Часть II. Анализ

2.1. Причины поражения французов и значение сражения при Креси.

 

Как было сказано выше, современники основной причиной поражения французов считали беспорядочность атак их конницы. Уже Фруассар особо подчеркивает неразбериху и беспорядок, царившие в армии Филиппа VI. Эту точку зрения воспроизводят и многие историки нашего времени. Вот что пишет, например, Е.А. Разин (в свою очередь, опирающийся на Дельбрюка): "Англичане достигли успеха благодаря тому, что правильно использовали местность, спешили рыцарей и построили их с пехотой, а также благодаря тому, что английские лучники имели высокие боевые качества. Недисциплинированность французского войска ускорила его поражение. Стихийно начатый бой протекал неорганизованно. Противник был атакован не на всем фронте, атаки происходили последовательно и носили разрозненный характер. Взаимодействие арбалетчиков и рыцарской конницы отсутствовало. Из-за неблагоприятных условий местности и погоды рыцари шли в атаку медленно. От полного уничтожения французов спасло то, что англичане не преследовали их".

Едва ли это можно назвать адекватным анализом сражения при Креси. Хотя названы многие факторы, можно только догадываться, какие из них автор считает наиболее значимыми. Само по себе спешивание всадников и построение их с пехотой не является преимуществом (любопытно, что средневековые французы сделали точно такой же вывод о пользе спешивания рыцарей и потерпели новые поражения при Пуатье и Азенкуре). Английские лучники, несомненно, имели высокие боевые качества, но не были балластом и наемники-профессионалы генуэзские арбалетчики. Непонятно, каким еще может быть взаимодействие пеших арбалетчиков и рыцарской конницы, кроме имевшего место при Креси (сначала ведут обстрел арбалетчики, потом идет в атаку конница). Неблагоприятные для французов условия местности и погоды оказали свое влияние, но сомнительно, чтобы сражение развивалось существенно иначе, если бы перед ним не прошел ливень и если бы фланги англичан защищал не лес, а искусственные препятствия вроде канавы, повозок или рогаток. Преследовать французов англичане не могли, поскольку сражение закончилось глубокой ночью. Фактически главными причинами неудачи провозглашаются неорганизованность и недисциплинированