на конце каждого, чтобы быстрее разрушить вражеские машины. Из скрепленных между собой балок равной длины они мастерят то, что в просторечии называют мангонелями, машины, запускающие огромные камни, которые вдребезги разобьют жалкие укрытия варварского племени». Вероятно, это были ручные требюше. Какие-то метательные машины использовали и викинги. Другой источник (Анналы Святого Бертина) говорит о том, как король Карл Лысый в 873 г. призвал византийских специалистов и с помощью изготовленных ими «новых и изощренных» «мангонелей» отбивал у «северных людей» (т.е. викингов) захваченный ими Анжер. Эти машины оказались неэффективными и для освобождения города пришлось прибегнуть к трудоёмкому отводу реки. Таким образом, появление ручных требюше во Франции можно отнести к IX веку.

Один из немногих раннесредневековых примеров тактики использования метательных машин присутствует во «Взятии Фессалоники» Иоанна Камениата, рассказывающем об осаде сарацинскими пиратами Фессалоник в 904 г., в то время одного из главных византийских городов. Вот эти места (пер. С.В. Поляковой и И.В. Феленковской): «...защитники Фессалоники метко стреляют в них из луков, почти не зная промаха, забрасывают из камнеметов камнями, самый свист которых вселяет в варваров ужас.», «...варвары обратили против нас всю мощь своего разнообразного оружия: одни стреляли из луков, другие метали камни, третьи посылали своими камнеметами тяжелый град снарядов.», «Ведь возле одних только Римских ворот стояло семь хорошо прикрытых камнемётов, которые варвары забрали для осады нашего города, проходя мимо Фасоса. Кроме того, они прислонили к стене деревянные лестницы и пытались вскарабкаться по ним наверх под прикрытием летевших из камнеметов снарядов, ибо, падая беспрестанным градом, они не позволяли защитникам показываться на стене.», «Увидев, что эта попытка не увенчалась успехом и варвары, обратившись в бегство, бросили свою лестницу, мы исполнились такой дерзости духа, что насмехались над врагами и успешнее, чем в первый день, стреляли из луков и камнемётов, не позволяя варварам даже на краткое время приблизиться к стене...», «В восточной части города четыре пары ворот; варвары решили две пары, упомянутые уже Римские и Кассандрийские, предать огню... Когда пожар улегся, варвары стреляли в нас из камнеметов и луков всю остальную часть дня, пока ночная темнота не заставила их против воли прекратить сражение.», «В ответ на попытку горожан, сидящих здесь в деревянных укреплениях, отразить их каменьями варвары, находящиеся на площадках своих диковинных сооружений, о которых мы подробно рассказали, испустив громкий воинственный крик, стали в свою очередь метать большие каменные глыбы, удара которых человек не может вынести, выдувать через сифоны огонь и метать в нашу стену снаряды, тоже наполненные огнем, чем и ввергли защитников в такой страх и трепет, что они, оставив стену совершенно пустой, обратились в бегство.» Таким образом, камнемёты (без сомнения, тяговые требюше, поскольку взводимый воротом онагр имеет низкую скорострельность) активно использовались обеими сторонами. Однако использовались они исключительно против живой силы противника – чтобы сбить защитников со стен или не подпустить штурмующих к стенам. Никаких попыток разбить стены в этом подробном описании не отмечено и даже ворота нападающие пытались поджечь, а не разбить из камнемётов.

В ту же эпоху «Тактика» императора Льва (Леона) VI (886-912 гг.) упоминает пехотные повозки с установленными на них камнемётами «манганика алакия» (или «элактия»), которые могли поворачиваться на шарнирах из стороны в сторону. Дэвид Никол видит в этом устройстве двуплечевую торсионную «карробаллисту» античного типа, что, однако, более чем сомнительно. Более правдоподобно мнение П. Чеведдена, что «алакатион» представлял собой легкий требюше с тяговыми веревками – его тоже легко сделать поворотным, и в качестве противопехотного камнемёта он намного дешевле и эффективнее античных баллист (прежде всего, благодаря большей скорострельности). В обоснование своей версии Д. Никол указывает, что к началу XI века словом «элакатион» стали обозначать ворот. Однако исходное значение этого слова – «прялка» (то есть деревянный держатель с наматываемыми на него веревками или нитями). Это слово могло ассоциироваться как с «гребенкой» ручного требюше, с которой свисают многочисленные тяговые веревки, так и с воротом. В разные периоды оно могло приобретать независимые друг от друга дополнительные значения. Причем Д. Никол противоречит сам себе, когда сообщает, что в X веке «элакатион» ассоциировался с «хейроманганой», то есть тяговым требюше на одного человека. Этот мини-камнемёт определенно никакого ворота не имел. И тот же Никол в другом месте своей “Medieval Siege Weapons (2) Byzantium, the Islamic World & India AD 476-1526” (стр. 10, там, где речь идет уже не о торсионных, а о гравитационных машинах) приводит цитату из вышеупомянутого императора Леона, расшифровывающую понятие «манганика» – «камнемётные «манганика», так называемые «алакатиа» и «тетрареэ»». В отличие от небольшого алакатиона, тетрарея – большая машины на четырехсторонней раме.

Общее возрождение Византии при последних императорах Македонской династии не обошло и полиоркетику. Во время неудачной экспедиции на Крит в 949 г. император Константин Багрянородный составил перечень необходимого оборудования, включавший, кроме «токсобаллистр», 4 «алакатиона», 4 «лямбдареи» и 4 «петрареи». По сообщению Феодосия Диакона во время отвоевания Крита в 961 г. требюше запустил живого осла к истощенному мусульманскому гарнизону города Кандакса, или Хандака (совр. Ираклион), «живого осла для ослов», по выражению византийского командира. По оценке Калерво Хуури это означает вес снаряда 120-200 кг (взрослый азиатский осёл достигает веса 290 кг).

Вот фрагменты из «Истории» Льва Диакона, относящиеся к этой 8-месячной экспедиции 960-61 гг.: «...[Никифор Фока] приказал насадить часть варварских голов на копья и расположить рядами на воздвигнутом им валу, другую же часть бросать камнеметами в город. ... из метательных орудий беспрестанно летели камни, ударявшиеся о зубцы стен.» (кн. 1, гл. 8, пер. М.М.Копыленко); «...стратиг быстро подвел камнеметы и приказал бросать в варваров [камни]. Затем он придвинул к стенам осадную машину (ромеи называют это изобретение "бараном", потому что железо, насаженное на бревно, пробивающее городские стены, действительно напоминает по форме баранью голову). Под градом тяжелых камней, извергаемых камнеметами, варвары стали поспешно отступать. Когда "баран" уперся в стену и стал наносить по ней сильные удары, множество воинов, вооруженных камнеломными орудиями, спустились в ров и начали подкапывать укрепление...» (кн. 2, гл. 7) Как видим, камнеметы применялись только в противопехотной роли, для разрушения стен Хандака использовались таран и подкоп. Заметим, что это была крупная экспедиция, вовлекшая лучших техников («технитов») византийской армии. В других осадах Никифор Фока тоже использовал подкоп (Мопсуэстия, совр. Мисис в Киликии, 964 или 965 г.) или измор (Тарс, 965 г.). В Тарсе защитники использовали 20 «больших» манджаников. Об исключительно противопехотной роли византийских камнеметов свидетельствуют и фрагменты, относящиеся к войне со Святославом Игоревичем: «...они построились и вышли на равнину, стремясь всеми силами поджечь военные машины ромеев. 0ни не могли выдержать действия снарядов, которые со свистом проносились над ними: каждый день от ударов камней, выбрасываемых [машинами], погибало множество скифов.» (кн. 9, гл. 5, осада Доростола, 971 г.)

 

Рис. 51. Император Никифор Фока атакует Мопсуэстию в 965 г.

Из византийско-сицилийского манускрипта "Skylitzes History" ребежа XII-XIII веков. Biblioteca Nacional, Мадрид.

 

Два сильнейших требюше XI века, упоминаемых источниками, тоже происходят из Византии. Первый, построенный императором Василием II (976-1025 гг.), запускал камни весом между 111 и 200 кг. Будучи установлен в цитадели города Битлис, он был захвачен сельджукским султаном Тогрилом Бег Мухаммадом и в 1054 г. обстреливал византийский город Манцикерт. Если верить армянскому рассказу об этой осаде (Аристакес Ластиверци, Aristakes Lastiverc’i, «Рассказ о несчастиях армянского народа»), этот требюше весил 2 т и имел тяговую команду из 400 чел. Защитники были спасены только героизмом некоего латинянина, схватившего ёмкость с «греческим огнем», промчавшегося через позиции турок и поджегшего машину. Второй, использовавшийся императором Романом IV Диогеном в 1071 г., метал 96-кг снаряды. Его якобы перевозили на 100 повозках, обслуживаемых 1200 людьми. Любопытно, что балка-рычаг требюше Романа Диогена состояла из 8 брусов, скреплённых вместе.

Впрочем, подобранные современными исследователями единичные факты использования сверхбольших машин входят в противоречие с рядом византийских полиоркетических трактатов того времени: трактатом Псевдо-Герона Византийского (ок. 950 г.), анонимным трактатом “De obsidione toleranda” ( ок. 900-950 гг.), главой 65 из трактата “Taktika” Никифора Урана (ок. 1010 г.) и военным разделом трактата “Strategikon” Кекавмена (ок. 1075 г.). Первая из этих работ посвящена методам взятия городов и, перечисляя различные тараны, передвижные башни и укрытия, не упоминает метательные машины вообще. Вторая посвящена методам обороны городов. Хотя в ней упоминаются требюше и стреломёты, но только как средство поражения живой силы атакующих и их «черепах». Бросается в глаза отсутствие всякого страха перед разрушением стен артиллерией, речь идёт только о мерах против подкопа и тарана. В третьей работе, посвященной обороне и осаде городов северной Сирии в войне против арабов («агарян»), требюше упоминаются только как средство поражения людей, а не стен. Вместе с лучниками и пращниками требюше должны создать град снарядов, который заставит защитников покинуть укрепления. Проделывание брешей предполагается только при помощи таранов и кувалд, но наиболее эффективным способом называется подрытие стен. Наконец, Кекавмен в § 33, обсуждая тактику защищающихся в крепости, рекомендует устанавливать требюше (μαγγανικα), наряду с “цаграми” (τζάγρας), на стенах – очевидно, речь идёт о лёгких противопехотных устройствах. И снова нет никакого страха перед разрушением стен вражеской артиллерией – упоминаются только таран, подкоп, насыпь.

Из этих трактатов можно сделать вывод, что метательные машины X-XI веков, несмотря на внушительные порой размеры, не были эффективным стенобитным оружием. Максимум, что они могли делать – выводить из строя парапеты, прикрывающие защитников наверху стен. Обычно же они поражали деревянные осадные устройства осаждающих или хаотично бомбардировали городские дома. В этих случаях относительно высокая скорострельность отчасти компенсировала очень низкую точность стрельбы. Впрочем, не стоит недооценивать значимость этих задач – когда, например, в 1032 г. византийские войска бомбардировали сирийскую крепость Бикисра на вершине холма, после взятия её штурмом были обнаружены 200 погибших от обстрела камнями.

В трактате "De сastrametatione" («Об устройстве лагеря», авторство неясно, написан между 986 и 995 гг.) содержится любопытный фрагмент (гл. XXI, «Об осаде»), касающийся дальнобойности «петроболов»: "Внутренний вал должен быть удален от стены города приблизительно на два полета стрелы или более, чтобы его не смогли достигнуть не только стрелы, выпускаемые из лука, но и метательные снаряды из петробол". То есть петробол считается машиной с дальнобойностью большей, чем у лука, но меньшей «двух полетов стрелы». Для эпохи крестовых походов «полет стрелы» как меру длины принимают равной 150 м. Получается, что максимальная дальнобойность петробола находится между 150 и 300 м.

В середине XI века персидский путешественник Насир-и Хосров сообщает, что в ливанском городе Триполи «на укреплениях размещены аррада, из их страха перед греками, способными атаковать это место со своих судов».

По классификации Анны Комниной на рубеже XI-XII веков византийские требюше делились на «элеполисы» (самые большие), «петроболы» (среднего размера «камнемёты») и «литоболы» (небольшие тяговые «скалометы»). В её «Алексиаде» содержится два фрагмента, относящихся, по-видимому, к применению больших гибридных требюше.

Первый относится к осаде захваченной норманнами македонской крепости Кастория в 1083 г. (кн. VI, пер. Я.Н. Любарского): «Он [император Алексей Комнин] установил у крепости гелеполы и камнеметные орудия и, не прекращая боя ни ночью, ни днем, разрушал стены. Защитники крепости очень стойко оборонялись и не отступали, даже после того как в стене была пробита брешь.» Второй – к осаде захваченного турками Хиоса в 1090 г. (кн. VII, пер. Я.Н. Любарского): «Высадившись на Хиосском берегу, Далассин тут же приступил к осаде крепости и упорно сражался, торопясь захватить город до прибытия Чакана из Смирны. Обстреливая стены из многочисленных гелепол (helepoleis) и камнеметных орудий (petroboloi), он разрушает участок стены между двумя башнями. ...Когда после захода солнца наступила ночь, турки соорудили новую стену вместо разрушенной и навесили на нее с внешней стороны тюфяки, кожи и всевозможную одежду, чтобы хоть сколько-нибудь ослабить силу ударов летящих камней.» Таким образом, налицо свидетельства о разрушении стен метательными машинами. В то же время свидетельства эти относятся к второстепенным осадам; весьма вероятно, что разрушаемые стены не отличались ни толщиной, ни прочностью. О слабости стен косвенно свидетельствует способность турок построить замену за всего одну ночь, о слабости машин – надежды ослабить их действие «подушками». Впрочем, нельзя исключать, что эти «элеполисы» уже сочетали тяговые веревки с внушительным противовесом.

Примечательно, что Анна Комнина использует терминологию, заимствованную из древних эллинистических трудов («элеполис» = «берущий города», «петроболос» = «скаломёт», «литоболос» = «камнемёт»), но старые термины обозначают совершенно новые, неантичные типы техники. Наряду с античными, для идентификации разных типов требюше применялись и новоизобретенные термины – «алакатион», «лямбдарея», «манганон», «манганикон», «петрарея», «тетрарея», «хейромангана» (χειρομάγγανα). В XIV веке вошли в моду заимствованные у «латинян» термины «прайкула», πραίκουλα и «три[м]пуцето», τρι[μ]πουτσέτο (искаженные «брикола» и «требюше»). Разделение между типами требюше проводилось главным образом по типу рамы.

Слабые стенобитные способности метательной техники отмечаются в византийских источниках как минимум до середины XII века. Примеров этому можно было бы привести множество – скажем, описание осады Брундузия (Бриндизи) в конце итальянской войны императора Мануила I Комнина (ок. 1157 г.): «Но после многих попыток разбить стены камнемётными машинами они увидели, что это невозможно, – ибо древние, заботясь вообще о своих делах, прилагали особенное старание к созданию городов, – а потому оставили своё намерение и начали метать камни далее стен, чтобы они падали во внутренности города. Только что пущен был первый камень, как одна проворно шедшая по городу женщина получила удар в темя, так что ей раздробило голову и переломало кости во всех членах. Тут поднялся вой, как будто взят был город, и никто из жителей не осмеливался выйти посмотреть на эту несчастную женщину. Когда же римляне бросили и другой камень и начали делать это часто, народ пришёл в ужас: каждый воображал, что над его головой камень, только не так, как в мифах рассказывается о Тантале. Поэтому граждане стали совещаться об открытии римлянам входа в город, а войско и вся стража на башнях, узнав о том, бегом пустилась в акрополь. Наконец народ отворил ворота и впустил римское войско.» (Иоанн Киннам, «Краткое обозрение царствования Иоанна и Мануила Комнинов», кн. 4, гл. 10, пер. 1859 г.) Как видим, и обстрел улиц и домов переполненного людьми осажденного города был достаточно чувствителен. Примечательно также, что византийский полководец Иоанн Дука решился на осаду этого и других итальянских городов только после того, как специальная эскадра подвезла ему осадные метательные машины.

Интересно и продолжение этой осады, – внешнюю стену цитадели Бриндизи византийцы подкопали и обрушили под прикрытием навеса-«черепахи». Разрушить её иным способом представлялось невозможным: «...камни были прилажены один к другому так, что стена, казалось, состояла из одного цельного камня». Однако внутреннюю стену пытались разбить метательными машинами: «...они, чтобы не тратить попусту времени, снова приступили к стене и большую её часть разрушили камнемётными машинами, однако же варваров выгнать оттуда не могли; напротив, они с прежней храбростью выступили против римлян и, сделав на них натиск всей массой, немедленно укрылись за стеной. Впрочем, если бы судьба не воспрепятствовала римлянам, они, конечно, овладели бы тогда Брундузием, потому что взошли уже на стену и бились с находившимися внутри, стоя на башнях, но так как большая часть башен, пострадав от частой стрельбы, рухнула на землю и увлекла с собой многих римлян, то они и возвратились, не достигнув цели.» (кн. 4, гл. 12).

Еще более ценны свидетельства византийского историка Никиты Хониата, во-первых, потому что он более подробен, чем Иоанн Киннам, а во-вторых, потому что более объективен, особенно, когда речь идет о противниках византийцев. Особую значимость свидетельствам этих историков придает тот факт, что они относятся именно к тому периоду и тому региону, когда и где требюше с противовесом пришел на смену гибридному требюше. Кроме того, по уровню образованности и светскому характеру своих хроник они намного превосходили своих «латинских» коллег.

Первым интересным эпизодом, дающим представление о стандартной осадной тактике эпохи, у Хониата является осада Иоанном II Комниным занятого турками города Гангра в Пафлагонии, на севере Малой Азии (ок. 1135 г.): «...войска обложили городские стены и начали стенобитными машинами непрерывно поражать их в тех местах, где представлялась возможность овладеть ими. Когда же эти труды оказались безуспешными как по силе оборонительных сооружений, так и по упорному мужеству, с которым сражались осажденные, то царь положил, оставя стены, бросать камни в дома, видимые с внешних высот, на которых римляне стояли лагерем. Тогда управляющие машинами, пользуясь открытой местностью, стали бросать круглые и легкие камни сколько можно дальше, так что, казалось, камни летели, а не были бросаемы машинами. От этого дома стали падать, крыши их проваливались и давили жителей, так что наконец и ходить по улицам было опасно и сидеть спокойно дома совсем невозможно. Частью от этого, частью вследствие упорной осады со стороны царя, но особенно по причине смерти начальствовавшего над Гангрой Таисмания, жители и сами сдались, и сдали город императору.» («Царствование Иоанна Комнина», гл. 6, пер. 1860 г. под ред. В.И. Долоцкого) Как видим, метательные машины использовались против стен, но эффективность их была невысока. Едва ли это были полноценные стенобитные требюше с противовесом, скорее всего, какая-то переходная форма с тяговыми веревками.

Следующий эпизод относится к осаде крепости Анаварза в Малой Армении (Киликии), немного спустя после осады Гангры (ок. 1136 г.). После неудачной попытки отразить неприятеля в поле армяне укрылись за стенами: «Вскоре затем к стенам подвозятся осадные машины и бросамыми из них шаровидными камнями поражаются башни. Но и варвары не оставались при этом в бездействии: напротив, и они также, поставив на своих укреплениях машины, бросали в войско тяжелые камни и пускали раскаленные куски железа, и как в этом отношении имели решительный перевес над римлянами, то сначала весьма многие из римлян были ранены. Затем, одушевившись, армяне выходят из крепости и, произведя неожиданное и стремительное нападение, сжигают осадные машины, легко поджегши тростниковые циновки и плетенки, которыми для защиты покрыты были машины. ... Римляне наскоро исправили камнеметательные орудия, устроили для них покрышки и связи из глины и кирпичей и на следующий день снова начали поражать стены. Так как теперь бросаемые армянами раскаленные куски железа нисколько не вредили машинам, то все усилия неприятелей оказались бесплодными... Ибо раскаленные куски железа, бросаемые из города, хотя и падали стремительно и производили жестокие удары, но, падая на мягкую, влажную и глинистую покрышку, оставались без действия: сила удара их мало-помалу ослабевала, пламя погасло, и потому они не производили ни одного из тех действий, для которых были бросаемы. Когда таким образом городская стена во многих местах была разрушена и доступ в город сделался удобным, многочисленные неприятели ... преклоняются перед царем и скорее по необходимости, чем по доброй воле, сдают ему город Анаварзу...» (гл. 7) Как «раскаленные куски железа» добросовестно-неуклюжие переводчики, без сомнения, перевели зажигательные стрелы баллист. Под «покрышками и связями из глины и кирпичей» Дэвид Никол понимает защитную обкладку из сырцового кирпича.

Еще немного позже Иоанн II Комнин осадил арабский город Пиза на Евфрате, к востоку от Антиохии. И опять противник, не выдержав боя в поле, укрылся за стенами: «Этот город имел двойные стены и отчасти был опоясан глубоким рвом, отчасти огражден естественной скалой. Но когда многие из башен, не устояв под градом камней, рушились, агаряне потеряли мужество.» (гл. 7) В тот же поход 1138 г. византийцы осадили сирийский город Сезер (Шейзар по-арабски), также с двойной стеной: «...неприятели, несмотря на то, что во множестве падали от меча и засыпали сном смертным от стрел и были разрываемы на части камнями, бросаемыми на машин, несмотря на то, что и городские стены разрушались и падали, – все еще оставались непоколебимыми, так как их было бесчисленное множество, а притом они и сражались за свою жизнь...» (гл. 8) Известие о том, что турки осадили важный город Эдессу, заставило Иоанна II оставить Шейзар за выкуп. Об осаде Шейзара сохранились известия и с арабской стороны: Усама ибн Мункыз и ибн аль-Адим сообщают, что «огромные требюше» («манджаник хайлах») метали камни весом между 43 и 54,5 кг, если принимать ратль за египетский (Д. Никол утверждает, что от 37 до 46 кг, в соответствии с весом сирийского ратля), минимум на 150 м. В частности, Усама, очевидец и участник событий, пишет в своих воспоминаниях («Китаб ал-л’Тибар»): «...они подвезли к городу ужасающие стенобитные машины, прибывшие с ними из их страны. Эти машины могли метать камни на расстояние большее, чем полёт стрелы, их камни были от 20 до 25 ратлей весом. Однажды они бросили такой камень в дом одного моего товарища по имени Юсуф ибн Абу-ль Гариб, да помилует его Аллах, крыша дома не выдержала тяжести, и он был разрушен сверху донизу. ... Мы схватил мечи, выбежали и увидели, что румы пролезли через брешь в стене, пробитую стенобитной машиной. Мы стали бить их мечами, выгнали из города и преследовали до тех пор, пока не прогнали их до их войска.» А вот что пишет Усама о штурме горной крепости ас-Саур в 1133-34 гг. в Диярбакыре (совр. юго-вост. Турция): «К крепости подвели стенобитные машины, и они разрушили одну сторону, и не были еще стены настолько сокрушены, чтобы двинуть туда пехотинцев, как один из бойцов атабека из жителей Халеба по имени Ибн аль-Урейк поднялся к бреши. Он стал биться мечом с врагами, и те нанесли ему несколько ран и сбросили с башни в ров. Наши люди во множестве прошли через брешь и овладели крепостью.»

Рассказ Хониата об осаде в 1148 г. Мануилом I Комниным захваченной сицилийским королем Керкиры наглядно демонстрирует, что возвышенное положение давало огромное преимущество обороняющимся: «Римляне, бросая камни из метательных орудий, кидали или, точнее сказать, поднимали их кверху; а те бросали их вниз, словно град. Одни, пуская стрелы с высокой и выгодной местности, очевидно, бросали их легко и успешно, а другие, сражаясь снизу с неприятелем, находившимся на огромной высоте, вредили ему мало или не вредили нисколько. ... К довершению всего пал и сам главный вождь флота [«мегас дукс», царский зять по сестре Стефан Контостефан], быв поражен в бедро осколком камня, брошенного с высоты метательным орудием. Склонив голову на сторону, он лежал чуть живой, а вскоре потом и скончался.» («Царствование Мануила Комнина», кн. 2, гл. 2)

Как полагает П. Чеведден, именно требюше с противовесом подразумевал Никита Хониат, когда описывал обстрел осажденных Зевгминона в 1165 г. и Никеи в 1184 г. Про осаду венгерской крепости Зевгминон (на слиянии Савы и Дуная, у сербов Землин, ок. совр. Белграда) он говорит так: «Потом, наполнив ров, по недостатку камней мусором и поставив кругом камнемётные машины (их было четыре), велел разрушать стены. Машины все действовали успешно, и бросаемые из них огромные камни ослабляли связи стен. Преимущественно же одна из них, устроенная Андроником, который сам прикрепил к ней ремень, и рукоятку, и винт, с особенной силой потрясала стены, так что середина стены между двумя башнями, на которую падали тяжелые камни и под которую притом подведён был подкоп, уже поколебалась и склонилась на сторону. При этом-то случае некоторые из пэонийских [хорватских] вельмож однажды ночью вошли в одну из прикрепленных к стене и выходящих наружу башен, которые на простом народном языке называются арклами, обнажили мечи и, потрясая ими, с величайшим хвастовством грозили римлянам... Андроник, направив метательное орудие против поддерживавшей их башни, выстрелил из него так удачно, что эта деревянная постройка, снаружи прикрепленная к стене, тотчас же отделилась от неё, а вместе с тем и они полетели с ней в адское отверстие, опрокинувшись головой вниз, жалко кувыркаясь и бедственно переплывая Ахерон. А спустя немного времени пала и сама стена. Римляне взошли на неё по лестницам и проникли в город. Тогда многие пали и погибли от меча...» («Царствование Мануила Комнина», кн. 4, гл. 3, пер. 1860 г. под ред. В.И. Долоцкого) Андроник – Андроник Комнин, двоюродный брат Мануила I Комнина по отцу. Точный термин для используемой им машины – «петроболос механас». То, что переводчики 1860 г. перевели буквальным образом как «ремень, и рукоятку, и винт», П. Чеведден переводит как «пращу, ворот и балку» («сфендоне», «строфалос», «лугос») – в использовании ворота он видит доказательство того, что данная машина бала именно требюше с противовесом.

Разрушение стены опять упоминается в связи с нападением византийского полководца Андроника Контостефана совместно с иерусалимским королем Амальриком I в 1168 г. на египетскую Дамиетту: «Поэтому спустя несколько времени Андроник придвинул осадные машины и стал ими разбивать стену. Это было не без труда и опасности, потому что варвары поражали сверху и не допускали до работы тех, которые пытались привести машины в действие, сыпали на них стрелы гуще снега и изобретали разные средства к спасению стены. При всем том он успел разрушить верхнюю часть стены, на которой сооружен был знаменитый храм, посвященный Богоматери.» (кн. 5, гл. 5). Очевидно, таран не мог начать разрушение стены с верхней части – это были именно метательные машины.

О том, что основная часть осадной техники хранилась в арсеналах и перевозилась в готовом виде на телегах вместе с армией, свидетельствует описание неудачного похода Мануила I Комнина против Иконийского султаната в 1176 г.: «Шёл он, впрочем, довольно медленно, чему причиной были животные, которые везли машины, и множество приставленных к ним людей, неспособных к бою. ... А вел царь фаланги – то было в месяце сентябре – в таком порядке. Впереди войска шли со своими отрядами два сына Константина Ангела, Иоанн и Андроник, а за ними следовали Константин Макродука и Андроник Лапарда. Затем правое крыло занимал брат царской жены Балдуин, а левое – Феодор Маврозом. Далее следовали обоз, войсковая прислуга, повозки с осадными машинами, потом царь со своим отборным отрядом, а позади всех – начальник арьергарда Андроник Контостефан.» Экспедиция попала в засаду в ущелье, и осадной обоз во многом способствовал её поражению: «Повозки, ехавшие в середине, отнимали всякую возможность возвратиться назад и перестроиться более выгодным образом, а войскам самодержца заграждали путь вперёд, стоя против них, как стена.» (кн. 6, гл. 1, 2).

Про осаду Никеи, восставшей против узурпатора Андроника Комнина, говорится: «Город Никея и по крепости своих стен считается непреодолимым или по крайней мере трудноодолимым, так как весь он выстроен из жженого кирпича. ... Осажденные ... посредством машин делали совершенно безвредными камнемётные орудия, которые устраивал изобретательный Андроник. Так как он много хвалился своим искусством брать города, то, чтобы отличиться перед окружающими его, он и устанавливал стенобитные орудия, и изобретал камнемётные машины, и делал подкопы, и употреблял все другие средства для разрушения городской стены. Но он сколачивал осадные машины, устраивал метательные орудия, укреплял винты и рукояти, вооружал стенобитные тараны железом, а никейцы или, выйдя из города потайными небольшими воротами, сжигали и разламывали руками эти орудия, или во время их действия разрушали их, как паутинную ткань, другими подобными орудиями.» («Царствование Андроника Комнина», кн. 1, гл. 2) В этом случае метательное орудие Андроника Комнина в оригинале обозначается словом «гелеполис». То, что российские переводчики 1860 г. перевели как «укреплял винты и рукояти», более компетентный в византийской технической терминологии П. Чеведден переводит как «тщательно проверил пращу, балку и ворот». И здесь в применении ворота («винта») он видит верный признак того, что речь идет уже о требюше с противовесом.

Вскоре во время осады другого восставшего города, Прусы, Андроник Комнин восстановил свою репутацию «полиоркета»: «Под беспрерывными ударами стенобитной машины стена в одном месте несколько осыпалась, а затем упала в том же месте и деревянная пристройка, скреплявшая старую стену. Находившиеся в городе вообразили, что потрясена и упала вся стена, на которую действовала стенобитная машина. Разнесся об этом событии неясный слух, и сердца всех поражены были страхом. Никто не позаботился хорошенько узнать о несчастьи, но при первом же шуме упавших камней все почти умерли от страха. На стенах не осталось ни одного защитника, и сбежавшие со стен толпились по улицам совершенно растерянные. Тогда враги приставили лестницы и через ворота и стены без труда проникли в город.» (кн. 1, гл. 4)

В последней четверти XII века Византия стала стремительно приходить в упадок, и после убийства Андроника Комнина в 1185 г. большие метательные машины у византийцев упоминаются редко. Последние интересные эпизоды у Никитиы Хониата относятся уже к действиям противников византийцев. В 1197 г. сельджукский (из Анкиры) султан Масут четыре месяца осаждал малоазийский город Дадивра: «Осажденные в отчаянии потеряли уже всякую надежду на какую бы ни было помощь и, очевидно, изнемогали под бременем голода, равно как страшного вреда, который наносили камнеметные машины осаждавших, – так как неприятели посредством их не только разрушали дома, бросая камни с загородных холмов в самую середину города, но уничтожали водоёмы и делали негодными к употреблению тамошние воды, лишенные всякого течения, засыпая их известью и засаривая разными другими вредными для человека веществами.» («Царствование Алексея Комнина», кн. 1, гл. 7)

В 1197 г. византийцы бездарным образом осаждали македонскую крепость Просак: «Камнемётные машины (πετρόβολα μηχανήματα), которыми пользовались варвары, произвели значительный урон в наших рядах, действуя чрезвычайно метко и с удвоенной от падения с высоты силой, потому что распоряжался метанием камней, отпускал винт [λύγος, «ветвь», т.е. поворачивал метательную балку, согласно интерпретации Чеведдена] и наводил пращу превосходнейший машинист, прежде служивший на жалованье у римлян, но потом перешедший к Хрису [предводителю болгар], так как у нас ему не выдавали жалованья. Не говоря о закругленных камнях, бросаемых действием машин, камни, просто скатываемые сверху вниз по крутизне, наносили также немалый вред римлянам; весьма часто машинами брошенные камни, даже не попадая прямо в цель, тем не менее разливали всюду смерть вокруг себя: ударившись о встречавшиеся на пути падения скалы, они разбивались от силы удара на множество осколков, которые потом с быстротой пущенной стрелы разлетались туда и сюда в разные стороны и всюду разносили с собой гибель. Между тем с наступлением ночи варвары, неожиданно сделавши вылазку из крепости, разрушили машины, расставленные римлянами на окрестных холмах...» (кн. 3, гл. 1)

 

Рис. 52. "Поход Олоферна" из каталонской библии XI века.

Защитники крепости используют фустибалы. Bibliothèque nationale de France, Париж.

 

В Западной Европе ко времени I крестового похода тяговые требюше использовались преимущественно в Испании, Италии, Франции и норманнской Англии. Около 980 г. в итальянском Chronicon Salernitatum, написанном Павлом Диаконом, впервые появляется термин «петрария», очевидно, для обозначения более крупных машин, чем мангонель. По сообщению хрониста Ордерика Виталия в 1092 г. англо-норманнский феодал Робер де Белем при помощи «машин» на колесах неизвестной конструкции «метал огромные камни в город и жителей» Бреваля. По его же сообщению, в 1118 г. Фульк Анжуйский подверг интенсивной бомбардировке камнями замок Ла Мот-Готье-де-Кленшан, удерживаемый войсками англо-норманского короля Генриха I, и принудил его к сдаче. Причем гарнизон оправдывал перед разгневанным Генрихом свою капитуляцию именно непрерывным обстрелом при отсутствии помощи извне. В 1145 г. такая же бомбардировка принудила к сдаче английский замок Фарингтон (в процессе королевской борьбы с незаконным замкостроительством). Примечательно, однако, что о разрушении стен ни в одном случае не говорится.

Широко пользовались метательными орудиями сицилийские норманны. Вот как пишет, например, Вильгельм Апулийский об осаде герцогом Робертом Гюискаром византийского города Диррахий (ныне Дуррес в Албании) в 1081 г.: «Башня была у него деревянная, искусно сооружённая, на ней разместил он огромную катапульту, метавшую камни большие, чтобы разбить стены города.» Важно отметить, однако, что подробные описания более ранних осад 1060-х, 70-х гг. не упоминают метательных машин у норманнов – они применяли только штурм и (чаще) измор. Вероятно, машины были заимствованы у местного арабо-византийского населения уже после его покорения. В Южной Италии подобную технику использовал и противник Роберта германский император Генрих IV: «Бреши пробил он орудьями, камни метая, в стенах высоких и уничтожил немало башен неустрашимого города.» (об осаде Рима, поддерживавшего папу Григория VII, 1080 г.) (поэма «Деяния Роберта Гюискара» Вильгельма Апулийского, между 1096 и 1099 гг., кн. 4, пер. И.В. Стариков).

Наряду с камнями, активно использовались зажигательные снаряды. Вот пример такого снаряда из «Истории герцога Жоффруа», написанной монахом Жаном де Мармутье и описывающей осаду Монтрёй-ан-Белле в 1147 г. Жоффруа Плантагенетом, графом Анжу: «...приказал наполнить ореховым и конопляным маслом и куделью железный горшок, скрепленный железными обручами и висящий на прочной цепи, и отверстие горшка запечатать подходящей железной полосой, крепко закупоренной. Сверх того он приказал поставить наполненный горшок в раскаленную печь на долгое время, пока он не запылал от сильнейшего жара, так, чтобы булькающее внутри масло закипело. Сперва охладив цепь водой, его доставали снова, прикрепляли к «руке» мангонеля и, с огромной силой и умением, пока он был раскален, инженеры метали его в прочные балки, перекрывавшие бреши. Он раскрывался от удара и от извергнутого содержимого возникал огонь. Вылившееся масло соединялось с шариками огня, давая пищу для пламени. Языки пламени, распространяясь с исключительной быстротой, сожгли три дома и едва позволили людям избежать сожжения.» В данном случае зажигательная смесь использовалась для уничтожения деревянных загородок, которыми защитники пытались перекрыть проделанные тараном бреши в стене. Веком позже Марк Грек в “Liber Ignium” рекомендует дистиллированную смесь размолотого или пережженого красного кирпича с льняным, ореховым или конопляным маслом (так называемое “масло философов”). Но популярнее была пусть менее эффективная, зато дешевая смола.

 

Рис. 53. Одно из самых ранних изображений тягового требюше в Европе

Из комментариев Беатуса к "Апокалипсису", манускрипт изготовлен в Жероне (Каталония) около 1100 г. Bib. Nazionale, Турин.

 

А вот свидетельство Гийома Тирского, относящееся к штурму Иерусалима крестоносцами в 1099 г. («Деяния бога через франков», кн.VIII, пер. Т.И. Кузнецовой): «Но осажденные, решив сопротивляться врагу до конца, пускали копья и бесчисленное множество стрел, метали камни руками и из метательных орудий, прилагая все силы к тому, чтобы отогнать наших от их стены. Наши, в свою очередь, еще более рьяно бросались вперед и, прикрывшись щитами и плетенками, непрерывно пускали стрелы из лука и баллисты, метали камни величиной с кулак и бесстрашно пытались продвинуться к стене, чтобы тех, кто стоял на башнях, лишить мужества и спокойствия. Другие же, стоявшие в осадных башнях, то старались при помощи шестов придвинуть подвижную башню к укреплениям, то пускали из метательных орудий огромные камни в стену и пытались непрерывными ударами и частыми сотрясениями ослабить ее так, чтобы она рухнула. Некоторые при помощи малых метательных орудий, называемых манганами, из которых стреляли камнем меньшего веса, сбивали тех, кто охранял от наших внешние укрепления стен. Но ни те, которые пытались протолкнуть осадные башни к стенам, не могли должным образом выполнить их намерение, ибо продвижению препятствовал огромный и глубокий ров, прорытый перед стенами, ни те, которые пытались метательными орудиями пробить в стене брешь, не достигли удовлетворительных результатов. Ибо осажденные спускали со стен мешки с соломой и отрубями, а также канаты и ковры, громадные балки и тюфяки, набитые ватой, чтобы этими мягкими и упругими вещами ослабить удары камней и свести на нет все усилия наших. Более того, они и сами поставили у себя орудия, притом в гораздо большем количестве, чем у нас, из которых забрасывали наших стрелами и камнями, чтобы препятствовать их действиям. ... Кроме того, они направляли на наши машины из своих громадных орудий, стоявших позади укреплений, такие ловкие удары, что у наших осадных башен едва не разбили основание, пробили бока, и одним сотрясением чуть не сбросили на землю тех, кто стоял наверху, чтобы сражаться оттуда.»

Ускорилось развитие европейских осадных машин в XII веке, перейдя в мощный подъем в XIII-м. Этот процесс неразрывно связан с массовым строительством каменных замков и городских стен. Соответственно, резко возросло значение тяжелой осадной техники. Она начала распространяться из прежних немногих центров цивилизации по всей Европе. Например, в 1134 г. требюше был впервые применен в Дании – король Эрик Эмуне пригласил мастеров из Нижней Саксонии, которые изготовили такую машину для обстрела замка Харальдсборг. Наряду с внутри-европейскими социально-экономическими процессами, важную роль играла и активизация контактов «латинских» стран с Византией и мусульманским миром в ходе крестовых походов. В результате с XII века Западная Европа стала даже более «машино-ориентированным» (mechanism-minded) обществом, чем античные Греция и Рим, по мнению Дэвида Никола.

В Польше применение метательных машин отмечено уже в 1109 г. Как сообщает Галл Аноним в “Chronicae et gesta ducum sive principum Polonorum”, описывая осаду Глогува германским императором Генрихом V: «Тевтоны осаждают город, поляки себя защищают, отовсюду осадные орудия мечут метательные снаряды, скрипят баллисты, по воздуху летят пучки стрел, щиты прокалываются, панцири пронзаются, шлемы разбиваются, мертвые падают, раненые отступают, на их место вступают здоровые. Тевтоны закручивают метательные машины, поляки – не только метательные машины, но и другие орудия; тевтоны бросают стрелы, поляки – пучки стрел; тевтоны вращают пращи с камнями, поляки – каменные жернова с острыми кольями; тевтоны под прикрытием досок пытаются взойти на стену, поляки устраивают им баню из кипящей воды и палящего огня; тевтоны пытаются подвести железные тараны к башням, поляки скатывают на них колеса со стальными гвоздями; тевтоны, приставив лестницы, пытаются подняться на стены, поляки, захватив их железными крюками, подвешивают их в воздухе.» (кн. 3, гл. 8, пер. Л.М. Поповой). Машины, метающие камни и стрелы, упоминаются наряду с осадными башнями и при осаде поляками поморского города Накло в 1113 г. Несколько упоминаний осадных машин встречается и до 1109 г., но конкретное предназначение их неясно – это могут быть тараны, осадные башни и щиты. Можно сделать вывод, что полякам метательная техника стала известна около 1100 г.

Активно использовались камнеметы во время походов германского императора Фридриха I Барбароссы в Италию: в 1155 г. при осаде Тортоны (где, однако, они оказались бессильны проломить стены города, расположенного на крутом утесе), в 1158 г. при осаде Милана (там камнеметы использовались обеими сторонами; Фридрих, желая показать свою храбрость, поставил свой шатер «на расстоянии полета камня» от города; установленный им на вершине римской триумфальной арки мангонель был сбит контр-батарейной стрельбой миланцев), в 1159-60 гг. во время 8-месячной осады Кремы (тогда защитники смогли вывести из строя 6-ярусную 20-м немецкую осадную башню, которую тащили 500 человек, а немцы сделали пролом в стене при помощи огромной машины и изнуряли осажденных круглосуточным обстрелом), в 1175 г. при осаде Алессандрии (чтобы повысить дальнобойность своих камнеметов, немцы стали устанавливать их на большие деревянные башни, однако ров и вал Алессандрии столь издалека прикрывали город, что лишь немногие камни долетали до домов; со своей стороны, аллесандрийцы обстреливали из камнеметов немецкий лагерь и смогли поджечь одну из осадных башен). По свидетельству Отто из Фрейзинга во время осады Тортоны каменное ядро требюше разбилось на осколки при ударе о стену и эти осколки убили трёх рыцарей, принимавших участие в совещании у дверей кафедрального собора.

Использовали немцы метательные машины и против славян. Например, Гельмольд в своей «Славянской хронике» так пишет об осаде Вурле саксонским герцогом Генрихом Львом в 1163 г. (пер. Л. В. Разумовской): «И тотчас же он велел доставить из лесной чащи деревья и приготовить военные машины, такие, какие он видел в Кримме и Медиолане (т.е. в Креме и Милане, во время кампании 1158-60 гг.). И он изготовил весьма сильно действующие машины, одну, сколоченную из досок, для того, чтобы разбивать стены, другую, более высокую, воздвигнутую наподобие башни и возвышавшуюся над замком, для того, чтобы направлять стрелы и прогонять тех, кто стоял на валах. И с того дня, когда была построена эта машина, никто из славян не осмеливался высунуть голову или показаться на валах». Примечательно, однако, что машины применялись против людей, а стену пытались разрушить при помощи подкопов.

Пытались делать все более мощные машины – согласно “De Expugnatione Lyxbonensi”, в 1147 г. два огромных тяговых требюше английских крестоносцев всего за 10 часов выпустили 5000 90-кг (200-фунтовых) камней по Лиссабону, помогая португальскому королю Афонсу Энрикешу отвоевать его у мавров. За веревки каждой машины тянули команды по 100 человек, сменяющие друг друга. Заметим, что для больших торсионных машин подобная производительность абсолютно недостижима. Во время осады французами Руана в 1174 г. также использовалась смена команд, причем каждая работала по 8 часов. Однако низкая точность стрельбы не позволяла даже таким машинам разрушать стены из сплошного камня. Эта проблема была решена с появлением важнейшего достижения средневековой военной техники – стенобитного требюше с противовесом, способного без перерыва бить в одну точку.

Само слово «требюше» впервые зафиксировано 6 апреля 1189 г. в форме “trabuchellus”. Грамота из города Виченца, в Италии, содержит просьбу окрестных крестьян освободить их, в числе прочего, от обязанности «перевозить мангонель, требюше, петрарию, арбалет или лук ... за пределы консулата [Виченца]». Через десятилетие появляется стандартная форма “trabuchus”: в октябре 1199 г. кремонцы осаждали город Кастельнуово Бокка д’Адда «при помощи петрарий и требюше», согласно хронике некоего Codagnellus.

Первое известное использование этого слова в Италии долго побуждало исследователей считать, что требюше с противовесом происходит именно оттуда. Самая ранняя сохранившаяся иллюстрация датируется ок. 1187 г. и содержится в арабском военном учебнике, написанном для Саладина александрийским жителем Мурда ибн Али ибн Мурда ат-Тарсуси, вероятно, по происхождению армянином из Киликии. Трактат ат-Тарсуси содержит пространное, хотя и мутное «Описание персидского требюше («манджаник фариси»), сделанного для меня шейхом Абу ал– Хасаном ибн ал-Абраки ал-Искандарани, с метательной силой пятидесяти человек более или менее». Описанное им устройство весьма непрактично и имеет переходный характер (у него короткая праща и нет направляющей для нее), но уже является машиной с противовесом (см. описание выше).

Поэтому установилась точка зрения, что требюше с противовесом появился в конце XII века в восточном Средиземноморье, в Италии или арабских странах. Однако П.Э. Чеведден, опираясь на многочисленные косвенные свидетельства, относит это событие на столетие раньше и считает родиной большого стенобитного требюше Византию. В частности, он обращает внимание на сообщение Анны Комниной о постройке её отцом, императором Алексеем I Комнином, больших метательных машин принципиально новой конструкции, «элеполисов» (elepoleiz), в связи с осадой Никеи крестоносцами в 1097 г.: «и большинство из них были построены не по обычным образцам, но на основе идей, которые были выдвинуты им самим и которые изумляли каждого». Алексей I оказал крестоносцам существенную помощь и они смогли подвергнуть Никею, занятую турками-сельджуками, многодневной бомбардировке каменными ядрами. В качестве доказательства им приводятся также вышеупомятые осады Зевгминона и Никеи, когда, согласно Никите Хониату, византийцы использовали ворот для приведения в действие метательных машин.

Далее, Чеведден обращает внимание на происходящие в это время сдвиги в терминологии: наряду с обычными появляются «большие», «огромные» или «страшные» машины. Например, у арабов эти категории именуются «манджаник кабир», «манджаник азим» и «манджаник хаиль» соответственно. Очевидно, так современники пытались обозначить новые устройства, по мощности превосходящие гибридные машины предыдущих веков. Точно такой же сдвиг терминологии наблюдался в VIII-IX веках, когда происходил переход от тяговых требюше к гибридным. Когда гибридные требюше перестали быть чем-то новым и необычным, они утратили эпитет «огромные» как отличительную особенность.

У крестоносцев этот терминологический сдвиг в первый раз отмечается во время осады Тира, когда они сделали бреши в стенах и снесли многие башни при помощи «огромных мангонелей». Гийом Тирский в своей “Historia rerum in partibus transmarinis gestarum” сообщает, что крестоносцы послали в Антиохию за артиллерийским специалистом армянином Хаведиком, который «показал так много искусства в нацеливании машин и метании огромных каменных снарядов, что какая бы цель ему ни назначалась, она немедленно уничтожалась без всякого труда». В результате Тир был вынужден сдаться 7 июля 1124 г. Вероятно, именно в это время крестоносцы осваивали новую технологию противовеса, источником которой, прямо или косвенно, служила Византия.

В 1157 г. сельджукский султан Мухаммед II обстреливал Багдад из двух «огромных требюше». В 1174 г. сицилийские норманны обстреливали Александрию из 3 «больших требюше» в течение 3 дней, пока к горожанам не подошла подмога, вынудившая норманнов эвакуироваться. В 1176 г. Саладин использовал «большие требюше» во время осады Масьяфа. В 1183 г. он же 3 дня интенсивно обстреливал Амид, вынудив удерживавшего его ибн Нисана пойти на переговоры и затем оставить этот город. Примечательно, что в составе артиллерии Саладина обычные «манджаники» были упомянуты отдельно от «огромных».

Затем, в 1184 г. Саладин использовал 9 «аль-манджаникат аль-кибар» для круглосуточной бомбардировки крепости крестоносцев Керак. Одновременно велся подкоп стен. Керак был близок к сдаче, когда подошло войско «франков», вынудившее Саладина отступить.

Говоря об осаде сицилийскими норманнами Фессалоник в 1185 г., её свидетель архиепископ Евстафий говорит о «новоизобретенной тяжёлой артиллерии (helepoleis)». По его словам, «они действовали не лучшим образом из-за того, что большие размеры затрудняли управление ими». Эти машины пытались сломать западную стену города. С более слабой восточной стороны норманны «сосредоточились на более привычных методах» и пытались разрушить стены подкопом. Там батарея «петроболов», «большинство из них малого размера», обстреливала метательные машины обороняющихся, установленные на стенах, и «нанесла вред городу своей точной стрельбой», пока пара больших требюше причинила серьезные разрушения внутренней части города. Один из них, прозванный «Дочерью землетрясения», метал камни такие тяжелые, «как человек только может поднять». У Никиты Хониата данному событию посвящен следующий фрагмент, осуждающий градоначальника Давида Комнина: «Когда машины били в стены и бросали камни на землю, свист бросаемых камней и гул поражаемых стен возбуждали в нем только смех. Когда начали показываться и осыпаться проломы, этот человек, сам нуждавшийся еще в няньке, забившись под прочную арку стены, говорил своим приятелям, людям самым негодным: «Послушайте, как ворчит старуха», – старухой он называл самую большую стенобитную машину, которая много вредила городской стене, выбивая из неё камни.» («Царствование Андроника Комнина», кн. 1, гл. 7, пер. 1860 г. под ред. В.И. Долоцкого)

В сентябре 1187 г. Саладин использовал «огромные требюше» при осаде Иерусалима. По одному из продолжений хроники Гийома Тирского, одна из машин Саладина (названная perriere) за целый день выпустила только 3 снаряда. Такой низкий темп стрельбы характерен для машин с противовесом. Эта же хроника говорит, что Саладин использовал наряду с требюше на треноге и одинарной стойке (perrieres et mangoniaus) 11 «больших требюше». Их отдельное упоминание также считается косвенным признаком того, что речь идет о требюше с противовесом как новом виде оружия.

Широко использовались метательные машины и при осаде Саладином Тира в 1187 г. Впрочем, осада была неудачной. Ночной атакой христианский флот нанес поражение мусульманскому, к этому добавились трудности зимней кампании, и 1 января 1188 г. Саладин снял осаду.

Отправляясь в III Крестовый поход, французский король Филипп-Август взял с собой 3 петрарии (или, во всяком случае, необходимые для их изготовления на месте детали). Очевидно, это были большие машины: во время осады Филипом-Августом Бове в сев. Франции каждый камень для его «перьеров» подносили четыре человека. При Филиппе-Августе появляется французский термин «фрондевола» (буквально «пращелёт»), немного позже перешедший в Арагон как «фоневоль». Это было устройство, легко перевозимое морем и применяемое для защиты полевых укреплений, то есть, вероятно, легкий тяговый требюше.

Обильная информация имеется об осаде Акры крестоносцами 26 авг. 1189 – 12 июля 1191 гг. Например, 3 сентября 1190 г. гарнизон сделал вылазку и уничтожил 2 требюше Генриха Шампанского, один из них стоимостью 1500 динаров. Позже в сентябре горожане зажигательными стрелами из больших арбалетов подожгли еще два «огромных требюше» («манджаникат хайлах»). В свою очередь, “Itinerarium Peregrinorum et Gesta Regis Ricardi” сообщает о машинах защитников города: «В городе было множество петрарий (т.е. «камнемётов»), но одна из них не имела себе равных по массивности конструкции, её эффективности и способности метать огромные камни. Ничего не могло противостоять мощи этой машины. Она бросает огромные каменные ядра: «сильнейшее действие, далеко летящие камни; удар разбивает всё, во что ни попадёт» (прим. – во внутренние кавычки взяты стихотворные строки). Если камни не встречают преграды, при падении они погружаются на фут в землю. Эта машина поразила некоторые из наших камнеметов (petrariae) и разнесла их на куски или, по меньшей мере, сделала их бесполезными. Её снаряды также разрушили многие другие осадные машины, ломая всё, во что ни попадут. Она стреляет с такой силой и её удары так эффективны, что ни один материал или вещество не могут выдержать её непереносимого воздействия без вреда для себя, как бы крепко и хорошо ни было всё построено». Англо-нормандский поэт Амбруаз пишет о той же самой машине, что нужно было два человека, чтобы «вытянуть её пращу», то есть уложить её в желоб перед пуском. Тот же “Itinerarium Peregrinorum” подробно рассказывает и об обстреле «Проклятой башни» и прилегающих к ней стен 11-ю требюше крестоносцев в конце осады (июнь-июль 1191 г.):

«Король Франции ... приложил усилия для постройки осадных машин и разместил камнемёты в подходящих местах. Он приказал, чтобы они стреляли непрерывно днём и ночью. У него была одна превосходная машина, которую он звал «Злой сосед» (Malvoisine). Турки в городе имели другую, которую они звали «Злой кузен» (Mal Couisine) и часто использовали для разбивания «Злого соседа» сильнейшими ударами. Король приказывал восстанавливать её до тех пор, пока её непрерывный обстрел не разрушил частично главную городскую стену и не потряс Проклятую башню. Здесь камнемёт герцога Бургундии производил немалый эффект, там камнемёт тамплиеров причинял туркам впечатляющие разрушения, пока камнемёт госпитальеров также не прекращал метать [камни] к ужасу турок.

Кроме этих, был камнемёт, построенный за общий счёт, который звали Божьим камнемётом (petraria dei). Священник, человек великой честности, всегда стоял рядом с ним, проповедуя и собирая деньги на его постоянный ремонт и на найм народа, собирающего камни для стрельбы из него. Эта машина, наконец, разрушила стену у Проклятой башни примерно на 2 перша длины (около 10 м).

Граф Фландрии имел отборный камнемёт, которым завладел король Ричард после его смерти, так же, как другой камнемёт, который был не так хорош. Эти два постоянно обстреливали башню рядом с воротами, которые турки часто использовали, пока башня не была наполовину разрушена. Кроме этих, король Ричард имел два новых, сделанных с замечательным мастерством из отличного материала, которые поражали намеченную цель, не важно, как далеко она была ... Он также приготовил два мангонеля (mangunellos). Один из них был таким быстрым и сильным, что его снаряды достигали внутренних улиц городского мясного рынка.

Камнемёты короля Ричарда стреляли непрерывно днём и ночью. Можно твёрдо сказать, что один из них убил 12 человек одним камнем. Этот камень был послан Саладину на осмотр с гонцами, которые сказали, что дьявольский король Англии привёз из Мессины, города, который он захватил, морской кремень и гладчайшие камни, чтобы наказать сарацин. Ничто не могло выдержать их ударов; всё сокрушалось или превращалось в пыль».

Под «камнемётами» (петрариями) Чеведден понимает требюше с противовесом, под «мангонелями» – требюше с тяговыми верёвками.

Арабские источники говорят также о мощном обстреле, который устроил король Филипп II Август 30 мая 1191 г. из семи требюше. Они причинили серьезный ущерб стенам и, особенно, Проклятой башне, пока защитники не сумели вывести их из строя. Имад ад-Дин и ибн Шаддад сообщают и о вышеупомянутом обстреле в июне-июле; по их данным, крестоносцы использовали 13 требюше и разрушили внешнюю стену, а затем проделали бреши в главной стене: стены были снесены до высоты «не выше человеческого роста». Если верить мусульманам, во время осады Акры крестоносцы использовали 300 метательных машин.

На основании всего вышеизложенного можно заключить, что первые попытки увеличить противовес у требюше и убрать тяговые веревки были сделаны именно в Византии, в царствование Алексея Комнина в 1090-х гг. Постепенно эта конструкция совершенствовалась и не позднее 1160-х гг. тяговые веревки были окончательно заменены противовесом, поднимаемым при помощи ворота. Важную роль в этой модернизации сыграл племянник Алексея, Андроник Комнин. В скором времени, не позднее 1180-х гг., это византийское изобретение было перенято арабами и средиземноморскими «латинянами». Из чего, конечно, никак не следует, что даже в Византии более старые конструкции не могли сосуществовать в течение долгого времени с новой, или что требюше с противовесом уже тогда достиг совершенных пропорций.

 

Рис. 54. Рисунок художника, вероятно, рубежа XIX-XX веков, изображающий позднесредневековую венецианскую галеру с требюше на носу.

Рисунок неточен во многих отношениях, но достоверных изображений требюше на кораблях не сохранилось.

 

Любопытно, что в Восточном Средиземноморье требюше широко использовались на кораблях для обстрела крепостей с моря, озера или реки (там обычно стены были ниже). Так, Анна Комнина упоминает этот прием при осадах Кастории, Дристры, Хиоса. Во время осады Диррахия в 1081 г. у норманна Роберта Гюискара «был план окружить город и пробиться туда при помощи элеполисов (helepoleis) с суши и моря – по двум причинам: во-первых, он ужаснул бы жителей; во-вторых, изолировав их полностью, он взял бы город первым штурмом». Арабские источники говорят об использовании установленных на кораблях требюше при штурмах Багдада в 813 и 865 гг., во время мятежа Занджа, во время осады христианского гарнизона в Махдии в 1158 г. В свою очередь, крестоносцы использовали требюше с кораблей во время осады Акры в 1189-91 гг. и против мусульман, осаждавших Акру в 1291 г., а также во время штурма Дамиетты в 1249 г. Тот же прием использовали крестоносцы во время штурмов Константинополя в 1203 и 1204 гг., как свидетельствуют хроники Жоффруа де Виллардуэна и Робера де Клари. Византийцы отвечали им камнями из petrariae, установленных на городских стенах. В 1241 г. генуэзцы обстреливали Савону из требюше, установленных на кораблях, и в 1374 г. Кирению на острове Кипр. Кастильский флот Педро Жестокого атаковал Барселону в 1359 г. при помощи требюше, установленных на корме галер. В свою очередь, каталонцы отражали попытки кастильцев высадиться градом камней из требюше, установленных на пляже. Наконец, трактаты Марино Санудо и Мариано Такколы также описывают установку требюше на кораблях.

Поскольку технология изготовления осадных машин во многом сходна с технологией средневекового кораблестроения, многие верфи заодно изготавливали и метательные машины, например, главная северофранцузская военная верфь XIV века Clos de Galées в Руане.

XIII век можно считать золотым веком европейских требюше, особенно его первую половину. Построенные в предыдущие столетия крепости не были рассчитаны на применение таких машин, их стены были тонкими (особенно вверху), редкие прямоугольные башни позволяли бить в них под прямым углом. Не удивительно, что большой требюше с противовесом, позволяющий разрушать такие стены с небывалой быстротой и с безопасного расстояния, начал быстро распространяться по европейским странам.

Инвентаризация 1202 г., проведённая французским королём Филиппом II Августом, показывает наличие требюше почти в каждом принадлежащем ему замке. Например, в Фалезе имелось due petrarie et ii manguenelli, т.е. «два камнемёта и два мангонеля». Любопытно, что в арсенале замка Шинон значится и некий petraria turquesa, т.е. «турецкий камнемёт». Это свидетельствует о заимствовании восточных технологий в данный период.

Во время осады английского гарнизона крепости Шато-Гайяр в 1203-04 гг. французы использовали «каабль» (caable, лат. cabulus), «называемый также magna petraria», для разрушения ворот внутренней стены. Поскольку подобное применение предполагает навесную стрельбу через внешнюю стену, очевидно речь идет о большом требюше с противовесом. В начале осады батарея из нескольких требюше была расположена впереди французских позиций, что предполагает малую дальность стрельбы.

В 1205 г. болгары бомбардировали осажденных в Серре крестоносцев из «огромного хелеполиса», установленного на соседнем холме, а в 1207 г. смогли таким же способом полностью снести одну из стен Адрианополя. Впрочем, на Балканах и в Малой Азии в первой половине XIII века метательные машины использовались всеми сторонами практически при каждой осаде, о чём сообщает, например, «Летопись великого логофета Георгия Акрополита», важнейший источник по византийской истории с 1203 по 1261 гг.

Подробнее рассказывает об этих событиях Никита Хониат, например, об осаде «латинянами» города Орестиада (во Фракии) в конце 1205 г.: «Оказалось, что город был окружен двумя широкими и глубокими рвами; городские башни, на верху которых надстроены были высоко уносившиеся в воздух дощатые подмостки, были укрыты воловьими шкурами и кожами как для предохранения их от огненосных выстрелов, так равно для прикрытия их защитников. Поверх тех деревянных надстроек утверждены были еще мачтовые деревья, снабженные орудиями, посредством которых обыкновенно воспламеняется и бросается на далекое расстояние разливающийся на пути падения огонь [очевидно, требюше на вершинах башен для метания в осадные сооружения горшков с зажигательной смесью]. ... Кроме того, на башнях стояло четырнадцать камнеметных орудий.» Латиняне засыпали оба рва и придвинули «башнеобразные осадные лестницы; но одна из них засела во рву и легла набок от недостатка твердости в рыхлой и недавно наваленной засыпи, а другая, хотя была придвинута к стенам в прямом положении, но еще не успели положить с нее сходней на городские стены, как она была разбита брошенными с мачтовых деревьев, утвержденных на верху башен тяжелыми камнями, изломана действием камнеметных орудий и сделалась также ни к чему не годной.» («О событиях по взятии Константинополя», гл. 12, пер. 1860 г. под ред. В.И. Долоцкого). Этот фрагмент примечателен явным разделением камнеметов на две категории – «мачтовыми» установками (явно требюше) и собственно «камнеметами». Не онагры ли имеются в виду под второй категорией? К сожалению, даже при более качественном переводе дать ответ на этот вопрос было бы невозможно.

Об осаде болгарами Иоанна Калояна греческого Дидимотихона в 1206 г. Хониат пишет: «...продолжал осаду, страшной силой огромного размера камнеметных орудий разрушая стены, пробивая углы башен и ниспровергая их вершины. Между тем осажденные обнесли стены загородками и палисадником, укрыли их крепкими кожами, чтобы выстрелы из орудий, падая на них, теряли в их упругости силу своего действия.» (гл. 14)

В 1212 г. такая машина впервые появилась в Германии. Как сообщает “Chronicon Sampetrinum” о походе императора Оттона IV: «Оттон, придя в Тюрингию, осадил и подчинил замок ландграфа в Зальце при помощи требюше, называемого « трибок» (cum tribracho illo, cognomento tribock)». В свою очередь, “Annales Marbacenses” сообщают: «Оттуда [из Зальцы] он отправился осадить Вейсензее, который он подчинил подобным же образом. Там в первый раз была использована военная машина, которую обычно называют «трибок»».

До Прибалтики эта техника добралась, видимо, существенно позже, поскольку в первой половине XIII века крестоносцы Тевтонского и Ливонского орденов использовали тяговые требюше. Любопытно, что у соседних русских княжеств таких машин не было, но они старались перенять их у немцев. Вот что пишет по этому поводу «Хроника Ливонии» Генриха, 1206 г. (пер. В.И. Матузовой, Е.Л. Назаровой): «X.12. ... Об осаде замка Гольм королем Вольдемаром Полоцким. ... Сделали русские и небольшую метательную машину, по образцу тевтонских, но, не зная, как метать камни, они ранили многих своих, попадая в тыл. (Fecerunt eciam Rutheni machinam parvam more Theuthonicorum, sed nescientes artem lapides lactandi plures ex suis post tergum iactantes leserunt.)» Можно, конечно, допустить, что техническая отсталость была особенностью периферийного Полоцкого княжества, однако примечательно, что до середины XIII века нет упоминаний о применении метательных машин и Новгород-Псковским княжеством, впоследствии наиболее передовым в этой сфере. Подчеркнем также, что речь идет именно о требюше – никакая другая машина «попадать в тыл» при неумелой стрельбе не может.

Судя по описаниям боев в Прибалтике в первой половине XIII века, русская осадная техника находилась в зачаточном состоянии, ограничиваясь использованием лестниц под прикрытием обстрела из луков (малоэффективные осады Одемпе в 1216 г., Вендена в 1218 г. и т.д.). Впрочем, даже эсты пытались, не без успеха, заимствовать технику крестоносцев, о чем свидетельствует другой фрагмент «Хроники Ливонии» Генриха, относящийся к 1223 г.: «XXVII.2. ... Торжественно проведя молитвы и собрания, поспешили в Эстонию к замку Вилиенде, который за десять лет до того был взят тевтонами и подчинён христианской вере, и вторично осадили его; соорудили малые осадные машины и патереллы, построили высокую башню из бревен и подвинули её ко рву, чтобы можно было внизу вести подкоп в замок. Сильно им мешали, однако, баллистарии, бывшие в замке, так как против христианских баллист у осажденных была масса баллист, отнятых у братьев-рыцарей, а против осадных машин христиан они сами соорудили машины и патереллы.» В Вилиенде наряду с эстами находились и русские. Согласно «Хронике Ливонии», эстов из земли Гариен (Харьюмаа) датчане научили в 1216 г. строить и использовать патереллы, видимо, в пику конкурентам-немцам. О попытках новгородцев освоить немецкие осадные методы говорят и другие фрагменты 1223 г.: «XXVII.3. ... И с ними со всеми он осадил датский замок Линданисе [названный впоследствии эстонцами Taanilinna] и четыре недели бился с датчанами, но не мог ни одолеть их, ни взять их замок, потому что в замке было много арбалетчиков, перебивших немало русских и эстов. Поэтому в конце концов король Суздальский, смутившись, возвратился со своим войском в Руссию (in Rusciam). А было это большое войско и пытались они взять датский замок тевтонским способом, но сил не хватило. ... XXVIII.3. ... Да и замок этот [Дорпат] на самом деле был крепче всех замков Эстонии, ибо братья-рыцари еще раньше с большими усилиями и затратами укрепили его и наполнили оружием своим и баллистами (balistis), которые все были захвачены вероломными. Было там у короля [беглого кукенойсского князька Виесцеки/Вячко] и много русских лучников; сооружались также и патереллы – по образцу эзельских (pertherellos secundum artem Osilianorum), и другие орудия. ... 5. ...Поля они [осадившие Дорпат немецкие крестоносцы] покрыли шатрами, стали нападать на защитников замка, соорудили малые осадные машины и патереллы (machinas minores et patherellos), военные орудия (instrumenta bellica) в большом количестве изготовили, подняли крепкую осадную башню из бревен, которую восемь дней искусно строили из крупных и высоких деревьев в уровень со стенами замка, затем установили её надо рвом, а внизу тогда же начали рыть подкоп. ... Многих на верху вала ранили стрелами из арбалетов (balistarum sagittis), других перебили камнями метательных орудий (alios iactibus machinarum interficiunt); бросали в замок из патерелл раскаленное железо и огненные горшки (patherellis ferrum ignitum vel ollas igneas in castrum proiciunt), навели великий страх на осажденных, ибо одни соорудили орудия, называемые ежами и свиньями (instrumenta que ericios et porcos vocant), другие складывали костры из бревен, прочие поддерживали огонь. И бились так много дней. Точно также и те, кто был в замке, построили свои машины и патереллы (machinas et patherellos) против орудий христиан и посылали свои стрелы из луков и баллист против стрел христиан.»

К сожалению, в хронике нет точного указания, что из себя представляли эти самые патереллы. “Ferrum ignitum”, «огненное» или «раскаленное железо» в буквальном понимании, может означать также зажигательную стрелу (наконечник которой часто называли «железом»). С другой стороны, средневековые авторы нередко называли «стрелами» любой метательный снаряд, включая ядра больших стенобитных требюше (пример – записная книжка Виллара д’Онкура). “Ollas igneas”, “огненный горшок”, в принципе может метаться не только из требюше или онагров, но и из больших баллист.

Дэвид Никол производит слово «патерелла» от латинского «патера» (чаша) и на этом основании связывает соответствующее устройство с «ложечным» онагром. Однако тот факт, что находящиеся на невысоком уровне развития эсты оказались в состоянии за короткое время освоить изготовление такого оружия, свидетельствует в пользу «патерелл» как примитивных тяговых требюше. Возможно, «патерелла» – всего лишь локальное искажение общесредневекового термина «петрария», на что указал еще А.Н. Кирпичников в 1958 г. Заметим также, что во Франции вслед за арабским Востоком было принято называть «ложкой» сумку пращи. Не исключено также, что патереллами назывались большие деревянные самострелы или даже одноплечевые тенсионные машины – они также могут метать как зажигательные стрелы, так и горшки с зажигательной смесью и, в то же время, чрезвычайно примитивны по конструкции. В пользу последней версии отчасти свидетельствует упоминание «патерелл» отдельно от «баллист» (очевидно, ручных арбалетов) и «метательных машин»-камнеметов.

 

Рис. 55. Миниатюра из эпоса "Виллехальм"Вольфрама фон Эшенбаха

Ок. 1320 г. Universitätsbibliothek, Гейдельберг.

 

Другие прибалтийские племена тоже постепенно освоили подобные метательные машины, например, «Хроника земли Прусской» Петра Дусбургского говорит под 1261 г. о пруссах: «Вскоре после пруссы с тремя войсками и тремя камнеметами и прочими военными устройствами осадили замок епископа вармийского Хейльсберг.» (часть III, гл.94, пер. В. И. Матузовой). Три прусских камнемета снова появляются в нескольких эпизодах под 1263 г.: «Этот замок Висенбург осаждался пруссами почти три года, и поставили они три камнемета, которыми ежедневно штурмовали замок.» (гл. 117), «В тот же год от Рождества Христова, а именно в 1263, когда замок Крейцбург осаждался наттангами три года тремя камнеметами и тремя укреплениями, братья с дружиной своей после многих славных битв, совершенных здесь, когда у них кончились припасы, незаметно ночью ушли из замка.» (гл. 118), «Во время осады в замке Бартенштейн было 400 братьев и прочих оруженосцев, а пруссы соорудили три укрепления вокруг замка, в которых постоянно находилось 1300 отменных воинов. Было у них также три камнемета, которыми они ее штурмовали.» (г. 119) Еще более обширный фрагмент присутствует под 1264 г., где камнеметы используют уже и литвины: «В это время мощная рать пруссов, судовов и литвинов вторглась в землю Самбийскую и, поставив литвинов с одним камнеметом с одной стороны, а остальных с другим — с другой, восемь дней, ежедневно штурмуя, осаждали замок Вилов. Наконец однажды, когда все сошлись для битвы, лучники со стрелами, камнеметы, прочие — с дровами и соломой для сожжения замка, а остальные другими способами досаждали осажденным, Генрих фон Таупадел, после ставший братом ордена дома Тевтонского, муж доблестный и в совершенстве владевший искусством баллистариев, призвал осажденный народ к обороне и с ним потушил огонь, не раз разводимый для сожжения замка. В этой жесточайшей битве многие язычники были убиты и смертельно ранены; но вышеупомянутый Генрих, выстрелив из баллисты, пронзил стрелой и убил одного знатного и властьимущего человека, вождя литвинов, а с другой стороны выстрелил в одного мастера, который, чтобы починить камнемет, поднялся на верх его, и стрелой пригвоздил ему руку к камнемету; увидев это, испуганные язычники сняли осаду.» (гл. 122) Изредка упоминаются камнеметы у литовцев и в дальнейшем, например, в 1315 г.: «В том же году, в сентябре, Витень, король литвинов, собрав всех людей королевства своего, способных сражаться, осадил Христмемель и в течение 17 дней с двумя камнеметами и многими лучниками со всех сторон штурмовал сильнейшими ударами.» (гл. 324)

Шотландцы освоили требюше несколько раньше – хронист сообщает, что во время осады замка Уарк (Wark) в 1174 г. их мангонель послал камень вверх и в результате поразил человека из собственной обслуги. Точно такая же ошибка, какую совершили полочане под Гольмом в 1206 г.!

В 1216 г. стенобитный требюше с противовесом достиг Англии. Туда его завез французский принц Людовик, претендовавший в тот момент на вакантный английский престол. А вот письмо канцелярии короля Генриха III после осады замка Бедфорд в 1224 г.: «Король приветствует шерифа Бедфордшира. Мы приказываем вам распорядиться, чтобы наши петрарии и мангонели и белфри (передвижная осадная башня), которые по нашем отъезде из Бедфорда мы оставили позади нас, были разобраны и перевезены в Нортгемптон, и доставлены шерифу Нортгемптоншира...». Этот документ свидетельствует, что осадные машины после использования старались не уничтожать, а разбирать и хранить для будущего использования.

В 1229 г. арагонский король Хайме I Завоеватель использовал требюше с противовесом (arnalda) для разрушения аналогичной мусульманской машины во время осады города Майорка (сейчас Пальма-де-Майорка) на Балеарских островах.

А в середине XIII века даже в норвежском «Королевском зерцале» стенобитные и противопехотные требюше рассматриваются как нечто само собой разумеющееся применительно к осадному делу. Вот выдержка из гл. 39: «Если приходится атаковать замок с оружием, которое я перечислил, то появится нужда также в требюше; немногих мощных, которые метают большие ядра против каменных стен, чтобы определить, способны ли они сопротивляться таким жестоким ударам, и более слабые требюше для метания снарядов через стены, чтобы разрушать дома внутри замка. Но если не удается разрушить или потрясти каменную стену при помощи требюше, придется испробовать другое устройство, а именно окованный железом таран, потому что очень немногие каменные стены могут выдержать его удары». Далее говорится об обороне замка: «Те, кто защищает замок, могут также использовать то оружие, которое я сейчас перечислил и многое другое: большие и малые требюше, ручные пращи и шестовые пращи. Они найдут арбалеты и другие луки также очень эффективными, так же, как и все другие виды метательного оружия, такие, как копья и дротики, лёгкие и тяжелые. Но чтобы сопротивляться требюше, «коту» [навесу, позволяющему безопасно подрывать стену] и устройству, называемому тараном, следует усилить всю каменную стену изнутри большими дубовыми балками, хотя если в изобилии земля и глина, лучше использовать эти материалы».

 

Рис. 56. Гигантский гибридный требюше, рисунок Эжена Виолле-ле-Дюка.

 

Первое время такие машины использовались одновременно со сверхбольшими гибридными требюше. Рекордсменом среди последних считается машина крестоносцев, метавшая 185-кг камни в 1218 г. во время осады Дамиетты. Вероятно, именно она вдохновила Виолле-ле-Дюка на его известный рисунок (см. рис. 56). С самого начала этой 18-месячной осады (май 1218 – ноябрь 1219 гг.) было задействовано 8 требюше («мангонелей» в источниках), без большого успеха. Только одна из городских башен была повреждена ударами требюше герцога Австрийского, согласно “Historia” Оливье из Падерборна. Один христианский арабский автор также сообщает, что защитники понесли большие потери в людях от камней и стрел крестоносцев. Однако город был взят только тогда, когда голод среди защитников стал нестерпимым. Вскоре было осознано, что использование тяговых веревок мало что добавляет к работе большого противовеса и лишь усложняет функционирование машины. С тех пор гибридные требюше стали использоваться только в легкой противопехотной роли.

В свою очередь, мусульманский гарнизон Дамиетты эффективно использовал требюше для разрушения осадных сооружений крестоносцев при помощи «греческого огня». Ни вино, ни уксус не могли его погасить, эффективен был только песок. Так были последовательно сожжены три защищенные навесами галереи, под прикрытием которых крестоносцы пытались использовать таран. В начале осады успешно поджигались корабли фризов, с которых город атаковали со стороны Нила. В июле и августе 1219 г. защитники сделали вылазки и сожгли осадные машины, сорвав готовящиеся штурмы Дамиетты. Они использовали то обстоятельство, что основные силы крестоносцев были отвлечены на отражение деблокирующей мусульманской армии.

 

Рис. 57. "Осада Дамиетты во время V Крестового похода"

Иллюстрация к Historia Major английского хрониста Матвея Парижского, ок. 1240 г. Моряки-крестоносцы используют фустибалы. Corpus Christi College Library, Кембридж.

 

В 1218 г. сарацины во главе с ал-Муаззамом использовали три петрарии, чтобы одолеть малочисленный гарнизон палестинской Цезареи.

В 1220 г. во время осады замка Шато Пелерен (где 4 тысячи христианских воинов с успехом отразили мусульманскую атаку) мусульмане использовали 1 требюше, 3 петрарии и 4 мангонеля, христиане – по одному требюше, петрарии и мангонелю преимущественно для стрельбы по мусульманским машинам.

В 1231-32 гг., во время междоусобицы в Иерусалимском королевстве между «имперцами» и «ибелинами» (сторонниками папы), имперцы осадили цитадель Бейрута с использованием одного «большого требюше», 3 малых требюше и 6 «тунберо» (tunbereaus); под последними, видимо, подразумевались легкие требюше с тяговыми веревками. Эти машины оказались вполне эффективными, как и в более ранней осаде замка Кантара (1229-1230 гг.), когда большой требюше «ибелинов», построенный Ансо де Брие, смог полностью разрушить его стену. Успешным было и применение петрарий «ибелинами» во время осады Тира в 1242 г. – они нанесли серьезные повреждения стенам городской цитадели.

В 1239-40 гг. мусульмане ан-Насира Дауда использовали мангонели для подготовки штурма Иерусалима. В 1241 г. сирийские мусульмане передали замок Бофор Иерусалимскому королевству, но его гарнизон отказался подчиниться. Тогда они принудили своих единоверцев к сдаче посредством интенсивной бомбардировки.

В 1257-58 гг., во время междоусобицы в Акре, когда венецианцы и пизанцы с союзниками осаждали 800 генуэзских бойцов в их торговом квартале, обе стороны задействовали 50 или 60 метательных машин, стрелявшие днем и ночью. “Gestes de Chiprois” сохранила названия генуэзских машин “Bonerel”, “Vincheguerre”, “Peretin”, и венецианской “Marquemose”. В 1258 г. генуэзский флот, возглавляемый Россо делла Турка, пытался деблокировать своих земляков, но был разбит венецианцами на подходе, вследствие чего генуэзский квартал был захвачен и разграблен. В этот флот входили 48 галер и 4 парусника, на каждом из которых были установлены требюше. К концу конфликта город выглядел так, как если бы был разрушен мусульманской армией.

В 1265 г. мусульмане в течение недели обстреливали Цезарею из требюше, в промежутках предпринимая попытки штурма и подкопа (оказавшимися неэффективными из-за условий местности), и принудили её к сдаче.

В 1268 г. мусульмане использовали 26 требюше для осады замка Бофор (в горах между Тиром и Сидоном), вынудив тамплиеров оставить внешние укрепления и отойти в цитадель. Тогда мусульмане немедленно передвинули свои машины ближе и начали обстрел уже цитадели. После этого тамплиерам пришлось пойти на соглашение. В 1271 г. комбинацией обстрела из требюше и общего штурма мусульмане захватили замки госпитальеров Крак и Жибелькар, а также главный замок Тевтонского ордена в Палестине Монфор. В свою очередь, христиане активно использовали мангонели и тяжелые арбалеты, нанося атакующим серьезные потери, что отмечает, например, Аль-Айни (Al-Ayni) в своем «Ожерелье» применительно к осаде Жибелькара.

В 1285 г. мусульманская армия султана Бейбарса использовала требюше и во время осады Маргата, последнего оплота госпитальеров в Сирии. Поскольку их пришлось разместить слишком близко к стенам, некоторые из них были разрушены ответной стрельбой госпитальеров (это же имело место и во время осады Монфора в 1271 г.).

В 1287 г. обстрел мусульманскими требюше довершил разрушение стен Латакии, уже повреждённых землетрясением, что принудило город к сдаче.

В 1289 г. во время осады Триполи они же использовали, по одним данным, 4 больших требюше, по другим – 19 машин; только после длительного обстрела был предпринят общий штурм.

Наконец, во время осады Акры в 1291 г., официально завершившей эпоху крестовых походов, мусульманами использовано, по одним данным, 14 больших требюше, по другим – 300 машин. Христиане также с успехом использовали требюше и большие арбалеты. В этой последней осаде якобы участвовали 220 или 240 тыс. мусульман (в “De itinere” Людольфа де Сушема даже 600 тыс.) против 12-30 тыс. христианских защитников. Цифры малодостоверны, однако численное превосходство мусульман в 10-20 раз характерно для этого времени. Обычно мусульмане изготавливали свои машины в Дамаске и других сирийских городах, и затем перевозили их в разобранном виде на верблюдах или при помощи людей-носильщиков к месту применения.

Любопытно, что во время всех этих осад одним из основных и весьма эффективных видов оружия мусульман была «карабога», ручная шестовая праща, используемая одним человеком.

В конце крестовых походов известны также следующие случаи использования требюше с противовесом: осады Кахты в 1226 г., Баальбека и Ахлата в 1229 г., Шейзара в 1232-33 гг., Харрана и Эдессы в 1236 г., Хомса зимой 1248-49 гг., Сафада (Сафета, главной крепости тамплиеров) в 1266 г., аль-Бира в 1275 г., Сайюна в 1286 г., Калат аль-Рума в 1292 г.

Видимо, в 1220-е годы требюше с противовесом проникли и дальше на восток, о чем свидетельствуют многочисленные упоминания пробития брешей в стенах манджаниками у ан-Насави в «Жизнеописании султана Джелал ад-Дина Манкбурны» (например, при взятии Хилата в 1230 г. – в районе современной турецко-иракской границы).

Наряду с большими стенобитными «манджаниками» мусульмане продолжали широко применять легкие «аррада». В XIII веке персидскоязычный ученый Фахр ал-Дин из Сев. Индии в своей «Адаб ал-Харб» («Искусство войны») перечисляет следующие типы «аррада» – «аррада-и як руй» (простой или одиночный аррада), «аррада-и гардан» (вращающийся аррада), «аррада-и хуфта» (стационарный аррада), «аррада-и раван» (скорострельный аррада) и «аррада-и гиран» (большой аррада). Он также упоминает «харк» («малый осел»), применяемый для обстрела парапета и находящихся за ним защитников стены.

Активнейшим образом использовались требюше во время Альбигойских крестовых походов на юге Франции, 1209-1255 гг. За эту войну были только одно генеральное сражение (при Мюре в 1213 г.), но многие десятки больших и малых осад. Более слабые в полевом бою, окситанские еретики-«катары» делали ставку на оборону укрепленных городов и замков или скрывались в труднодоступных горах и соседнем сочувствующем им Арагоне. Когда же основная масса крестоносцев возвращалась домой на север, оставив небольшие гарнизоны в захваченных крепостях, изгнанники-«фейдиты» возвращались и, соединившись с вновь взявшимися за оружие тайными сторонниками, приступали к осаде этих крепостей. «Песнь об альбигойском крестовом походе» красочно описывает требюше во время осады Кастельнодари южанами (сентябрь 1211 г.): «Осаждающие поставили свой требюше на дороге, но ни на какой дороге, ни на каком пути они не могли найти камней, которые не раскалывались бы при шумном ударе после выстрела; они нашли их только три, привезя издалека. Первым выстрелом они снесли башню; вторым на виду у всех разрушили зал (дворец); при третьем выстреле камень треснул, не нанеся большого вреда тем, кто был в городе». Примечателен и критический момент осады Тулузы крестоносцами в июне 1218 г. Вождь крестоносцев Симон де Монфор приказал построить огромную деревянную башню на колесах и подкатить её ближе к городу, чтобы установленные наверху «камнемёты» могли прицельно разрушать городские дома. Тулузцы ударами своих требюше вывели её из строя, а когда её починили, на рассвете сделали вылазку. Охранявший башню Ги де Монфор, брат Симона, был ранен арбалетной стрелой. Симон бросился на помощь, оттеснил тулузцев, но в схватке перед пристенным рвом был поражен камнем из ручного требюше, который сделали и приводили в действие тулузские женщины. Как повествует «Песнь об альбигойском крестовом походе»: «Камень был пущен точно и угодил графу Симону прямо в железный шлем, снеся половину черепа, так что глаза, зубы, лоб и челюсть разлетелись в разные стороны, и он упал на землю замертво, окровавленный и почерневший». Самый большой требюше графа де Монфора во время этой осады имел метательную балку длиной 12 м и противовес якобы 26 т.

5-недельная осада замка Минерв Симоном де Монфором в июне-июле 1210 г. даёт пример зажигательных веществ, при помощи которых осажденные еретики-«катары» пытались поджечь стенобитный требюше – это была смесь животного жира, соломы и льняной кудели. Вылазка была отражена, огонь потушен водой. Любопытно, что этот требюше, метавший 200-кг камни, получил то же прозвище, что и требюше французского короля под Акрой двадцатью годами ранее – «Злой сосед» (Malvoisine). Стрельба по самому замку, находящемуся на высоте, была малоэффективной, зато требюше смог разрушить каменную лестницу, ведущую к единственному колодцу, находящемуся снаружи. Это во многом способствовало капитуляции гарнизона. По соглашению всё христианское население (в замке собралось до тысячи человек) было пощажено, но 180 убеждённых катаров (так называемых «совершенных») отказались вернуться в христианскую веру и были сожжены на одном огромном костре.

В 1238 г. появляется новый термин, bricola (во время осады императором Фридрихом II Гогенштауфеном города Брешия). В отличие от требюше, чья рама имеет вид двух сходящихся вверху треугольников, брикола имеет раму в виде одного столба и два параллельных противовеса. В 1242 г. Фридрих II послал такие машины в Левант, они были переняты мусульманами и стали известны как «манджаник фиранджи», т.е. «франкский мангонель» (впервые встречается в 1265 г. в связи с осадой Цезареи в Палестине). Французы называли их «биффа». Из «биффы» через «бидду» постепенно развился немецкий термин «блида».

Здесь снова можно наблюдать сдвиг в терминологии: у французов «бригола» превратилась в обозначение противопехотного гибридного требюше, «бриколь», а машина с парными противовесами со временем стала обозначаться «куйяр».

В 1249 г. французские крестоносцы захватили в Дамиетте 24 огромных сарацинских требюше. Согласно описавшему эту кампанию де Жуэнвилю, граф д’Э имел модель метательной машины, при помощи которой разбивал стаканы на обеденном столе.

 

Рис. 58. Гибридный "арбалетный онагр", рисунок Эжена Виолле-ле-Дюка (сер. XIX в.).

Очень сомнительно, что подобные машины существовали в действительности. Однако с легкой руки Виолле-ле-Дюка именно так очень долго представляли себе средневековые "мангонели".

 

Еще один интересный эпизод содержится в письме Ги, придворного рыцаря виконта де Мелена, к своему брату Бенуа де Шартру, парижскому студенту (письмо содержится в приложении к хронике Матвея Парижского – т. 3, стр. 413). Ги описал подход крестоносного флота в 1249 г. к Дамиетте. Арабы выслали навстречу разведывательный отряд из 4 галер, которые не сумели вовремя развернуться и подверглись атаке крестоносцев: “И так мы запустили по ним зажигательные дротики и камни из наших морских мангонелей, которые были способны метать пять или шесть камней вместе с огромного расстояния; и мы бросали маленькие бутыли, полные негашенной извести, приспособленные для выстреливания из луков, или колышки, подобные стрелам, в наших врагов. Наши дротики таким образом пробивали тела пиратов и их снаряжение, пока камни сокрушали их и негашеная известь, вылетая из разбитых бутылей, ослепляла их. Три их галеры были таким образом сразу же уничтожены и некоторые из пиратов были спасены от утопления и взяты в плен. Четвертая галера сумела бежать, но не без некоторого ущерба. Люди, которых мы взяли, подверглись изощренным пыткам и были принуждены признать правду; а именно, что Дамиетта была покинута своими обитателями и что нас ожидали в Александрии.” “Колышки, подобные стрелам” – очевидно, короткие арбалетные болты, и бутыли с негашенной известью тоже, видимо, выстреливались из больших арбалетов. Наиболее любопытны корабельные “мангонели”, способные выстреливать 5-6 каменных ядер за раз. Ни требюше, ни онагр к такой стрельбе не приспособлены. Очень вероятно, что под “мангонелями” в данном случае понимаются одноплечевые тенсионные машины из вертикально установленных рессорных досок. Такое оружие наиболее выгодно использовать именно на кораблях – оно занимает мало места по ширине и не подвержено воздействию морской влаги.

П. Чеведден, тоже рассмотревший вышеприведенный эпизод, полагает, что “5-6 камней” одновременно выстреливали 5-6 мангонелей, но в тексте явно подразумевается, что речь идет об одном христианском корабле, на котором находился автор письма, а не о всём многочисленном флоте. Установить столько требюше или онагров для стрельбы с одного борта на галере или даже каракке XIII века едва ли возможно, обычно их на всем корабле было 1-2. То есть речь идет о необычно компактном устройстве.

От 1293 г. сохранился инвентарный перечень арсенала южно-французского города-крепости Каркасон, составленный в связи с вступлением в должность нового гарнизонного командира. В нем упомянуты 2 железных или окованных железом рычага для мангонелей (вероятно, гандшпуги для воротов), 3 «вилки» (furcas, оси) для мангонелей, 6 воротов pro ingeniis et mangonellis, 12 спусковых устройств для метательных балок машин (claves ad virgas ingeniorum), 6 железных костылей для закрепления рамы мангонелей (sex cavillas ferri quadratus al ponendum in bigues). Это еще одно свидетельство, что наиболее ответственные детали требюше постоянно хранились в крепостях, а не изготавливались каждый раз заново в связи с военной кампанией.

В 1266 г. английский король Генрих III использовал во время осады занятого мятежниками замка Кенильворт 9 требюше днем и ночью; они столь активно перестреливались с защитниками, что камни сталкивались в воздухе.

Большим любителем требюше был английский король Эдуард I, активно использовавший их во время завоевания Шотландии и Уэльса. В 1296 г. при осаде аббатства Холируд около Эдинбурга три его машины выпустили 158 больших камней за 3 дня (то есть в среднем 17-18 в день на машину). Требюше решили и исход осады шотландского замка Кэрлаверока, после того, как английский штурм был отбит защитниками. Сохранилось имя инженера, сделавшего эти машины – «брат Роберт из Ульма» (то есть он был немец по происхождению). Деревянные части машин изготавливались на месте, а сложные детали привозились в готовом виде. Так, детали для одной из машин 7 человек переносили на себе в течение недели из Лохмабена. Камни требюше убили многих защитников Кэрлаверока и, в конечном итоге, принудили его к соглашению и сдаче. В этом походе брат Роберт из Ульма получал 9 пенсов в день; для сравнения, рыцарь получал 12 пенсов, а баннерет – 4 шиллинга (48 пенсов). Кроме него, машинами занимались Адам из Глэшема, 5 мастеров-плотников и сто рядовых плотников. В 1304 г. для осады крепости Стирлинг Эдуард I установил 13 требюше (большинство имели собственные имена – «Викарий», «Пастор», «Варвольф», «Глостер», «Белфри», «Всё»...), запустившие 600 камней. По крайней мере, некоторые из них имели фиксированный противовес, о чем свидетельствует приказ Эдуарда I обдирать свинец с крыш местных церквей. Камень «Варвольфа», самой знаменитой из его машин, весил 300 фунтов (135 кг). Эту машину строили 49 плотников и 5 мастеров-десятников в течение 3 месяцев. Всего же в осаде участвовали 7 мастеров-плотников во главе с Томасом из Хаутона (Houghton), строителем по профессии. У шотландцев в этой крепости имелся всего один требюше, и у того сломался метательный рычаг в процессе стрельбы. Во время этой осады бургундец Жан де Ламуйи, находившийся на английской службе, потратил 2 шиллинга на глиняные сосуды с зажигательной смесью из серы и селитры – один из ранних примеров использования порохообразного состава. Вероятно, они смешивались со смолой и использовались для поджога домов внутри стен. В конце похода Эдуарда I шотландские замки сдавались уже при одном виде установленных против них требюше. Несколько ранее, в 1288-89 гг., во время осады одного из замков в Уэльсе англичане использовали свиной жир для смазки осей, на которых вращались метательные рычаги требюше. В 1333 г. англичане использовали 3 судна для перевозки больших мангонелей и 691 тщательно отёсанного ядра из Гулля к шотландскому Бервику. Фламандский инженер Джон Краббе во время этой осады изготовил две больших машины из 40 дубов, для изготовления ядер были задействованы 37 каменщиков и 6 камнетесов.

О почтении, которое в это время начали испытывать государи к специалистам по требюше, свидетельствует и сверхлюбезная просьба графа Эно к некоему “mestre des engiens” изготовить как можно более крупную машину во время осады Лилля в 1297 г. Запущенное ею “яблоко” весом 200 фунтов (82 кг) сбило трубу дома и приземлилось около вражеского вождя, Робера де Бетюна, согласно “Istore et Croniques de Flandres”.

Любопытный эпизод приводит хронист Фруассар, описывая начало Столетней войны. Жители города Валансьен, осаждая французский городок Мортань, изготовили машину для метания больших камней. Тогда осажденные обратились к своему “mestre engigneour”, сделавшему машину поменьше. Её первый камень упал в дюжине футов от валансьенской машины, второй рядом, а третий «был так хорошо нацелен, что поразил машину посередине стрелы (метательного рычага) и разбил её на две половины».

Широко использовали технику требюше татаро-монголы, заимствовав её в Китае, а затем у мусульман. Вот, например, фрагмент из письма «ко всем братьям от брата Рихарда из ордена проповедников и Иоганна из ордена миноритов», содержащегося в Additamenta к 3-томной хронике Матвея Парижского (стр. 454-455): «Среди других, да будет вам известно, Россия была по большей части опустошена: город Киев (Kiow) и замок, который был там, разрушены и множество убито. Мы узнали от тех, кто бежал из той земли, главным образом в Саксонию, что они штурмовали тот город Киев и его башни при помощи тридцати двух машин. Они двадцать лет вели войну против русских. Но в этот год они пришли до пасхи в Польшу, где они истребили множество людей и вступили во владение некоторыми добрыми городами. Генрих, герцог Польши, встретил их со своей армией, но был убит вместе с почти десятью тысячами своих людей.» С середины XIII века передача технологии стала происходить не только с востока на запад, но и с запада на восток. Об этом свидетельствуют, например, сообщение Марко Поло об использовании «мусульманских камнемётов» при осаде татаро-монголами города Сиань в Китае в 1276 г. и, в еще большей степени, свидетельство Рашид ад-Дина Хамадани о том же эпизоде: «Раньше в Хитае не было больших франкских камнемётов. Из этого государства [Иран – прим. перев.] туда отправился камнемётный мастер из Баальбека [город в Ливане] и Димашка. Его сыновья – Абу-Бекр, Ибрахим и Мухаммед – и его подручные устроили семь больших камнемётных машин и отправились брать тот город... Войска установили против крепости камнемёты и разрушили башню». Косвенно эти сообщения подтверждают тот факт, что в XIII веке европейское искусство полиоркетики (осадной техники) сравнялось с ближневосточным и китайским, и даже начало выходить вперёд.

Впрочем, научные математические и геометрические знания мусульманского мира, опирающиеся на идущую от Пифагора и Архимеда античную традицию, позволили в условиях острой военной необходимости вновь сравняться с христианскими странами. Незадолго перед сражением при Мансуре в 1250 г. французский король Людовик IX Святой приказал Жослену де Корно (Cornaut) и его инженерам построить18 машин, которые вели продолжительную перестрелку через реку с 16 мусульманскими машинами. Хронист де Жуэнвиль, описавший жизнь и деяния короля, заметил в этой связи: «Наши машины стреляли по их машинам, а их – по нашим, но я никогда не слышал, чтобы наши достигали многого...» Успеху мусульман во многом способствовало применение «греческого огня», отсутствовавшего у христиан.

 

Рис. 59. Требюше с противовесом.

Из рукописи Walter de Milemete, "De secreta secretorum", 1326 г., Christ Church, Oxford.

 

С татаро-монголами и требюше связана и одна из величайших катастроф средневековой Евразии. В 1345-46 гг. войска Золотой Орды осаждали генуэзскую колонию Кафу в Крыму. В их армии уже свирепствовала чума, и они начали забрасывать при помощи требюше заражённые трупы в город. Вместе с генуэзскими кораблями, доставлявшими в Кафу припасы и подкрепления, чума перебралась в Италию, где летом 1346 г. умерло более половины городского населения, в 1347 г. эпидемия унесла четверть населения Франции, немного позже – четверть населения Германии и Дании, треть населения Англии и Швеции, более половины населения Норвегии. В 1352 г. эпидемия добралась даже до Пскова, а в 1353 г. – до Московского государства.

Тогда же родилось и слово «инженер». На вульгарной латыни сложные осадные и крепостные механизмы часто называли ingenium («хитроумная выдумка»), а тех, кто проектировал, строил и использовал такие машины – ингениаторами (ingeniatores), во французском произношении это слово упростилось до «инженера» (первоначально ensgeniors). Как уже отмечалось ранее, первыми мастерами-строителями требюше были архитекторы-строители. В качестве примеров можно привести англичан Мориса Инженера, строителя башен Ньюкасла-апон-Тайн и Дувра при Генрихе II, или Элиаса из Оксфорда при Ричарде Львиное Сердце (он и строил замки, и привез из Лондона машины в 1194 г. во время осады Ричардом Ноттингема), или гасконца по происхождению Бертрама при Генрихе III и Эдуарде I. Это не случайно – постройка и использование эффективного требюше требуют серьезных познаний в эвклидовой геометрии и механике. Собственно, требюше был первым подлинно артиллерийским орудием, наводимым не через прицел, а посредством «слепого», основанного на баллистической теории, изменения угла места и угла возвышения.

Значительно реже «ингениаторами» становились представители других профессий. Например, в начале XIII века «Мастер Уррик», состоявший при английском короле Иоанне Безземельном, первоначально был арбалетчиком. Король Джон даровал ему земли в Эссексе, соответствующие рыцарскому наделу, и платил жалованье придворного рыцаря. Судя по всему, у каждого короля был свой излюбленный инженер. В среднем инженер получал несколько выше рыцаря (максимум – 3 шиллинга в день), но меньше баннерета.

К сожалению, не сохранилось достаточных документальных свидетельств о развитии теоретическх взглядов первых «инженеров», об этом можно судить только по практической эволюции проектов требюше. Очевидно, главными их задачами были извлечение максимально возможной энергии из падающего противовеса и максимальная её передача снаряду (т.е. повышение КПД), повышение точности посредством снижения отдачи, а также повышение надёжности и экономичности конструкции.

Первым делом была удлинена праща, которую стали укладывать в специальный желоб. Это позволило удлинить «метательное плечо» и резко увеличить дальнобойность. Затем, меняя длину пращи и наклон держащего её «зубца», инженеры добились, чтобы снаряд покидал пращу под углом, близким к 45° от вертикали. При этом сама балка-рычаг должна находиться в вертикальной позиции в момент пуска, так как лишь в этом случае энергия противовеса будет задействоваться полностью.

Следующим шагом стала работа с противовесом. Очевидно, эмпирическим (опытным) путем было выяснено, что подвешенный противовес обеспечивает, благодаря лучшей траектории падения, большую передачу энергии через рычаг к снаряду, чем фиксированный. Поэтому и дальнобойность повышается при тех же прочих характеристиках. Кроме того, подвешивание противовеса создает серьезный тормозящий эффект в нижней точке падения. Вместе с передачей энергии к праще при запуске снаряда это может привести к остановке рычага в вертикальном положении, без дальнейшего проворачивания. В результате рама требюше живёт дольше и остается в одной и той же позиции, что повышает точность и предсказуемость последующих выстрелов. Это огромное преимущество по сравнению с торсионным онагром, у которого метательный рычаг останавливается специальной амортизирующей подушкой на стопорной балке со страшным сотрясением всей конструкции. Наконец, в подвешенном противовесе груз почти не перемещается во время падения, поэтому ящик для противовеса служит долго и его можно наполнять дешевыми сыпучими материалами (землей, песком, камнями), произвольно меняя уровень наполнения. Напротив, фиксированный противовес переворачивается при падении и во избежание повреждений оболочки от перекатывания содержимого его необходимо делать однородным. Поэтому приходилось изготавливать такие противовесы из дорогостоящего свинца.

Наконец, когда основные проблемы были решены, началась отработка деталей. Стали искать наиболее выгодную форму противовеса, остановившись на «соляном ларе» (с широким низом и сужающимся верхом, вплоть до треугольного вида сбоку). При такой форме максимальная масса противовеса концентрируется на максимальном удалении от оси опоры. Стали заменять один подвешенный противовес на два, подвешенных рядом (параллельно). Такие более компактные ящики было легче хранить, перевозить, устанавливать и загружать, да и служили они дольше из-за меньшей нагрузки на каждый.

Распространение и развитие стенобитного требюше неразрывно связано с искусством фортификации. Действительно, ок. 1000 г. преобладавшие ранее деревянные донжоны и примитивные палисадники стали заменяться каменными укреплениями, устойчивыми к огню. Примерно за 200 лет, но особенно интенсивно в 1050-1150 гг., Западная Европа покрылась густой и непрерывно развивающейся сетью замков и городов, окруженных прочными стенами и контролирующих все ключевые участки местности. Это резко изменило характер средневековых войн. Одной победы в генеральном сражении стало недостаточно для завоевания целой страны. Теперь за таким полевым сражением следовала долгая и изнурительная серия осад десятков городов и сотен замков, часто совершенно менявшая ход войны. Естественно, этот процесс шел в разных странах с разной скоростью. Например, Вильгельм Завоеватель смог захватить Англию после единственного полевого сражения при Гастингсе (1066 г.), поскольку в этой стране немногие города имели серьезные укрепления, но он же не мог добиться сколько-нибудь серьезного расширения своих первоначальных владений во Франции, где процесс строительства каменных замков уже шёл полным ходом. Однако за считанные десятилетия после норманнского завоевания и Англия покрылась сетью мощных крепостей.

Существующие методы осады оказались неадекватны этой новой оборонительной технике. Прежние частоколы можно было просто поджечь; именно так, согласно сцене с известного гобелена в Байё, тот же Вильгельм Завоеватель смог одолеть деревянный замок Доль незадолго до своего похода в Англию. Они были достаточно уязвимы для тарана, их небольшая высота позволяла без чрезмерного риска использовать штурмовые лестницы.

Применение таких традиционных методов против более высоких и прочных каменных укреплений неизбежно влекло за собой тяжелые потери и требовало всё более многочисленного персонала, который было трудно набрать небольшим государствам эпохи феодальной раздробленности. Надо учитывать, что замки часто располагались на высоких местах и защищались рвами, что требовало трудоёмких подготовительных работ, прежде чем применение тарана становилось возможным. Резко усилило оборону замков также широкое применение арбалетов и легких тяговых требюше. Арбалеты, как минимум не уступающие лукам по эффективности в условиях крепостной войны, сделали грозными стрелками даже не очень тренированных в стрельбе тяжеловооруженных воинов, а для приведения в действие тяговых требюше можно было использовать укрывавшихся в замках гражданских лиц, в том числе женщин и стариков. Таким образом, при такой же численности обороняющихся их способность к дистанционному поражению значительно возросла по сравнению с предшествующими временами.

В этих условиях появление недорогого дистанционного стенобитного средства стало насущной необходимостью и стимулом для развития военно-технической мысли. Как было показано выше, сперва пытались увеличивать в размерах гибридные требюше, а затем перешли к требюше с противовесом, способным раз за разом бить в одну точку. Попытки заделывать бреши двойным палисадом из бруса и земли, до некоторой степени амортизирующим последующие удары, не могли быть решением проблемы. Поэтому с неизбежностью последовали коренные изменения в искусстве фортификации. Пионером в этом деле стал арабский Восток. В правление мамелюкского султана аль-Адиля (1196-1218 гг.), брата и преёмника Саладина, были перестроены укрепления Каира и других египетских городов. Основной упор был сделан на увеличение количества и размеров башен, на верхних площадках которых были устроены позиции для требюше малого и среднего калибра. Их задачей было не позволять устанавливать большие стенобитные требюше вблизи стен. Такое размещение требюше на башнях подтверждается рисунками из арабских трактатов. Сами стены стали массивнее. Впрочем, в последующем прогресс фортификации в мусульманских странах затормозился. Видимо, это было связано с угасанием крестоносной активности и с переходом мусульманских государств (мамелюкского Египта, а затем османской Турции) в контрнаступление против христианского мира. Единственным исключением являлась испанская Гранада, все в большей степени заимствовавшая западноевропейские достижения. Междоусобные войны мусульманских государств, очевидно, не были достаточным стимулом для внутреннего технического развития.

Напротив, в Западной Европе прогресс фортификации происходил по нарастающей. Противодействие применению стенобитных требюше строилось на основе следующих подходов:

1)   Укрепление стен за счёт увеличения толщины (средней была толщина 2 м, но, например, стены лондонского Тауэра, построенного преимущественно в XIII веке, имели толщину 4,5 м), применения более прочных материалов (вместо тонких стенок с внутренней забутовкой – сплошной тесаный камень), устройства разного рода подпорок, сокращения длины простенков (куртин) между башнями.

2)   Более частое размещение и укрепление башен, чья опорная роль в обороне крепостей возросла. Стены башен стали толще (до 5-6 м в отдельных случаях), квадратным стали предпочитать круглые башни, поскольку вероятность рикошетирования каменных ядер от них значительно выше. Кроме того, у бойниц круглых башен шире сектор обстрела.

3)   Наиболее уязвимый элемент оборонительной архитектуры, ворота, стали помещаться внутри наиболее мощных башен или же в узком интервале между двумя башнями. Начали устраивать несколько ворот, соединяющий которые коридор был оснащен различными преградами и ловушками. Таким образом, разрушение внешних ворот обстрелом из требюше не обеспечивало легкого входа в крепость.

4)   Использование требюше и спрингалдов для «контрбатарейной» борьбы. Как правило, спрингалды размещались в казематах наверху башен, а требюше среднего калибра – на стенах, оборудованных специальными площадками. Высокое размещение и небольшой калибр обеспечивали оборонительным машинам преимущество в дальнобойности и скорострельности над осадными, что позволяло выводить из строя последние прежде, чем они успеют нанести существенный урон стенам.

5)   Использование передовых, «вынесенных» линий укреплений – дополнительных внешних стен, валов, рвов и палисадов – с целью максимально затруднить выдвижение стенобитных требюше на дальность эффективной стрельбы (еще Филон в своей «Механике» рекомендовал защищать крепость от одноталантовых катапульт, наиболее мощных в его время, минимум 3 рвами, с внешним из них минимум в 160 м от стен).

6)   Усиление и усложнение настенных оборонительных сооружений (зубцов, бойниц, башенок, навесов, галерей и т.д.), которые теперь должны были прикрывать защитников не только от лучников и пращников, но и от более тяжелых снарядов противопехотных требюше (тяговых и гибридных).

 

Рис. 60. Замок Шато-Гайяр (современная реконструкция).

 

Первые примеры такой усовершенствованной архитектуры, рассчитанной на противодействие стенобитным метательным машинам, встречаются уже в конце XII века. Это, например, крепость Шато Гайяр, построенная Ричардом Львиное Сердце для контроля над Нормандией в 1197 г. Однако процесс модернизации укреплений был неизбежно медленным, растянутым на многие десятилетия – вышеупомянутые оборонительные методы резко повышали стоимость строительства. Крепости нового типа со стенами многометровой толщины и десятками часто поставленных круглых башен были почти неуязвимы для механической стенобитной техники, но их постройка была под силу только самым богатым, достаточно централизованным монархиям и крупнейшим феодалам. Пример такой крепости – уже упоминавшаяся твердыня тамплиеров Сафет в Галилее. Построенная в 1240-43 гг. на горе (потухшем вулкане) высотой 850 м, она включала две линии стен – внешнюю высотой 22 м и толщиной 3,3 м в верхней части и внутреннюю высотой 28,6 м и толщиной 4,4 м. На 100-120 м укреплений приходилась одна башня. Гарнизон включал 50 рыцарей, 80 сержантов, 50 конных лучников – туркополов и 300 арбалетчиков, а также 820 слуг и 400 рабов (примерно 1/6 всех военных сил тамплиеров на Ближнем Востоке). Строительство замка велось два с половиной года силами 1000 мусульманских военнопленных и 200 христианских мастеров. Обошлось оно в 1100 тыс. сарацинских безантов (550 тыс. турских ливров) и в последующем на ремонт и модернизацию выделялось 40 тыс. безантов в год (согласно анонимному отчету “De constructione castri Saphet”). Для сравнения, обычный ежегодный доход французских королей в мирное время (без чрезвычайных налогов) составлял 250 тыс. ливров. Другой пример – построенный амбициозным французским феодалом Ангераном де Куси в 1225-42 гг. замок Куси, донжон которого имел высоту 54 м, диаметр 31 м, окружность 100 м и толщину стен у основания 7,5 м, обычные башни – высоту 36 м и диаметр 19 м. Гарнизон его насчитывал до 1000 человек (к сожалению, этот замок не сохранился – был взорван немецкими войсками в 1917 г.) Однако большинство укреплений XIII века, особенно в периферийных районах Европы, по-прежнему не соответствовали новым стандартам. Только к середине XIV века число модернизированных крепостей достигло такого количества, что стенобитные требюше перестали оправдывать вкладываемые в них средства.

Переломной точкой этого процесса можно считать осаду французского пограничного города Турне англо-фламандско-немецкой армией в начале Столетней войны (1340 г.) Союзники имели достаточные людские ресурсы (23 тыс. только строевых солдат) и задействовали 8 огромных по тому времени требюше, но не сумели нанести сколько-нибудь серьезные повреждения городским стенам как из-за их прочности, так и из-за эффективной контрбатарейной борьбы французов, задействовавших 7 своих больших требюше. Попытки штурмовать неразрушенные стены провалились, и союзная армия была вынуждена отступить. Эта операция поставила английское королевство на грань банкротства. С подобной же проблемой столкнулись и французы во время осады в 1346 г. опорной английской крепости Эгюйон в Гаскони. 12 больших требюше так и не смогли нанести серьезного вреда её стенам. И тут «артиллерия» защитников оказалась эффективнее осаждающих. Кроме того, английские требюше смогли опрокинуть и утопить одну из осадных башен французов, установленную на речной барже.

В последующем основным методом осадного дела стал измор. Требюше теперь использовались преимущественно для «террористического» обстрела внутренних частей городов, разрушения зданий с целью побудить осаждённых к скорейшей капитуляции. Одновременно начался процесс поиска новых методов разрушения стен, теперь уже на основе пороха.

Примером такого «изнуряющего» обстрела может служить фрагмент из «Хроники» Маттео Виллани, относящийся к осаде цитадели итальянского города Чезена союзниками папы римского Иннокентия VI в 1357 г. (кн. VII, пер. М.А. Юсима): «Крепость была обложена со всех сторон и окружена восемью осадными машинами, без перерыва засыпавшими её огромными камнями, а под стены и башни осаждающие вели подкоп.» Разрушить стены не удалось, но продолжительная бомбардировка, без сомнения, была серьезным аргументом, побудившим осажденных к соглашению.

В 1374 г. генуэзцы при осаде Кирении на Кипре изготовили гигантский требюше, метавший якобы снаряды весом 900-1360 кг, однако это скорее исключение. В это время преобладали более скорострельные машины меньшего размера. В 1377 г. французы перевезли большой требюше из Ла Реоля длдя осады занятого англичанами города Бержерак (на юго-западе Франции). В 1406 г. в Сен-Омере (Франция) сотня плотников выполнила заказ на 3 больших машины и 4 куйяра.

Во Франции записи, подтверждающие активное использование требюше, продолжаются до начала 1420-х гг. Так, к 1419/20 гг. относится упоминание требюше в Орлеане, в 1421-22 гг. в занятом англичанами Париже, в 1421 г. дофин Карл заплатил мастеру Жану Тибо из Турени 160 турских ливров за 2 куйяра, один из которых метал 300-фунтовые камни (123 кг), а другой 400-фунтовые (164 кг). В 1422 г. герцог бургундский Филипп Добрый, очищая от арманьяков Пикардию, использовал 8 куйяров (требюше с парными противовесами) мощностью от 100 до 300 фунтов.

Единичные записи об использовании метательных машин встречаются во Франции до 1450 г. (осады Сен-Дени в 1435 г., Монтеро в 1437 г., Вернея в 1450 г.). Судя по всему, на складах требюше хранились вплоть до 1460 г. Однако в это время требюше рассматривались уже как безнадежно устаревшее оружие, которое применялось в исключительных обстоятельствах за неимением лучшего. Основные боевые эпизоды второй четверти XV века отмечены только применением пороховой артиллерии – например, хорошо известная осада Орлеана англичанами в 1428-29 гг.

В 1422 г. литовский князь Корибут метал в замок Каролштейн трупы убитых людей и забросил туда 2000 телег навоза и экскрементов, чтобы вызвать там болезни.

Большие машины продолжали применяться в арабских странах – например, в окрестностях города Тлемсен в западном Алжире найдены каменные ядра требюше весом 230 кг, датируемые началом XIV века.

На окраинах Европы требюше продержались несколько дольше: их применение отмечено в 1475-76 гг. при осаде Бургоса в Кастилии во время одной из междоусобиц и в 1480 г., с большим успехом, христианами на Родосе для борьбы с турецкой артиллерией. Последним случаем боевого использования требюше в Европе считается осада испанскими войсками мусульманской Малаги в 1487 г., во время войны с Гранадским эмиратом 1482-92 гг. Тогда некий мусульманин Ибрахим аль-Джарби притворно сдался в плен, сообщив, что имеет информацию лично для короля Фердинанда. Удивительно, что его отвели в королевскую палатку без всякого обыска. Там он спрятанным кинжалом ткнул одного португальского дворянина, приняв его за короля, и был затем убит охраной. Его труп, разрубленный на куски, был заброшен в Малагу при помощи требюше (“trabuco”). Впрочем, такое позднее использование требюше в войне с Гранадой было вызвано исключительными обстоятельствами. Населенный многочисленными фанатично настроенными мусульманами, Гранадский эмират хорошо подготовился к войне с более сильным противником, сделав ставку на оборону многочисленных мощных укреплений. Поэтому испанской армии пришлось задействовать всю осадную технику, имевшуюся в наличии – в ход пошли и новейшие бронзовые литые пушки на колесных лафетах, только что полученные из Фландрии и Франции, и старые бомбарды из сварных железных полос на дубовых колодах, и даже требюше, все еще хранившиеся на складах. Последние применялись преимущественно для метания зажигательных бомб.

Вероятно, в Турции требюше использовались еще дольше – последние известные иллюстрации датируются концом XV века.

Наконец, испанский конкистадор Кортес во время осады ацтекского города Теночтитлан в 1521 г., испытывая недостаток в порохе, попытался изготовить требюше, но вследствие неопытности запущенный им камень полетел вертикально вверх, а затем обрушился на машину, выведя её из строя.

На Востоке, в частности, в Средней Азии, требюше использовались вплоть до XIX века. Например, войска кокандского Алим-хана в 1810 г. бомбардировали стену занятого бухарцами города Ура-Тюбе (к юго-западу от Ходжента в Таджикистане) из пушек и манджаников (согласно местной летописи «Мунтахиб-ут-Таварих», на которую ссылается В. Наливкин в «Краткой истории Кокандского ханства», 1886 г.) Такая долгая жизнь манджаников объясняется, с одной стороны, поздним появлением и редкостью огнестрельного оружия (которое в Средней Азии вошло в постоянное употребление только в начале XIX века – в том же Кокандском ханстве первое упоминание датируется 1808 г.), и с другой, отсталостью фортификации (стены даже крупнейших городов, таких как Бухара, Самарканд, Хива, обычно были глинобитными и не превышали 7 м в высоту, хотя толщиной могли доходить до 5-9 м; из обожженого кирпича строились только небольшие цитадели – «урда»). В последующем манджаники уже не упоминаются – очевидно, именно в эти годы огнестрельное оружие возобладало над луками и камнеметами в Коканде и Бухаре.

Подытоживая историю средневековых метательных машин, можно сказать, что до XII столетия включительно западноевропейская техника отставала от мусульманской и, особенно, византийской. В это время именно Византия была основным источником осадных технологий для всех народов западной Евразии. Мусульмане (арабы и турки) активно перенимали эти технологии, но сами внесли мало нового. В «латинской» же Европе до XI века искусство полиоркетики находилось в зачаточном состоянии и только в XII веке начало быстро развиваться в непосредственной связи с крестовыми походами. В XIII веке Западная Европа сравнялась с мусульманским Востоком в военно-технологической сфере, тогда как Византия стала быстро клониться к упадку. В это время в Западной Европе было частично освоено сохранившееся до того времени античное наследие и стали появляться первые собственные исследования и изобретения. К сожалению, сведения об их авторах отрывочны (Виллар д’Онкур, Эгидий Колонна, Роджер Бэкон, Альберт Великий) и ценность этих отрывков различна, но сам факт их появления показателен. Показательны и начавшиеся заимствования западноевропейских осадных технологий Византией и мусульманами, и частота упоминаний метательных машин в разного рода письменных источниках, и последовавшие фундаментальные изменения крепостной архитектуры. XIII век – время наибольшей эффективности больших стенобитных камнемётов. Продолжали совершенствоваться стенобитные метательные машины и в следующем, XIV столетии, но их возможности стали приближаться к своему пределу и всё более отставать от крепостной архитектуры, у которой еще оставались большие резервы развития. С начала XIV века по 1420 г. и даже позже осадная техника явно уступала оборонительной. Этот кризис был преодолён только с появлением эффективных стенобитных пушек, после чего век требюше ушёл в прошлое. Тогда же исчезли и большие станковые арбалеты. Ручные арбалеты продержались еще столетие, пока не были вытеснены аркебузами.

 

4.5. Пороки.

 

Данный обзор был бы неполон без оценки доступной информации о древнерусских «пóроках». Детальных технических сведений о таких машинах не сохранилось, ясно только, что они метали камни и применялись для «выбивания» стен. Некоторые до сих пор считают, что пороками могли называть любую тяжелую осадную технику и метательная машина является лишь частным случаем порока, однако, как кажется, такая точка зрения противоречит источникам. Там, где упоминаются тараны (c единственным исключением Ипатьевской летописи, 1234 г., где могла иметь место элементарная ошибка или пропуск) или осадные башни, они названы отдельно от пороков. Слово «порок» связывают с польским «праща» («прака»), и некоторые старые русские историки (вроде Карамзина) прямо переводят слово «пóрок» как «праща», не отличая их от ручных пращей. Более чем вероятно, что праща действительно была отличительной особенностью порока, хотя самые правдоподобные лингвистические ассоциации являются предположениями, не фактами.

Таким образом, порок – стенобитный камнемет с пращой. Теоретически под данное определение могут подходить два устройства – требюше и онагр. Общепринятым, идущим от впервые исследовавшего данный вопрос А.Н. Кирпичникова, является мнение, что пороком называли именно требюше. Онагр не только сложен и менее эффективен, но и ненадежен снежной зимой, когда его трудно уберечь от атмосферной влаги. Кроме того, пороками в летописях называли не только древнерусские, но также немецкие и шведские машины, а они однозначно представляли собой требюше.

Вышеуказанная точка зрения идет вразрез с позднесредневековыми (XVI века) русскими иллюстрациями, изображающими монгольские пороки XIII века как огромные самострелы, метающие камни или горшки с зажигательной смесью. Однако, как объяснено в конце технического раздела 3.1., достоверность этих иллюстраций, нарисованных через 300 лет после описываемых событий, очень сомнительна. К этому времени требюше более чем 100 лет как вышли из употребления. Вероятно, малообразованные иллюстраторы XVI века из всех механических метательных машин видели только охотничьи самострелы и не могли представить себе машины, действующие по совершенно другому принципу. Как следствие, «пороки-камнемёты» более ранних летописей принимались за большие станковые арбалеты, стреляющие камнями. Надо сказать, что требюше, при кажущейся простоте – устройство далеко не очевидное, в отличие от самострела, представляющего собой обычный лук, прикрепленный к направляющей. «Стенобитный самострел» должен был бы иметь очень большие размеры, изготовить с должным качеством такие устройства на месте осады невозможно. Представить мобильную армию Батыя перевозящей огромные «баллисты» в разобранном виде под Козельск или Киев можно лишь при чрезмерно богатом воображении. Как известно, монголо-татары использовали технологии Китая и мусульманских стран, в этих же странах давно оценили преимущества гравитационных машин в стенобитном качестве, особенно для дальних походов. У требюше достаточно перевозить немногие железные детали и канаты, деревянные части могут быть легко изготовлены на месте.

 

Рис. 61. Осада Козельска монголо-татарами в 1238 г.

Миниатюра XVI в. из Голицынского тома Никоновской летописи.

 

Следующий вопрос – откуда и когда пороки появились на Руси (сам факт заимствования не вызывает никаких сомнений). Первое надёжное упоминание пороков в русских летописях датируется 1204 г., осадой франко-итальянскими крестоносцами Константинополя. Известия об этой осаде пришли на Русь от находившихся в Константинополе церковников и купцов, и к собственно древнерусской истории не имеют отношения. Данное упоминание свидетельствует только о том, что само понятие порока было на Руси уже известно. Равным образом нет никаких иностранных свидетельств применения пороков на Руси до начала XIII века.

Первое упоминание о применении пороков русскими относится, согласно Ипатьевской летописи, к осаде галицко-волынскими и киевскими войсками Чернигова в 1234 г.: «...люто бо бе бои у Чернигова, оже и таран [в Погодинском списке нач. XVII в. – оже и таран и Чернеговци] на нь поставиша, меташа бо каменем полтора перестрела, а камень якоже можаху 4 мужа силнии подъяти...». Это единственное место в летописях, где слово «таран» можно понять как обозначение камнеметательной машины. Очень вероятно, что переписчик летописи (самая ранняя сохранившаяся рукопись датруется рубежом XIV-XV веков) просто пропустил слова «и порок» после слова «таран» – примечательно, что еще более поздние переписчики пытались исправить это место, явно не понимая, как таран может метать камни. Впрочем, возможно другое объяснение – в момент записи данного сообщения большие стенобитные метательные машины были новшеством на юго-востоке Руси и летописец просто не знал, как их называть, поэтому и применил привычное обозначение стенобитного устройства – таран.

Эта цитата почти дословно появляется еще в нескольких более поздних северо-восточных летописях (Софийской, Тверской, Львовской), однако уже применительно к осаде Чернигова монголо-татарами в 1239 г. Наиболее ранние (и достоверные в данном вопросе) Ипатьевская и Лаврентьевская летописи ничего не говорят о применении пороков в 1239 г. – из их сообщений создается впечатление, что монголо-татары взяли город сравнительно легко, после того как князь Мстислав Глебович был разбит перед ним в полевом сражении. Пороки появляются только в московской Софийской летописи XV века – «Слыша же Мьстислав Глебовичь нападание иноплеменых на град и прииде на ня с своими вои. Бившеся им крепко, лют бо бе бои у Чернигова, оже и тараны на нь поставиша, и меташа на нь камением полтора перестрела, а камень же, яко же можааху 4 мужи силнии подьяти...» (см. Приложение 3). Многими исследователями русских летописей высказывалось предположение, что здесь имела место ошибка переписчика – сообщение о более ранней осаде Чернигова в 1234 г. (имеющееся только в Ипатьевской летописи) совместилось с более поздней, но более важной осадой 1239 г.

Как видим, фраза в первой Софийской летописи составлена двусмысленно – то ли речь идет о русских, то ли о монголо-татарах. В Тверской летописи 1534 г. пользователями пороков становятся русские – «...и бысть брань люта, а из града на них камение с пороков метаху за полтора перестрела, а камение два человека възднимаху...», причем в этом позднем пересказе с поднятием метаемого камня справляются два человека вместо первоначальных четырех. Львовская летопись 1560 г. столь же однозначна – «...и бысть люта брань, а из города на них из пороков метаху камение за полтора перестрелу, а камени едва возднимаху четыре человеки...» В советское время эти поздние сообщения довольно недобросовестным образом использовались для попыток доказать широкое использование больших метательных машин русскими во время нашествия Батыя. Однако такая трактовка совершенно несовместима с контекстом – не русские осаждали монголо-татар, а монголо-татары русских. Тараны же и машины, метающие камни за 100 кг весом, имеет смысл применять только для разрушения укреплений. Здравый смысл требует признать, что даже если сообщение о применение пороков в 1239 г. достоверно, то относиться оно могло только к монголо-татарам.

К сожалению, сейчас уже невозможно установить, ошибались ли летописцы и, если нет, что именно они имели в виду. Ясно лишь, что в Южной Руси большие стенобитные пороки начали применяться только в 1230-х гг., первоначально их применение было очень редким, «экспериментальным», и проникли они туда из католических стран – Польши и Венгрии.

Первым надежным упоминанием применения пороков в Северной Руси является новгородский поход 1268 г. на Раковор (Раквере) в совр. Эстонии. К этому времени пороки были уже хорошо знакомы русским, у которых даже имелись свои «порочные мастера». Этот эпизод хорошо соотносится с приведенными выше сообщениями немецких хроник о боях в Прибалтике в 1206-1223 гг., согласно которым ни полочане, ни новгородцы и псковичи ранее метательных машин не знали и перенимали их у немецко-датских крестоносцев, поначалу не очень умело.

Об отсутствии на Руси пороков до 1230-х гг. косвенно свидетельствуют и особенности древнерусской оборонительной архитектуры к моменту монголо-татарского нашествия. Укрепления были исключительно дерево-земляными (за исключением немногих небольших городских цитаделей, вроде новгородского «детинца») – довольно высокий вал, на нем невысокая стена из деревянных срубов, засыпанных землей, без каких-либо внутренних казематов с бойницами. Воины располагались только на заборолах – площадках вверху стены, прикрытых частоколом или деревянным бруствером. Заборола были уязвимы для разрушения даже не самыми тяжелыми камнями, серьезную угрозу для них представляли и зажигательные снаряды. После этого оставшиеся без прикрытия защитники легко сметались со стены массированным обстрелом из луков и легких скорострельных требюше. Такие укрепления не имели башен, способных обеспечить фланкирующий обстрел. Они обеспечивали хорошую защиту от тарана, но не предполагали применения противником камнеметательной техники. Против монголо-татар, обладавших мощными камнеметами и эффективными зажигательными средствами, даже крупные города вроде Рязани и Владимира держались только 5-6 дней. Кажущимся исключением является 7-недельная осада Козельска, однако штурм его крупными силами занял только 3 дня.

Успеху монголов способствовало равнинное расположение большинства русских городов. Напротив, камнеметы оказались неэффективны против небольших волынских крепостей, расположенных на возвышенности (Колодяжин), некоторые из них они даже не пытались штурмовать (Кременец, Данилов).

Примечательно, что в Польше и, особенно, Моравии успехи монголо-татар по захвату городов были значительно скромнее. После победы в полевом сражении у Легницы они не смогли взять ни сам этот город, ни соседний Рацибуж; хотя они взяли Краков (вероятно, еще не имевший каменной стены), но не смогли захватить каменный собор в центре города. В Моравии им не удалось взять Опаву, Оломоуц и Градищенский монастырь. Очевидно, разрушение их каменных укреплений требовало долгих осадных работ, которых монголо-татары уже не могли себе позволить. Значительно больше городов они взяли в равнинной Венгрии, причем там хронисты отмечают широкое применение зажигательных средств: еще до штурма были сожжены Буда и предместья Альбы (Секешсехервара). Альбу они так и не взяли – её защищали обширные болота, видимо, мешавшие применять камнеметы, а также и защитники активно применяли собственные машины. Отбились и многие города Словакии (Братислава, Комарно, Тренчин, Нитра, Бецков) – последние из них, очевидно, в силу возвышенного местоположения. Не взяли и цитадель венгерской столицы, Эстергома, хотя сам город был захвачен после непрерывной работы 30 камнемётов. Венгры также активно использовали баллисты и камнемёты, отмеченные, в частности, в Пеште. Наконец, не удались монголо-татарам атаки на города Далмации – горные Клиссу и Траву, приморскую Рагузу (Дубровник).

В Приложении 3 приведен перечень упоминаний о пороках в «Софийской первой летописи старшего извода», Псковской, Новгородской первой, Тверской летописях, Рогожском Летописце (тверского происхождения), поздней общерусской Львовской летописи, Лаврентьевской и Ипатьевской летописях.

Софийская первая летопись поставлена на первое место, поскольку: а) это официальная московская летопись XV века, то есть составлена она в княжестве, ставшем основой будущего российского государства и наиболее передовом в военном отношении к концу интересующего нас периода; б) будучи доведена до 1422 г., она наиболее близка по времени к периоду использования пороков и полностью охватывает этот период; в) в ней равное влияние уделено как северо-западной зоне «немецкого» технического влияния, так и юго-восточной зоне «мусульманского» влияния, что позволяет оценить весомость каждого из них.

Псковская и Новгородская первая летописи, совместно с немецкими и шведскими («Хроника Эрика») источниками, дают наиболее полную картину технического противоборства на прибалтийских границах русских земель. Тверская летопись, очень подробная для XIV-XV веков, существенно дополняет московскую Софийскую летопись – как известно, Тверь и Москва были соперниками в то время, и «великокняжеское» летописание в начале XIV века концентрировалось именно в Твери. Упоминаний пороков в Тверской летописи и Рогожском Летописце очень мало, что свидетельствует о их редкости как в северо-восточных русских княжествах, так и у золотоордынских татар XIV века.

Малоинформативна в отношении пороков и общерусская сводная Львовская летопись, хотя в остальном она более подробна, чем ранние локальные летописи. Заслуживает внимания тот факт, что при буквальном воспроизводении многих фрагментов более ранних летописей (в частности, Софийско-Новгородской традиции) составитель Львовской летописи часто опускает упоминание пороков. Очевидно, слово «порок» было уже не вполне понятно летописцу и он старался избегать его употребления без явной необходимости.

Еще более скудна упоминаниями пороков Лаврентьевская летопись, самая древняя из сохранившихся (1377 г.). В её основной части, доведенной до 1305 г., единственное упоминание относится к осаде Владимира Батыем в 1238 г. Отсутствуют упоминания пороков для осад монголо-татарами Чернигова и Киева; впрочем, это может объясняться суздальским происхождением летописи и, как следствие, меньшим вниманием к событиям в Южной Руси.

Особняком стоит Ипатьевская летопись, доведенная до 1292 г. – наиболее ценный источник по истории Южной Руси. Её самая старая рукопись, датируемая началом XV века, по древности стоит на втором месте после Лаврентьевской. В ней столько же упоминаний пороков, сколько в Софийской – 15, но география резко смещена на юг: нет ни одного упоминания, связанного с «немцами», зато в 6 эпизодах пороки применяют поляки и венгры.

Из 15 упоминаний пороков в Софийской летописи 6 связаны с «латынянами», 5 (если трактовать «черниговский эпизод» в пользу монголо-татар) с монголо-татарами, остальные 4 с русскими. 9 эпизодов относятся к северо-западному направлению, 5 к юго-восточному и 1 к Константинополю.

В 7 рассмотренных летописях «северо-русского» происхождения пороки упоминаются в 20 случаях, из них 7 связаны с «немцами», 6 с монголо-татарами, 6 с русскими, 1 с литовцами (под которыми могли пониматься и союзные им русские князья). 12 эпизодов относятся к северо-западному направлению, 7 к «ордынскому», 1 к Константинополю.

В стоящей особняком Ипатьевской летописи «южно-русского» происхождения из 15 упоминаний пороков и «пращей» только 2 относятся к Владимиро-Суздальскому княжеству, все остальные – к территории современной Украины и Польше. 6 раз пороки применяют «латыняне» (поляки и венгры), из них 4 раза во внутрипольских междоусобицах, имеющих мало отношения к древнерусской истории, еще 6 раз – монголо-татары и 3 раза – русские.

Если взять все 8 летописей вместе, в них насчитывается 31 самостоятельный эпизод, подразумевающий применение пороков (естественно, один и тот же эпизод может описываться в нескольких летописях). Из них 14 (1233-1291 гг.) относятся к Южной Руси и Польше, 16 эпизодов – к Северной Руси и пограничным прибалтийским крепостям и 1 эпизод (Константинополь) никак не связан с русской историей. «Латыняне» применяют пороки в 13 случаях, литовцы – в 1, монголо-татары – в 7 (1238-1261 гг.) и русские в 10 (1234-1398 гг.), если относить «черниговский» эпизод 1239 г. на их счёт.

Вот эти эпизоды с разбивкой по годам и сторонам, применявшим пороки:

1)   1204 (Константинополь) франко-итальянские крестоносцы – против византийцев

2)   1233 (Перемиль/Галич) венгры – против русских

3)   1234 (Чернигов) русские (галичане и киевляне) против русских (черниговцев)

4) 1238 (Владимир) монголо-татары – против русских

5) 1238 (Торжок) монголо-татары – против русских

6) 1238 (Козельск) монголо-татары – против русских

7) 1239 (Чернигов) русские (?) – против монголо-татар (возможно совмещение с эпизодом 1234 г.)

8) 1240 (Киев) монголо-татары – против русских

9) 1240 (Колодяжин) монголо-татары – против русских

10) 1245 (Люблин) русские – против поляков

11) 1249 (Ярослав) поляки и венгры – против русских

12) 1259 (Луцк) монголо-татары – против русских

13) 1261 (Холм) русские – против монголо-татар

14) 1261 (Сандомир) монголо-татары – против поляков

15) 1268 (Раковор) русские (новгородцы) – против немцев

16) 1272 (Псков) немцы – против русских

17) 1281 (Сохачев) поляки – против русских и поляков

18) 1282 (Сохачев) поляки – против русских

19) 1290 (Краков) поляки – против поляков

20) 1291 (Краков) поляки – против поляков

21) 1297 (Псков) немцы – против русских

22) 1300 (Ландскрона) шведы – против русских (новгородцев)

23) 1322 (Выборг) русские (новгородцы) – против шведов

24) 1323 (Псков) немцы – против русских

25) 1342 (Псков) немцы – против русских

26) 1368 (Псков) немцы – против русских

27) 1382 (Москва) русские – против монголо-татар (возможно применение также и монголо-татарами)

28) 1392 (Псков) русские

29) 1394 (Псков) русские (новгородцы) – против русских (псковичей)

30) 1398 (Орлец) русские (новгородцы) – против русских (москвичей)

31) 1426 (Воронач) литовцы – против русских (псковичей)

Еще более интересен качественный анализ. Эпизоды с новгородцами-псковичами или их немецко-шведскими и литовскими противниками разбросаны между 1268 и 1426 гг., то есть охватывают весь период применения пороков. Судя по всему, они использовались в этом регионе регулярно обеими сторонами. Напротив, все упоминания татаро-монгольских пороков в северных летописях относятся к походам Батыя в 1238-1241 гг. Причем авторов Софийской и более подробных новгородских и тверских летописей никак нельзя упрекнуть в недостатке внимания к «татаро-монгольскому» направлению – они старательно описывают все «татарские рати» и осады XIII, XIV и XV веков, но о пороках у татар молчат, одновременно упоминая их при каждом конфликте с «немцами» и «свеями». Столь регулярное умолчание – уже не случайность, а тенденция, становящаяся значимым фактом.

Подобным образом южнорусская Ипатьевская летопись (точнее, входящий в неё «Галицко-Волынский летописец») упоминает пороки в польско-русском пограничье с 1233 до самого своего преждевременного окончания (1292 г.), тогда как период применения пороков монголо-татарами ограничивается 1238-1261 гг., т.е. практически временем правления Батыя.

Приходится сделать вывод, что тяжелая осадная техника не была органически усвоена золотоордынскими татарами, оставаясь механическим заимствованием у более развитых «городских» цивилизаций. Новые, после Батыя, поколения золотоордынских ханов были не в состоянии оценить и усвоить сложную технику и, очевидно, полагались только на традиционные кочевые методы ведения войны. Вероятно, сказывались и меньшие возможности принудительного изъятия готовых инженеров у Китая и мусульманского мира. Как следствие, осадные умения западных монголо-татар подверглись быстрой деградации уже с 1260-х гг.

Особняком стоит осада Тохтамышем Москвы в 1382 г. из Софийской летописи – пожалуй, наиболее подробный, с технической точки зрения, рассказ о русской крепостной технике во всех русских летописях. Упоминаются и «тюфяки» (как кажется, уже разновидность огнестрельного оружия, судя по термину «пущаху»), и самострелы, и пороки, «шибающие камением», и пушки. Причем всё это – только с московской стороны, татары применяли только лук со стрелами и лестницы. Правда, в Львовской летописи говорится, что и татары «шибали» по стенам и даже сбили «гражень» (деревянный парапет или частокол поверх основной стены?), но как источник она менее надежна, поскольку составлена не ранее 1560 г. Впрочем, и эта летопись свидетельствует, что низкая и сделанная из мягкого известняка стена московского Кремля не была разрушена татарами, то есть их метательные машины в любом случае не были тяжелыми стенобитными орудиями. Необычное обилие подробностей создает впечатление, что Софийский летописец наблюдал эту осаду лично или, во всяком случае, основывался на данных непосредственных участников.

Другая любопытная особенность – почти полное отсутствие упоминаний пороков применительно к междоусобным войнам русских князей, хотя такого рода войнам во всех летописях отведено едва ли не основное место. Пороки применяют только новгородцы в самом конце их истории на Руси – в Софийской летописи есть только один такой эпизод, относящийся к осаде московского гарнизона в Орлеце на Сев. Двине в 1398 г. В псковской летописи появляется другой эпизод, связанный с походом новгородцев на Псков в 1394 г. И это всё. В Тверской летописи, очень подробно описывающей борьбу Московского и Тверского княжеств в XIV веке и участие в ней татар, пороки не упоминаются ни разу. Например, целый месяц осаждавшее Тверь в 1375 г. московское войско даже не пыталось разрушить его деревянную стену, хотя «примет» и попытка штурма говорят о решительных намерениях нападавших.

Наконец, последнее упоминание пороков в северорусских летописях относится к походу литовского князя Витовта на псковскую «украину» Воронач в 1426 г. – пороки применяли литовцы (или вассальные им русские князья).

Естественно, доступный материал слишком неполон, чтобы делать однозначные выводы. Однако то, что есть, можно изложить в виде следующих тезисов:

1. Порок представлял собой требюше общеевропейского образца, либо с тяговыми веревками, либо с противовесом, как легкий противопехотный, так и тяжелый стенобитный (могли применяться все разновидности).

2. До начала XIII века крупные метательные машины на Руси не применялись. Об этом свидетельствует не только отсутствие упоминаний в летописях и иноземных хрониках, но и сохранившиеся описания древнерусских осад – они сводились или к примитивному штурму с лестниц после засыпки рва («примета»), или, чаще, к «сидению» или «стоянию» под осажденным городом на протяжении нескольких недель, то есть попытке взять его измором. Особенности древнерусской крепостной архитектуры также подтверждают этот тезис.

3. Устойчивый период существования русских пороков охватывает около 200 лет – примерно с 1230-х гг. по 1420-е гг., то есть они вышли из употребления приблизительно тогда же, когда и в Западной Европе. Требюше («пороки») появились на Руси позднее, чем в Западной Европе и, тем более, на Ближнем Востоке, зато освоена такая техника была быстрее.

4. У северной Руси заимствование порока произошло из Западной Европы через балтийский регион, Полоцкое и Новгород-Псковское княжества, в ходе борьбы с немецкими крестоносцами. Об этом говорят и прямые свидетельства ливонских хроник, и последующая концентрация упоминаний пороков в северо-западном регионе, и западно-русское или польское происхождение самого слова «порок». Слово «мастер», появляющееся в новгородской и вторичной в данном случае московской Софийской летописях применительно к специалистам по порокам под Раковором в 1268 г., также имеет однозначно «немецкое» происхождение. Косвенным, но существенным доказательством является и отсутствие упоминаний русских пороков в восточных и южных княжествах во время похода Батыя в 1237-41 гг., за исключением единственного сомнительного «черниговского» эпизода. Во Владимиро-Суздальское княжество пороки перешли достаточно поздно через Новгород и Псков. Псковичи сохраняли репутацию главных специалистов по осадному и крепостному делу в Московском государстве вплоть до XVII века. В южнорусских княжествах пороки были заимствованы, вероятно, только в начале 1230-х гг. или немногим ранее из Польши или Венгрии. Хотя путешественники из этих княжеств в Византию могли составить теоретическое представление о требюше и ранее.

5. Судя по характеру отношений северорусских княжеств с крестоносцами заимствование пороков было скорее самостоятельным воспроизведением наблюдаемых или захваченных образцов, чем мирной передачей опыта приглашенными оплачиваемыми мастерами. В южнорусских княжествах могло иметь место и мирное взаимодействие с Польшей и Венгрией.

6. Как кажется, на Руси долго не было внутренней, органической потребности в сложной осадной технике. Видимо, примитивная крепостная архитектура русских княжеств не создавала острой необходимости в сложном и трудоёмком осадном оборудовании, тем более оно было ненужно против кочевых народов и литовцев. Сказывались также невысокий общий уровень развития, относительная бедность (особенно после монголо-татарского нашествия) и малая плотность населения. Поэтому древнерусская «полиоркетика» имела локальный и вторичный, вынужденный внешними обстоятельствами характер. Сколько-нибудь существенный спрос на большие пороки и соответствующих мастеров ограничивался северо-западным регионом и Галицко-Волынским княжеством. Длительный мир на границе с ливонскими и шведскими владениями приводил к деградации познаний и навыков, растущее отчуждение между православными и католиками затрудняло приглашение заграничных мастеров. Применение легких противопехотных требюше во многих районах затруднялось, вероятно, и элементарной нехваткой камней для метания – если в лесной России сам порок может быть легко «поставлен» практически везде, то увесистые булыжники найти не так просто.

7. Положение стало меняться только к концу XIV века, когда растущая централизация и постепенное распространение каменного строительства создали и ресурсы для развития тяжелой осадной техники, и устойчивый спрос на неё. К тому же распространение пороха, «огненного зелья», создавало совершенно новые возможности для поджога пороками вражеских деревянных городов. Однако век механической артиллерии как раз в это время подошел к концу – в Софийской летописи пушки впервые упоминаются под 1382 г., в Тверской – в 1389 г., в Псковской – в 1394 г., в Новгородских – в 1401 г. До 1426 г. пороки еще упоминаются рядом с пушками, но затем исчезают окончательно.

 

4.6. Метательные машины и пороховая артиллерия.

 

Первый дошедший до нас записанный рецепт пороха происходит из Китая и датируется 1044 г. (династия Сун), хотя там начали использовать его для фейерверков значительно раньше.

Арабам очистка калийной селитры известна минимум с 1029 г. (трактат врача ибн Бахтавайя «Ал-Мукаддимат»), а первое доказанное применение её в военных целях датируется 1168 г. В это время «фиранджи» из Иерусалимского королевства осаждали Фустат (старый Каир), и защищавший его визирь Шавар решил сжечь город, чтобы он не достался врагу. Было использовано 20 тысяч керамических гранат с зажигательными материалами. Предполагается, что это был «греческий огонь» на основе нефти, но археологические исследования начала 1950-х гг. показали наличие на сохранившихся гранатах следов селитры. Очень вероятно, что зажигательные снаряды, использованные египтянами в 1250 г. в битве при ал-Мансуре, уже содержали порох. Такой вывод современные исследователи делают из описания ночного полёта сарацинского снаряда в “Histoire de Saint Louis” хрониста де Жуэнвиля: «Он прошёл прямо перед нами, большой как бочка с кислым виноградным соком (comme uns tonniaus de verjus), и огненный хвост позади него был велик как большое копьё. Он издавал такой шум, приближаясь, что, казалось, это был гром с неба; он напоминал дракона, летящего по воздуху. Так велико было пламя, что среди войска было так светло, как если бы был день”. Эти предположительно пороховые ракеты внесли свой вклад в поражение французских войск Людовика IX Святого. Впрочем, как кажется, это новое оружие не вызвало большой деморализации среди крестоносцев. Наконец, во время осады Акры в 1291 г. арабы широко использовали порох для подрыва стен, снаряжения зажигательных снарядов требюше и зажигательных стрел, выстреливаемых из луков и арбалетов.

Сохранилась книга Наджм ал-Дина Хасана ал-Раммы (ум. 1295 г.), датируемая между 1270 и 1280 гг. и содержащая 17 рецептов пороха для ракет, причем ал-Рамма ссылается на унаследованные знания своего отца и его предков. Среднестатистическое содержание селитры в этих рецептах 75%, серы 9,03% и угля 15,97%, что очень близко к оптимуму.

В четырех арабских рукописях содержатся упоминания об использовании египтянами маленьких переносных пушек («мидфа») в сражении против монголо-татар у Айн-Джалута в 1260 г., очевидно, с целью испугать вражеских лошадей. Всадники использовали и пороховые заряды, привязанные к копьям. В наиболее известном из этих трактатов, «Санкт-Петербургском манускрипте» неизвестного автора (приписывается Шамс ал-Дину Мухаммаду ал-Ансари ал-Димашки, ум. 1327 г.) под названием «Ал-Махзун джами ал-фунун», в частности, написано: «Описание снадобья («дава»), которое кладется в пушку («мидфа») – его состав таков: калийной селитры («баруд») десять, угля два дирхама и серы полтора дирхама. Измельчи это тонко и наполни треть пушки. Не клади больше, иначе её разорвет. Затем пусть токарь по дереву сделает деревянную затычку того же размера, что и дуло пушки. Забей [порох] плотно и помести на него ядро или стрелу, и поднеси огонь к заряду ... Цари прежних времен не вступали в войну кроме как из хитрости. Пророк сказал: война – это обман. Это было общей практикой вплоть до времен Халавуна [Хулагу], когда народ Египта использовал эту уловку и разбил татар. Лошади [врага] не осмеливались противостоять огню, лошадь умчится со своим наездником. Чтобы достичь этого, нужно выбрать определенное число всадников и снабдить их копья с двух концов порохом («баруд»). Всадник будет носить одежды, передняя часть которых сделана из толстой черной шерстяной ткани. Она прошивается шариками льняной пряжи с металлическими проволочками на концах, так что их можно вставить в одежду и шлем. Лошадь также покрывается [такой же] толстой шерстяной тканью. Его руки будут смочены раствором талька, так что он не будет обожжён огнем. Перед ними будут те, кого они выберут из пеших солдат, оснащенные разбрызгивающими палицами, хлопушками («саварих», взрывной фейерверк) и пушками («мадафи»). Они [конница и пехотинцы] займут своё место перед армией». Манускрипт содержит и описание, как тренировать лошадей, чтобы они не боялись грохота пушек и пороховых фейерверков.

 

Рис. 62. Изображение зажигательных стрел "хитай", ракет, фейерверков и (справа) ручной пушки "мидфа"

Из так называемого Санкт-Петербургского манускрипта "Ал-Махзун джами ал-фунун"неизвестного автора нач. XIV века. Библиотека Восточного института, Санкт-Петербург.

 

Столь же ранним было использование пороха в мусульманской Испании, единственном месте в Европе, где есть природные месторождения калийной селитры. Первое упоминание об использовании пушек маврами принадлежит Педро, епископу Леона, датируется 1248 г. и относится к 17-месячной осаде Севильи кастильским королем Фердинандом III. Впрочем, это могли быть и пороховые ракеты, подобные использовавшимся в 1250 г. египетскими мамелюками под ал-Мансурой. Более надёжное свидетельство относится к длившейся 9 с половиной месяцев осаде мусульманского города Ниэблы кастильским королем Альфонсо X в 1262 г. Защитники использовали машины, изрыгавшие каменные ядра и огонь, что сопровождалось громовыми звуками. Столь же важно и свидетельство известного географа и историка ибн Халдуна, сообщающего об осаде в 1274 г. маринидским (из Марокко) султаном Абу Юсуфом Якубом алжирского города Сиджильмаса: «Против этого города были приведены в действие манджаники и аррада (тяжелые и легкие требюше), также, как и «нефтяные машины» («хиндам ал-нафт»), выстреливавшие маленькие железные шарики. Эти шарики метались из камеры, помещённой перед воспламеняющим огнём нафта...»

К тому же 1324 г. относится запись Лисана ал-Дина ибн ал-Хатиба (1313-1374), будущего визиря Гранады, об осаде султаном Абу ал-Валидом Исмаилом I ибн Насром (правил 1314-1325) кастильского города-крепости Уэскар: «Он направился на вражескую территорию и приступил к крепости Уэскар, стоявшей как кость в горле у Базы [База – долина, основной сельскохозяйственный район Гранады], которую он осадил и атаковал. Он поразил арку непобедимой башни раскаленным докрасна железным ядром, выпущенным огромной машиной, которая действовала при помощи нафта». По этому же случаю ученый поэт Абу Закарийя Яхья ибн Худхайль, учитель ибн ал-Хатиба, составил хвалебную поэму в честь султана: «Они думали, что гром и молния снизошли с небес, тогда как гром и молния вокруг них были созданы человеком...» Эти сведения не вызывают сомнений, но толкуются по-разному. Некоторые европейские ученые ставили под сомнение точку зрения, что речь идёт именно о пушках. Они указывали, что нигде не упоминается селитра («барад»), превратившаяся в обозначение пороха у восточных арабов, а говорится только о «нафте» (нефти), не упоминаются и орудийные стволы. Поэтому допустимо толкование, что речь идет о требюше, метающими какие-то зажигательные снаряды, раскаленные при помощи зажженной нефти или обмазанные ею. Однако более убедительна точка зрения, согласно которой западные мусульмане в XIII-XIV веках стали использовать слово «нафт» для обозначения пороха на основе селитры, поскольку нефть была им недоступна в это время.

В 1331 г. гранадский султан Мухаммад IV осадил город Аликанте. По этому поводу испанский историк Зурита (1512-1580) сообщает: «Когда король мавров Гранады осадил Аликанте, он использовал новую машину, вызывавшую великий ужас. Она метала железные ядра с огнем». В 1340 г. во время осады кастильской крепости Тарифы арабы использовали «громовые машины», метающие железные ядра при помощи «нафты» и нанёсшие существенный вред башням и стенам, согласно сообщению испанского историка Конде. Другой испанский историк, Хуан де Мариана (1536-1623), сообщает об осаде кастильцами и англо-французскими крестоносцами занятого арабами города Альхесирас в 1342-44 гг.: «Осаждённые наносили великий вред христианам железными пулями, которыми они стреляли. Это первый раз, когда мы обнаруживаем упоминание пороха и ядер в нашей истории». Среди англичан в осаде участвовали графы Дерби и Солсбери, через два года сражавшиеся в битве при Креси. Английский историк Ричард Уотсон еще в 1787 г. высказал предположение, что они могли привезти из Испании сведения о мусульманских полевых пушках, более передовых, чем первые европейские “pot-de-fer”, и ставших родоначальниками европейских «рибодекинов».

Эти и другие сообщения такого рода создают уверенность у современных историков, что порох и пушки были заимствованы христианами у мусульман, первоначально в Испании и Италии. Однако подчеркнем, что это предположения, не подкрепленные прямыми доказательствами. Хотя заимствование самой идеи пороха не вызывает сомнений, его конкретный состав мог быть открыт европейскими алхимиками самостоятельно.

Первый известный европейский рецепт пороха принадлежит англичанину Роджеру Бэкону (1214-1294 гг.) в 9, 10 и 11 главах его “Epistola de secretis operibus artiis et naturae et de nullitate magia” («Письмо о тайнах искусства и природы и о ничтожности магии»), 1267 г: «Возьмите 7 частей селитры, 5 [угля из] молодой лещины и 5 серы, и вы сделаете гром и молнию, если вы знаете [эту] хитрость». Примечательно, что из-за низкого содержания селитры он ближе к ракетному топливу или зажигательной смеси, чем артиллерийскому метательному взрывчатому веществу. Примечательно также, что этот рецепт был зашифрован и разгадан только в XIX веке. Не исключено, что сведения о порохе Бэкон получил от своих коллег из Испании, с которыми он поддерживал связи. Первый известный общедоступный рецепт пороха, пригодного для артиллерийских целей, приводится в рукописи “De mirabilis mundi” немецкого богослова-алхимика Альберта фон Больштедта, он же Альберт Великий (ок. 1193-1280 гг.), ок. 1275 г., в свою очередь ссылающейся на более раннюю работу некоего Марка Грека “Liber Igneum ad comburendos hostes” («Книга огня для сжигания врагов»). Содержание селитры в нем всё еще понижено по сравнению с «идеальным» рецептом с современной точки зрения, но надо учитывать, что первые бомбарды не были приспособлены для использования «сильного» пороха. Когда же орудия стали более прочными, и рецепты пороха приблизились к оптимальным – в начале XV века в Германии и Франции. Впрочем, и после этого до конца XV века более слабые виды пороха (с содержанием селитры 50-60%) считались оптимальными для больших бомбард. В порох до конца XV века добавляли разные бесполезные, но необходимые с «алхимической» точки зрения примеси, особенно янтарь и камфару.

 

Ранние рецепты пороха (по Claude Blair).

 

Источник:	селитра, %	сера, %	уголь, %	другое, %
Роджер Бэкон 1248	41.2	29.4	29.4	-
Альберт Великий, ок.1275	66.6	11.2	22.2	-
Марк Грек, ок.1350	66.6	11.2	22.2	-
Джон Ардерн, ок.1350	66.6	11.2	22.2	-
Ротенбург, ок.1377	66.6	16.7	16.7	-
Нюрнберг, ок.1382	66.6	16.7	16.7	-
Монтобан, ок.1400	71.0	12.9	16.1	-
Германия, ок.1400	71.0	12.9	16.1	-
Киезер, ок.1400	75.0	12.5	12.5	-
Бургундия, ок.1413	71.5	21.4	7.1	-
Британия, ок.1781	75.0	10.0	15.0	-
Идеальная формулa	74.64	11.85	13.51	-
Ву Чин Су Яо (изд.1550-х гг., ок.1044)	42.3	29.6	2.8	25.3

 

Рис. 63. Бронзовая "пушка" XIV века. National Museum, Стокгольм.

 

Первые три упоминания пушек в христианской Европе ставятся под сомнение современными исследователями. Так, считается позднейшей вставкой запись о применении итальянцами “sclopi” (ручных пушек) в Форли в 1284 г. Признана фальсификацией XV века и запись из Гента об изготовлении там в 1313 г. “bussen met kruyt” («пушки с порохом») полулегендарным монахом Бертольдом Шварцем (немецким алхимиком, якобы самостоятельно открывшим порох и понявшим возможности его военного применения). Сочтено явным анахронизмом упоминание «серпентин» при осаде лотарингского города Меца в 1324 г.

Общепринятой датой первого надёжного упоминания пороховой артиллерии у христиан является 1326 г. 11 сентября этого года флорентийская Синьория поручила двум своим членам обеспечить изготовление снарядов и железных пуль вместе с “пушками из металла” (“pilas seu pallectas ferreas et canones de metallo”) для защиты города. В том же году появилась рукопись капеллана английского короля Эдуарда II, Уолтера Милемета (Walter de Milemete) “De notabilitatibus, sapientiis et prudentiis regum”, содержащая изображение кувшинообразной пушки (“pot-de-fer”), метающей железные стрелы («спрайт» или «спрингел»), хотя в тексте о ней ничего не говорится.

 

Рис. 64. Вверху: пушка из "De Nobilitatibus, Sapientiis et Prudentiis Regum" Уолтера де Милемете. Под ней: незаконченный рисунок из комментариев на Аристотеля "De Secretis Secretorum" того же автора.

Christ Church College Library, Оксфорд.

 

К 1327 г. относится упоминание об использовании английским королём Эдуардом III пушек (“crakys”) во время похода в Шотландию. В 1331 г. пушки (“vasi e scioppi”) были использованы во время осады Чивидале в итальянской области Фриули. К 1338 г. относятся первый французский документ, касающийся приобретения серы для приготовления пороха и метаемых им железных стрел, и упоминание об использовании «железных горшков для метания огненных болтов» ("Pots de fer a traire garros a feu") во время морского рейда на Саутгемптон. В том же году английский отчет об снаряжении одного из кораблей упоминает "iii canons der fer ove v chambre" и "un handgone" («три железных пушки с пятью камерами и одна ручная пушка»). В 1339 г. французы использовали “pot-de-fer” при обороне Перигора и Камбре от англичан. В 1340 г. они же использовали “pot-de-fer” под Кенуа (Quesnoy), а в Италии была нарисована картина, содержащая изображение ручной пушки. В 1341 г. в Лукке, в Италии, зафиксировано использование «громового оружия» и железной пушки, стреляющей железными ядрами. В 1341 г. во французском городе Лилль впервые отмечен городской maistre de tonnoire (буквально «хозяин грома»), то есть мастер-артиллерист. В 1345 г. французы изготовили в Кагоре 24 пушки для осады английской крепости Эгийон, а английский король Эдуард III приказал изготовить 100 пушек в Тауэре.

К 1346 г. относят первое в Европе применение огнестрельного оружия в полевом бою (сражение при Креси). Хотя полной ясности в этом деле нет – некоторые описания битвы не содержат упоминаний о пушках. В конце года 22 пушки были задействованы во время осады Кале. Их изготовили королевский кузнец Уолтер и один из королевских плотников, Реджинальд из Сент-Олбенса. Однако использовал их во время осады Кале королевский клерк Томас из Роллстона, чье имя названо в счетах во главе 12 артиллеристов. К тому же 1346 г. относится первое надежное упоминание пушек в северной Германии. В 1356 г. «Черный принц» использовал пушки во время осады Роморантена. В 1362 г. огнестрельное оружие (Lotbüchsen) впервые использовал Те5втонский орден. В 1364 г. в хрониках Пизы в Италии впервые в христианской Европе упомянуто применение каменных пушечных ядер.

На протяжении первого полувека огнестрельное оружие имело экспериментальный характер и оказывало самое незначительное влияние на ход боевых действий. Самые ранние пушки (“pot-de-fer” по-французски, “vasi” или “sclopi” по-итальянски) представляли собой небольшие железные или бронзовые кувшины, выстреливающие арбалетные стрелы и пули из свинца или раскаленного железа. Главное их воздействие было психологическим: огонь, грохот и вонючий дым пугали лошадей и воинов противника, по реальному убойному воздействию они намного уступали обычным лукам и арбалетам. Однако психологический эффект новизны не мог держаться долго, следствием чего стало почти полное отсутствие упоминаний о легких пушках в 1350-х, 60-х гг. Около 1370 г. появились более крупные стенобитные бомбарды из сварных железных полос, стреляющие каменными ядрами, но и они пока уступали требюше с противовесом.

Эффективность раннего огнестрельного оружия ограничивалась не только его низкими техническими характеристиками, но в еще большей степени дороговизной и ненадёжностью пороха. Как известно, черный порох состоит из серы, селитры и древесного угля, причем основным компонентом является селитра. Селитра выделяется при разложении органических остатков в виде белого налета. Холодный климат не способствует её интенсивному образованию, геологических месторождений селитры в Европе нет (кроме южной Испании). Поэтому селитру преимущественно привозили с Востока, главным образом из Индии, стоила она очень дорого и поступление её было нерегулярным (перевозка осуществлялась транзитом через мусульманские страны, периодически пытавшиеся ввести запреты на продажу военных материалов христианам). К тому же далеко не сразу в Европе выявили наиболее эффективный рецепт пороха. Если процент селитры занижен (а её старались экономить), взрывная сила пороха слабеет, при проценте существенно ниже половины порох горит, но не взрывается. Поэтому порох применялся не только в пушках как метательное взрывчатое вещество, но и в качестве зажигательной смеси, которую могли забрасывать при помощи требюше. Отсюда, между прочим, проистекает трудность интерпретации многих сообщений о «машинах огненного боя» – это могут быть не только пушки.

Первое использование ракет в Европе отмечено около 1380 г., в боях между венецианцами и генуэзцами. Около 1420 г. Джованни ди Фонтана в “Metrologum de Pisce Cane et Volucre” придумал часы, способные измерять очень короткие промежутки времени, которые приводились в действие ракетами. Это первое отчетливое европейское описание ракеты: «Я видел и экспериментировал с трубкой, наполненной порохом, которая летит по воздуху. Когда она зажжена, в самом деле, она посылается вверх силой огня, вырывающегося сзади, пока порох не иссякнет». Он сообщает и о летучем драконе, вдоль всего живота которого проходит длинная толстая пороховая трубка, с огнем, вырывающимся из анального отверстия.

Применялся порох и в качестве зажигательного средства, усовершенствованного «греческого огня», например, при осаде Сен-Омера англо-фламандцами в 1340 г.

Перелом в стоимости пороха произошёл в 1380-х гг. В это время в Европе было освоено крупномасштабное производство селитры, «подвальное дело» («петеринг»). В подземные подвалы с известняковыми стенами наваливали органические остатки (навоз, экскременты, различные отбросы и падаль), и из них постепенно выделялась селитра. Это дурно пахнущее ремесло было очень выгодным и стремительно распространилось по Европе, однако главным его центром была Западная Германия (особенно район Франкфурта). Европейская селитра уступала импортной индийской в качестве (она значительно быстрее отсыревала), но зато цена была приемлемой. В самом деле, в 1370-х, 80-х гг. фунт пороха стоил во Франции 10 турских су, в 1410-х, 20-х гг. 5 су, к 1500 г. 1,5-2 су. Основную часть в стоимости занимала именно селитра; даже в конце XV века она продавалась вдвое дороже, чем сера, хотя последняя в большинстве европейских стран была привозной (преимущественно из Италии). Для сравнения, в 1478 г. во Франции чугунное ядро весом 12-15 фунтов стоило 5 су, а каменное – немногим дороже 2 су.

Любопытно, что в Лионе в 1418 г. организация «пороховой службы» была поручена аптекарю.

Как следствие, с 1370-х гг. число упоминаний о применении огнестрельного оружия в европейских сражениях стало быстро расти. К 1370 г. относится первое упоминание о литье пушек в Аугсбурге. В 1372 г. французский полководец Дюгесклен использовал пушки при осаде Туара (Thouars). В 1375 г. французы выстрелили 100 каменных ядер во время 5-месячной осады Сен-Савёр-ле-Виконт в Нормандии. 2 самые большие пушки, присланные из Парижа, имели диаметр ствола немногим менее 300 мм и стреляли ядрами весом 40-45 кг. Главной проблемой французов была постоянная нехватка пороха, делавшая обстрел эпизодическим. Поэтому из 32 французских пушек были реально задействованы 4 самые крупные, остальные только устрашали противника своим видом. Англичане с успехом отвечали зажигательными снарядами из требюше. Как пишет Фруассар, больше всего страдали от обстрела крыши домов; англичане старались держаться ближе к башням ради безопасности. Последнее замечание свидетельствует о том, что пушки еще не были в состоянии пробить толстые стены башен. Одно из французских ядер попало через окно в спальню английского коменданта Чаттертона, когда он лежал в кровати, разбило мебель и проломило пол. После этого испытавший нервное потрясение Чаттертон стал искать соглашения и сдал город 3 июля за 55 тыс. золотых франков и свободный выход. В 1377 г. бургундский герцог Филипп Храбрый использовал пушки, стрелявшие 200-фунтовыми ядрами во время осады фламандского города Одруик; они смогли разрушить стены горордского замка. В 1378 г. французский король Карл V использовал пушки при осаде Арда.

В 1382 г. фламандские мятежники использовали большие пушки во время осады Оуденаарде. Хронист Фруассар пишет по этому поводу: «Он [главарь мятежников Филипп ван Артевелде] изготовил и использовал необычайно большую бомбарду, которая имела калибр пятьдесят три дюйма (pols de bée) и метала необычайно большие болты (quarreaux), массивные и тяжелые (gros et pesans); и когда эта бомбарда разряжалась, её можно было слышать днём за добрых пять лиг [более 20 км – 15 миль] и за десять ночью, и был такой сильный грохот при разряжании, что казалось, что все дьяволы ада были на дороге.» Город был взят.

К 1376 г. относится упоминание о литье пушек в Венеции. В 1378 г. венецианские галеры использовали 3 бомбарды во время обороны Котора на побережье Черногории. Во Франции также к концу 1370-х гг. пушки, стреляющие свинцовыми ядрами, сменили спрингалды на кораблях (обычно по две штуки на каждом).

К 1382 г. относятся первые упоминания об использовании пушек литовцами (во время осады Юрбарка) и Московским княжеством (против Тохтамыша). В 1386 г. поляки успешно использовали пушки и требюше, чтобы взять замок Мариенвердер, принадлежащий Тевтонскому ордену.

Появились многочисленные примеры использования пушек в полевых сражениях. В 1382 г. жители Гента использовали «рибодекины» (несколько малокалиберных стволов на одной повозке) против жителей Брюгге при Беверхутсвелде, в 1385 г. кастильцы – против португальцев и англичан при Алжубарроте, в 1386 г. швейцарцы ручные пушки – против австрийцев при Земпахе (хотя это свидетельство оспаривается), в 1387 г. жители Падуи «рибодекины» – против жителей Вероны при Кастаньяро (один из веронских «рибодекинов» состоял из 144 стволов высотой 6 м), в 1389 г. турки – против сербов в «первой битве» при Косово (это свидетельство оспаривается). Впрочем, все эти сражения показали низкую эффективность полевой артиллерии – она была слишком медленной, неточной, недальнобойной, и не могла остановить вражескую атаку.

Сам принцип использования нескольких малокалиберных стволов вместо одного более крупного был в принципе порочен – круглые ядра малого калибра очень быстро теряют энергию в отличие от более крупных из-за сопротивления воздуха и не способны к многократному рикошетированию от земли, затруднено точное наведение, перезарядка длительна и неудобна. Поэтому многоствольность может дать какое-то преимущество только на ближней дистанции и в специфических ситуациях, вроде охраны ворот, однако использование картечи сделало крупнокалиберные одноствольные орудия более эффективными и при стрельбе в упор.

На этот период приходится и первый «провал» механической артиллерии. Именно тогда исчезли торсионные спрингалды. Их конструктивные недостатки были, в общем, такими же, как у ранних пушек среднего калибра: низкая скорострельность, уязвимость для непогоды, неприспособленность к быстрому перенацеливанию. Совершенно таким же было предназначение. В 1370-е гг. пушки превзошли спрингалды по мощности, а в 1380-е гг. как минимум сравнялись и по стоимости. К тому же пушки были компактнее, долговечнее и проще в эксплуатации и техническом обслуживании. Естественным следствием стала быстрая замена торсионных спрингалдов на пороховые спрингалды (сохранение прежнего термина очень показательно). Наглядным свидетельством этих перемен стало появление специальных орудийных амбразур в стенах – круглых (диаметром 13-30 см) с вертикальной обзорной щелью сверху (длиной 40-80 см, в среднем 70 см, и шириной 6-15 см), в отличие от крестообразных арбалетных амбразур. В Англии они появились в 1365 г., во Франции ок. 1380 г., в Испании, Италии и Германии в начале XV века. Их стали помещать значительно ниже, чем бойницы для луков и арбалетов.

Стенобитные требюше, несмотря на свою уже безнадежно недостаточную эффективность, пока сохранялись. Они были способны безотказно и непрерывно действовать в любую погоду и, к тому же, метать разные типы снарядов. Главными недостатками пушек были низкая прочность стволов из сварных железных полос и склонность пороха «мякотью» отсыревать не только от дождя, но и от атмосферной влаги. Поэтому тогдашним армиям приходилось возить с собой селитру, серу и уголь и молоть их в полевых условиях непосредственно перед применением. Срок службы такого пороха составлял всего несколько часов, потом он терял всякую надежность. Вдобавок, при перевозке он расслаивался вследствие тряски: более тяжелые частицы серы опускались вниз, легкая селитра поднималась наверх. Непредсказуемо низкая прочность орудийных стволов приводила к тому, что пушкари для перестраховки использовали заниженные пороховые заряды. Поэтому огромные бомбарды конца XIV– середины XV веков (с диаметром ствола 500 мм и даже более) имели неожиданно малую мощность.

XV век часто называют «веком экспериментов» в пороховом оружии. В это время сосуществовало великое множество самых разных производственных методов, конструкций оружия, боеприпасов и рецептов взрывчатой смеси. Определить, какие из них эффективны, какие нет, было непросто, невежество правителей и неразвитость технических наук позволяли долго процветать разнообразным изобретателям-дилетантам и энтузиастам одной идеи. Проявлением этого хаоса была чрезвычайная пестрота терминологии, десятки названий пушек, отражавших не столько разницу в конструкции, сколько фантазию создателей.

 

Рис. 65. "Кулеврина" Конрада Киезера (до 1405 г.).

Niedersächsische Staats- und Universitätsbibliothek, Гёттинген.

 

В 1399 г. английский король Ричард II взял с собой 8 пушек на колодах и 200 ядер во время похода в Ирландию. Образцом осадного «поезда» может служить французская кампания против занятого англичанами Кале в 1406 г.: кроме 3400 тяжеловооруженных воинов французы задействовали 710 плотников, 1860 землекопов, 322 извозчика и 49 пушкарей. Для пушек (не менее 23) было заготовлено 2750 каменных ядер и не менее 20 тысяч фунтов пороха. Пимером длительного обстрела может служить осада Маастрихта: с 24 ноября 1407 г. по 7 января 1408 г. по городу было выпущено 1514 больших ядер из бомбард, в среднепм 30 в день. О растущей эффективности осадной артиллерии свидетельствует “Chronique du religieux de Saint-Denis”, рассказывающая об обстреле в 1412 г. франко-бургундской артиллерией города Бурж, резиденции герцога Беррийского. Специально приводим этот фрагмент в стиле оригинала: «Но видят, что машина тотчас же была разумно поставлена для разрушения стен (machine jam erecte muros modicum debilitabant), больше всех других, названная Гретой (vocatam Griete), перед главными воротами установленная, что не без большого расхода пороха (pulveribus) и многого тяжелого и опасного труда своей умелой и искусной команды, камни огромного веса метает. Около двадцати человек требовалось, чтобы обслуживать её, и её громовой звук доходил с расстояния в четыре мили и ужасал местных жителей, как если бы адская фурия выходила наружу. Пораженный столь жестоко, в первый же день был частично разрушен фундамент одной из башен. На следующий день двенадцать каменных жерновов (lapides molares) были выпущены, два из которых эту башню пробили и многие здания с жителями подвергли крайней опасности. В то же самое время другие осадные устройства (obsidionalia instrumenta) во многих местах пробили другие стены». За время осады герцогу не менее семи раз приходилось менять свою резиденцию, чтобы избежать попаданий каменных ядер. Крупным шагом вперед стала осада английским королем Генрихом VI французского порта Арфлёр в 1415 г.; англичане использовали команду из 75 профессиональных артиллеристов, 65 бомбард и более 10000 каменных ядер. Они были задействованы после неудачи подкопа, блокированного контрминами горожан. Пушкам удалось проломить стены города и принудить его к сдаче.

Эти первые успехи осадной пороховой артиллерии породили первые попытки модернизировать старые крепостные стены. Перед ними стали наваливать землю спереди, превращая стены в подобие крутых валов, однако этот подход показал сеья малоудачным. Земляной вал сильно давил на каменную кладку и часто ослаблял её, вместо того, чтобы усиливать. Кроме того, в результате обстрела земля осыпалась, что облегчало последующий штурм при помощи лестниц.

Более удачным методом оказалось использование «гласисов» – каменных наклонных подпорок, сделанных из твердых материалов – гранитных блоков (замок в Фужере), красного песчаника (замок Кенигсберга) или кирпича (замки в Англии). Стены также ремонтировали или вовсе заменяли на новые из этих материалов. Однако такая модернизация стоила очень дорого. Дешевле было рытье дополнительных рвов, затрудняющих приближение к стенам, но и это было не под силу мелким городам и второстепенным замкам.

Ок. 1400 г. в “Bellifortis” Конрада Киезера появилось изображение маленькой кулевриноподобной пушки, закрепленной на длинном шесте, играющем роль приклада, и установленной на подставке-штативе. Обслуживающий её пушкарь подносит раскаленный прут к пороховой затравке. К 1411 г. относится первое известное изображение Z-образного фитильного замка. В конце XIV века появились первые мортиры.

 

Рис. 66. Первое изображение Z-образного ("серпентинного") замка.

Другой человек отливает пули. Из Венской рукописи 1411 г. Austrian National Library, Вена.

 

Важным шагом в прогрессе новой артиллерии стало появление «лепешечного» пороха в 1420-х гг., сначала в Германии, потом в других странах. Теперь из пороха «мякотью» с использованием специального раствора на основе спирта стали готовить твердые лепешки, способные долго храниться без существенного отсыревания и расслаивания. Размалывать их перед боем было куда практичнее, чем изготавливать порох полностью. К этому добавился прогресс в изготовлении орудийных стволов (их теперь стали делать из двух слоев сварных железных полос – на поперечные полосы накладывались сверху круговые) и лафетов. Появились мушки, обеспечивающие более точную наводку. Результатом стало вытеснение больших требюше в 1420-х гг. В это же время кулеврины вытеснили большие станковые арбалеты. И тут решающим фактором стало повышение надежности легких пушек.

Впервые лёгкая артиллерия была успешно использована в полевых боях в ходе Гуситских войн (1419-1437 гг.). Гуситы использовали тяжелые аркебузы-«тарасницы» и пушки-«хоуфницы» (от нем. слова «хоуф», толпа, поскольку они предназначались для стрельбы по скоплениям противника). По современным оценкам, на 6000 гуситов приходилось 36 полевых пушек, 10 тяжелых пушек и 360 аркебуз. Грохот и дым огнестрельного оружия оказались очень эффективными, что побудило Яна Жижку после 1421 г. вооружить им всю армию. Тогдашние аркебузы стреляли всего на 50 м, зато за 20 м пробивали рыцарский доспех. Их длина ствола составляла 40-50 см, калибр ок. 18 мм, вероятный вес 10-14 кг.

В 1429 г. в первый раз засвидетельствовано ведение снайперского огня из кулеврины орлеанским пушкарем Жаном де Монтсилером. В свою очередь, англичане выпустили 124 каменных ядра из 15 казнозарядных пушек во время осады Орлеана в 1428-29 гг. В 1435 г. ручные пушки (“culverins ad manum”) были задействованы в Руане.

Очередной шаг вперед пороховое оружие сделало ок. 1450 г. во Франции в результате деятельности братьев Бюро. В 30-х, начале 40-х гг. братья провели ряд успешных осад занятых англичанами крепостей, в награду Жан Бюро (ум. 1463 г.) в 1443 г. был назначен королевским казначеем и, по совместительству, главным военным инженером. Он перевел французскую артиллерию на чугунные ядра (впервые они засвидетельствованы ок. 1400 г.). При той же массе они имели в 2,5-3 раза меньший объём, чем каменные, что позволяло использовать более легкие орудия уменьшенного калибра с более длинными стволами. Данное обстоятельство, в сочетании с внедрением четырёхколесных лафетов, повысило мобильность французской артиллерии. Кроме того, чугунные ядра более плотно прилегали к внутренним стенкам стволов, что позволяло снизить расход пороха. Способствовало его экономии и удлинение стволов. Но главным новаторским достижением Жана Бюро была стандартизация, введение так называемых «7 калибров Франции»: полевые пушки стали делиться на предназначенные для ядер весом 1, 2, 4, 8, 16, 32 и 64 фунтов (во французском фунте было 409 г). Улучшению организации и снабжения французской артиллерии способствовало и учреждение трёх специальных артиллерийских парков – в Даксе (1442 г.), Молеоне и Гисане (1449 г.). Самые крупные орудия именовались бомбардами, среднего калибра – «вёглерами» («птицеловами», длиной ок. 2,5 м, весом 100-500 кг, часто казнозарядными), поменьше – «краподинами» (1-2,5 м длины), самые маленькие длинноствольные – кулевринами и серпентинами. Например, для похода 1442 г. Жан Бюро изготовил 6 бомбард, 16 вёглеров, 20 серпентин, 40 кулеврин и неизвестное число рибодекинов, общей стоимостью 4198 турских ливров. Для них потребовалось 20000 фунтов (8 тонн) пороха стоимостью 2200 турских ливров. По бургундским стандартам 1470-х гг. бомбарду тащили 24 лошади, краподину – 8, серпентину или мортиру – 4, малую серпентину – 2.

 

Рис. 67. 55-мм легкая пушка из Данцига, ок. 1450 г. Zeughause, Берлин.

 

Столь же важным стало появление бронзовых литых дульнозарядных пушек наряду с железными сварными казнозарядными, чему во Франции также способствовали братья Бюро. Некоторое время эти две технологии сосуществовали. Железо в это время стоило в 6 раз дешевле бронзы, и сварные железные пушки стоили в 3 раза дешевле бронзовых. Тем не менее, победа вскоре оказалась за вторыми. Бронзовые литые пушки имели стенки ствола одинаковой толщины и прочности, что делало их предсказуемыми. Теперь стало возможным точно рассчитать, какой максимальный вес заряда допустим для данного типа орудия. Напротив, многочисленные швы сварных стволов могли дать слабину в любом месте и в непредсказуемый момент с катастрофическими последствиями для самого орудия и прислуги. Эта опасность проявилась, например, в 1460 г., когда шотландский король Яков (Джеймс) II был убит во время осады английского замка Роксборо в результате взрыва пушки The Lion («Лев»). Поэтому в сварных пушках приходилось использовать в несколько раз заниженные заряды по сравнению с бронзовыми пушками такого же калибра.

Второй брат, Гаспар Бюро (ум. в 1469 г.), «мэтр артиллерии», специализировался на её практическом применении. Раньше упор делался на единичные бомбарды огромного калибра, их большая мощность сводилась на нет сверхнизкой скорострельностью (несколько выстрелов в день) и крайним неудобством развертывания. Братья Бюро стали использовать многочисленные скорострельные пушки среднего калибра на колесных лафетах. Их огонь умело концентрировался на выбранном участке стены, и оказывался значительно результативнее единичных выстрелов больших бомбард. Этот новый метод показал себя исключительно эффективным в конце Столетней войны (особенно в кампании 1449-50 гг., когда было проведено 60 успешных осад) и произвёл глубокое впечатление на всю Европу. С его использованием стены замков сносились за недели, а порой и за считанные дни. С тех пор требюше использовались только в единичных случаях и при исключительных обстоятельствах. К тому же такой осадной парк можно было использовать для поражения вражеской живой силы, в том числе в полевых сражениях с оборонительных позиций, что было наглядно продемонстрировано при Форминьи (1450 г.) и, особенно, Кастильоне (1453 г.).

При Форминьи две французские пушки (вероятно, кулеврины), обстреливая плотные боевые порядки английских лучников из-за пределов досягаемости их стрел, вынудили их покинуть свою укрепленную позицию. Хотя атаковавшие англичане и захватили эти пушки, на открытой местности они не смогли противостоять контратаке тяжелой французской конницы и были разгромлены. В сражении при Кастильоне братья Бюро принимали личное участие, укрепив французский лагерь ломаной линией валов, на которых были установлены 300 пушек малого и среднего калибра. Атаковавшие его англичане понесли большие потери, особенно от картечи. Ядром была убита лошадь английского полководца Джона Талбота, графа Шрусбери, придавившая его и лишившая возможности командовать. Затем стоявшие в резерве французские конные жандармы атаковали с тыла втянувшихся в бой за укрепления англичан и разгромили их.

Успех осадной артиллерии братьев Бюро был обусловлен не только недостаточной прочностью каменных стен, но и их неприспособленностью для размещения тяжелых пушек, имевших намного более сильную отдачу, чем механические спрингалды, бриколи и куйяры. Поэтому обороняющиеся были лишены возможности вести эффективную контрбатарейную борьбу. Кризис фортификации середины XV века породил очередную волну изменений в крепостной архитектуре – стены стали ниже, толще, стал шире применяться обожженый кирпич вместо камня. Кирпич смягчает удар, осыпается, но не раскалывается, не создавая большой бреши. Московский Кремль постройки 1485-95 гг. – прекрасный образец крепости, спроектированной в расчете на применение пороховой артиллерии обеими сторонами. Большое значение приобрело использование различных земляных сооружений с обеих сторон старых каменных стен – внутренний вал («ретирата», впервые опробованная в Пизе в 1500 г.), и особенно выносные «бульвары», специально спроектированные под пушки: низкие широкие валы с дерево-земляными позициями для орудий, хорошо абсорбирующими удары каменных ядер. Они вошли в употребление начиная с 1420-х гг. и стали общим местом с середины XV века.

Окончательно восстановила позиции обороны в противостоянии с артиллерией «бастионная система», достигшая «зрелости» в 1520-х гг. в Италии, но она выходит за рамки рассматриваемого временного периода. Хотя её предтечу можно обнаружить уже во французском лагере под Кастильоном в 1453 г., в итальянских укреплениях Чезены 1466 г., Вольтерры 1472 г., Сенигальи 1480 г. и т.д.

Соперник французов, бургундский герцог Филипп Добрый, в это же время делал ставку на создание все более гигантских бомбард: рекордсменами были изготовленные в Фландрии из сварных железных полос “Mons Meg” и, несколько лет спустя, “Dulle Griet”. Зрелищности в этих орудиях было больше, чем эффективности. Сохранившаяся до наших дней 3,9-м “Mons Meg” («Марго из Монса», сделана в 1449 г., в 1457 г. подарена шотландскому королю Якову II) имеет калибр 480 мм и весит 6040 кг. По оценкам современного исследователя Эриха Эгга она могла метать 150-кг ядра на 263 м. Более тяжелое железное ядро металось на 129 м, по утверждениям современников. Еще крупнее была 5-м «Бешеная Грета», захваченная в 1452 г. бургундцами в Оденарде – её 5-м ствол весил 16,4 т, она метала 340-кг ядра диаметром 64 см.

 

Рис. 68. "Бешеная Грета" за работой.

Иллюстрация Антона Хоффмана, Мюнхен, из Elbinger Jahrbuch, 1924 г.

 

На 12 гигантских бомбард, отлитых из бронзы венгерским ренегатом Урбаном, делал ставку и турецкий султан Мехмед II во время осады Константинополя в 1453 г. Одна из них, 12-м «Базилика», при весе 32 т и диаметре ствола 930 мм выстреливала 91-см каменные ядра весом 590 кг (для сравнения, кремлевская «Царь-пушка» XVI века имеет калибр 920 мм). Уже на второй день осады в ней появились трещины. Вот что о ней пишет хронист Дука в «Византрийской истории» (Византийский временник. – 1953. – №7): “...в три месяца было сооружено и выплавлено чудище некое — страшное и необыкновенное. ... Гул же распространился в длину до 100 стадий; а камень упал далеко от того места, откуда был выпущен, — примерно в одной миле. В месте же, где он упал, образовалась яма величиной в сажень. (гл. 35) ...приказал Магомет перевезти бомбарду к Константинополю: и запрягли тридцать упряжек, и тащили ее позади себя 60 быков; я сказал бы: быки быков. А с боков бомбарды — по 200 мужчин с каждой стороны, чтобы тянули и уравновешивали ее, чтоб не упала в пути. А впереди упряжек — 50 плотников, чтобы готовили деревянные мосты для уравнивания дороги, — и с ними 200 рабочих. (гл. 37)”. Остальные бомбарды стреляли ядрами весом ок. 200 кг, еще более 50 орудий использовали 90-кг ядра. Две недели эти орудия выпускали по 100-120 ядер в день, пока не пробили первую брешь. Сомнительная эффективность, учитывая размеры осадного парка (всего 200 пушек и метательных машин) и устарелость укреплений Константинополя, ветхих и неприспособленных к установке оборонительной артиллерии. Участь города была решена обычным людским штурмом. Любопытен приводимый Дукой совет венгерского посла Янки, как следует разрушать стены (г. 38): ««Если хочешь, чтобы легко упали стены, направь пушку в другую часть стены, отступив от места попадания первого снаряда саженей пять или шесть, — и тогда, равняясь по первому, мечи другой снаряд. А когда аккуратно попали два крайних, тогда бросай и третий, – так, чтобы три снаряда находились в фигуре треугольника, и тогда увидишь, как эта часть стены упадет на землю». Понравился этот совет, и канонир так и сделал, — так и вышло.»

Средняя бомбарда того времени обслуживалась командой 10-20 человек и выстреливала 2 100-кг ядра в час (причем далеко не круглосуточно) на 200 м, хотя максимальная дальнобойность могла достигать 1000 м. На перевозку 2,5-т пушки и снаряжения к ней требовалось 44 упряжные лошади. Примечательно, что вес наиболее распространенных каменных пушечных ядер того времени (100-200 кг) в общем совпадал с весом ядер больших требюше, хотя попадались единичные сверхкрупные экземпляры. Крупным минусом больших бомбард была очень сильная отдача, вынуждавшая использовать их стационарно с дубовых колод, сзади которых располагалась целая система деревянных упоров. После каждого выстрела её приходилось ремонтировать. Естественно, ни о какой точности и скорострельности не могло быть и речи. Зато ядро бомбарды било с такой же силой, как вдвое более тяжелое ядро требюше. Из-за малой практической дальности стрельбы бомбарды приходилось защищать специальными щитами.

 

Рис. 69. Миниатюра из французского манускрипта "Histoire de Charles Martel", ок. 1470 г.

Изображены казнозарядные сварные бомбарды на колесных лафетах и рядом с ними сменные пороховые каморы, банник и ядра. Одна из пушек имеет два ствола. Bibliothèque Royale, Брюссель.

 

Большинство пушек среднего и крупного калибра XIV-XV веков были казнозарядными – в задней части ствола имелась выемка, в которую вставляли камору, закрепляемую клином. В камору помещали заряд пороха. Такой подход повышал скорострельность – сменные каморы можно было готовить заранее. Однако в то время было невозможно добиться герметичности и долговечности казнозарядных пушек – возникали утечки пороховых газов из казенной части, что снижало мощность выстрела, создавало опасность для персонала и самой пушки. К началу XVI века верх одержали орудия, заряжаемые спереди, с дула – сперва порох, потом деревянная пробка, затем ядро. Такая конструкция была прочнее, надежнее и имела более высокий КПД. Казнозарядные орудия сохранились лишь на флоте – там некоторое время не могли решить проблему удобной и безопасной перезарядки дульнозарядных пушек, ведь их дула высовывались наружу. Откреплять и откатывать орудия в условиях качки было рискованно.

В 1448 г. в ходе «второй битвы» при Косово немецкие и богемские аркебузиры венгерского правителя Хуньяди продемонстрировали своё преимущество перед турецкими лучниками-янычарами; противники вели перестрелку из-за палисадников на примерно 100-м дистанции. Хотя общая победа и досталась более многочисленным туркам, впечатленный султан Мурад II приказал принять аркебузы на вооружение янычаров.

В 1452 г. во время осады Бордо впервые зафиксировано применение полых заполненных порохом ядер, т.е. разрывных бомб. В 1454 г. в Руане в первый раз упомянут двухколесный орудийный лафет. Первые реалистичные изображения такого лафета зафиксированы в 1483 г. в швейцарской Berner Chronicles. К 1480 г. скорострельность орудий крупного калибра достигла 30 выстрелов в день; большего нельзя было себе позволить из-за нагревания ствола (после каждых нескольких выстрелов пушку приходилось охлаждать не менее часа).

 

Рис. 70. Миниатюра, иллюстрирующая осаду города Обантон в 1339 г., но фактически показывающая вооружение середины XV века.

Обратите внимание на спаренную пушку слева на примитивном колесном лафете, прикрытую дощатым щитом для защиты от стрел и камней; каменные ядра возле неё; "английский ворот", лежащий на земле (его отсоединяли перед выстрелом из арбалета); мортиру на полях справа. Bibliotheque nationale de France, Париж.

 

Точные характеристики ручного огнестрельного оружия XIV-XV веков неизвестны. Эксперименты проводились только датчанином Таге Лассоном в 1930-х гг. Аркебуза, реконструированная по образцу, найденному в датском замке Ведельспанг (разрушенном в 1426 г.) имела калибр 23 мм, круглая пуля весила 52 г., заряд негранулированного пороха «мякотью» по рецепту 1380 г. (селитра:сера:уголь как 8:1:1) весил 39 г. На дальности 28 м пуля пробивала 5-см сосновую доску или легкую броню. На 46 м пробиваемость составила 2,5 см сосновой доски. Эта аркебуза уступала по мощности арбалету с композитным луком – согласно данным раскопок в Висбю, где в 1361 г. происходили бои между местным ополчением и датчанами, такой арбалет за 80 м пробивал стальной шлем вместе с черепом. Для сравнения, игольчатая стрела длинного английского лука при натяжении ок. 70 кг в упор пробивает 10-см дубовую доску – этот результат следует уменьшить вдвое для «массированной» стрельбы с более слабым натяжением, но разница с аркебузой всё равно впечатляет.

В 1440-е гг. появились первые аркебузы с укороченным прикладом, уже напоминающим современный, который упирали в плечо близко к щеке. В это же время удлинились стволы (до 50-100 см) и уменьшился калибр (до 12,5 – 16 мм). Одновременно применялись и легкие пушки («колумбины») со стволом 1,5-2 м и калибром 25-32 мм.

Ручное оружие, известное с последней четверти XIV века, именовалось “hakenbusch” в Германии, “hagbuts” или ”hackbuts” в Англии, “harquebus” во Франции. Оно обычно клалось на парапет и зацеплялось за него специальным крюком («хакен»), принимавшим на себя часть отдачи. Слово «буш» означает церковный ящик для милостыни, который, видимо, напоминала казенная часть оружия.

 

Рис. 71. Стенная "hakenbüchse" 1420 г., вес 7 кг. Landesmuseum, Цюрих.

 

В свою очередь, бомбарда происходит от греческого «бомбос» («гудение»), а артиллерия – от французского atillement, снаряжение, оборудование (сравните «ателье»=«мастерская»). Так с XIII века именовали разнообразную осадную технику.

Если большие требюше были окончательно вытеснены пороховым оружием к 1440-м гг., то ручные арбалеты только начали вытесняться в это время. Как полагают, первые аркебузы появились в Германии. Из-за большого веса они первоначально использовались только для стрельбы с укреплений. Несмотря на невысокую, в общем, эффективность (низкую точность, дальнобойность, скорострельность), это оружие сразу же стало популярным у горожан. Освоить его было намного проще, чем арбалет. К тому же в конце XV века аркебуза стоила в 2-3 раза дешевле, чем арбалет, хранить и поддерживать её в рабочем состоянии было значительно легче. Важным плюсом была и компактность, позволяющая аркебузиром размещаться плотнее по фронту, чем арбалетчикам, а также стрелять из окопов и лежа. Грохот, огонь и дым аркебуз долгое время пугали лошадей, что помогало отбивать конные атаки. До начала XVI века арбалеты и аркебузы применялись на равных в полевых армиях. Окончательное вытеснение арбалета из военного дела произошло с середине франко-испанской войны в Италии, 1494-1559 гг., с переломной точкой в 1520-х гг., хотя для охоты они использовались еще более двух столетий.

В XV-XVI веках основным термином для обозначения ручного огнестрельного оружия была именно «аркебуза». Мушкет – это очень тяжелая и, в общем, малоудачная испанская разновидность аркебузы, калибром 20-23 мм и с длиной ствола более 1 м, изобретенная в 1520-ч гг. специально для противостояния французской рыцарской коннице в «готическом» доспехе. Даже в испанской армии мушкетеров было куда меньше, чем аркебузиров, и существовали настоящие мушкеты недолго. Однако именно мушкет считался наиболее престижным оружием, мушкетеры получали повышенную плату и стали рассматриваться как основной вид стрелковых войск, хотя калибр их «мушкетов» со временем снизился до 17-20 мм. Постепенно термин «мушкет» стал основным обозначением для ручного оружия – уже с конца XVI века. Здесь и далее термины «аркебуза» и «мушкет» употребляются как синонимы.

Часто задаются вопросы – как соотносятся боевая эффективность арбалетов и аркебуз и в чем причина вытеснения первых последними. Обычно указывают на большую точность стрельбы из арбалета и большую пробивную способность аркебузы. Оба этих довода и правильны, и неправильны одновременно.

При стрельбе на несколько десятков метров (скажем, до 70 м) точность стрельбы из арбалета и легкой аркебузы равнозначна. На больших дальностях (до 200-300 м) арбалетчик может сохранять способность к прицельной стрельбе, однако это требует очень высокой подготовки – надо в совершенстве знать свое оружие, обладать идеальным глазомером (болт поднимается на несколько десятков метров во время полета), делать поправки на атмосферные условия и направление ветра. Из строевой легкой аркебузы прицельная стрельба на такие дальности обычно невозможна. Рассеивание оказывается слишком большим, поскольку невозможно точно взвешивать порции пороха и пули, состав пороха неоднороден, неровен внутренний канал ствола. Однако если стрелок в совершенстве знает своё дело и использует тщательно изготовленное длинноствольное оружие, снайперская стрельба на 200-300 м и даже дальше становится возможной. Первые примеры такого рода отмечены уже в 1429 г. во время осады Орлеана. Тогда использовали переносные «ручные пушки» – кулеврины весом несколько десятков кг и со снарядом несколько сотен граммов, из которых стреляли с опоры.

Столь же неоднозначен вопрос с пробиваемостью. Начальная кинетическая энергия мушкетной пули многократно выше энергии арбалетного болта (достигает 2300 дж при начальной скорости до 450 м/с), однако круглая пуля – намного менее эффективный аэродинамический объект (при сверхзвуковых скоростях скорость падает примерно на 2,5 м/с каждый метр, втрое больше, чем для стреловидных объектов). Через 100 м энергия пули падает примерно на 50 %, до 1150 дж: этого достаточно для пробития 2 мм мягкой стали средневекового типа или 11 см сухого дерева. Кроме того, заостренный наконечник болта обладает значительно более высокой проникающей способностью. С другой стороны, заостренность позволяет болту легко рикошетировать при попадании в твердую цель (латы, например) под углом, тогда как мягкая свинцовая пуля сплющивается и вся её энергия остается в цели. Эта же особенность делает мушкетные раны очень опасными. Суммируя, можно сказать, что по латному противнику мушкетная пуля значительно убойнее на дистанции до 120 м – её попадание в любое место гарантирует тяжелое ранение или контузию. Примерно к 200 м это превосходство исчезает, на больших же дистанциях и пуля, и лёгкий болт будут малоэффективны.

Подобно длинному луку, аркебуза/мушкет стали ключевым оружием только после начала их массированного применения и выработки специальной тактики (залповая стрельба шеренгами, желательно с их сменой, использование земляных укреплений или переносных плетеных щитов, прикрытие пикинерами). Случилось это как раз к концу рассматриваемого периода, к 1520-м гг. в ходе Итальянской войны 1494-1559 гг.

К этому же времени относится и подлинный прорыв в производстве пороха – освоение процесса грануляции (посредством продавливания пасты через пергаментное или кожаное сито). Первое полноценное описание этого процесса содержится в трактате итальянца Бирингуччо от 1540 г., однако упоминания "гранулированного пороха" встречаются и раньше. Например, во Франции в 1525 г. был выпущен указ, обязывающий использовать в пушках только "poudre grenée". Такой порох в виде зерен мог долго храниться без отсыревания и потери качества.

 

Рис. 72. Обстрел замка из казнозарядных handgonne (калибр сохранившихся образцов 18-24 мм).

Из английской рукописи 1468 г. British Museum, Лондон.

 

Окончательно переход на «французскую» систему организации артиллерии произошел после Итальянского похода французов в 1494 г., когда её потрясающая эффективность была продемонстрирована уже на международном уровне. Об этом с исчерпывающей ясностью пишет Франческо Гвиччардини (1483-1540) в своем “Ricordi politici e civili” (1525-29 гг.): «До 1494 года войны были длительны, битвы бескровны, способы осады городов медленны и нерешительны; и хотя артиллерия повсеместно использовалась, ей управляли с таким недостатком искусства, что она причиняла мало вреда. В результате было едва ли возможно лишить владений правителя государства. Но французы при их вторжении в Италию внесли так много живости в наши войны, что к 1521 году, когда бы ни была проиграна битва в поле [что делало возможной осаду], с ней терялось и государство.» И он же продолжает в “Storia d’Italia” (1537-40 гг.): «Французы изобрели много ... орудий даже более маневренных, изготовленных только из бронзы. Они назывались пушками (cannons) и использовали железные [т.е. чугунные] ядра вместо каменных, как прежде. ... Более того, они были установлены на повозках, которые влеклись не быками, что было обычаем в Италии, но лошадьми, с такой подвижностью людей и материальной части ... что они почти всегда двигались непосредственно с армиями и подводились прямо к стенам и устанавливались там на позиции с невероятной скоростью; и так мало времени проходило между одним выстрелом и другим и выстрелы были так часты и так жесток был их бой, что за немногие часы они могли совершить то, на что прежде в Италии привыкли тратить много дней. Они использовали это скорее дьявольское, чем человеческое оружие не только в осаде городов, но также в поле, вместе с подобными пушками и другими малыми орудиями.»

В 1520-х гг. революция в пороховом оружии завершилась: сформировалась триада (гранулированный черный порох, длинноствольные железные ружья с деревянными прикладами и свинцовыми пулями, бронзовые литые дульнозарядные пушки на колесных лафетах с чугунными ядрами), без принципиальных изменений продержавшаяся следующие 300 лет.

Суммируя вышеизложенное, важно подчеркнуть, что внутренняя «революция в пороховом оружии» ни в коей мере не означает его революционного влияния на военное дело в целом. В XIV-XV веках методы ведения войны оставались традиционными. Пушки в это время рассматривались как одна из разновидностей метательных машин. Для не очень грамотных, а иногда вообще неграмотных командиров-аристократов был важен сам факт метания снарядов, а не ухищрения прислуживающих «ингениаторов»-чернокнижников, при помощи которых это метание достигалось. Над глубинными различиями между силой гравитации и взрывными химическими реакциями тогда задумывались лишь немногие ученые люди. Огнестрельное оружие еще не имело такого подавляющего преимущества перед механическим, которое заставило бы искать новые тактические приемы. Даже в фортификации потребность в новых подходах проявились не ранее 1440-х гг., причем поначалу только в одной стране, Франции, в других десятилетия спустя.

 

Рис. 73. Картина Георга Лембергера (1490/95 - 1540 гг.) "Триумф кайзера Максимилиана", 1513-15 гг.

Слева показаны немецкие ландскнехты с аркебузами, справа швейцарцы и французские арбалетчики.

Публикация:
XLegio © 2004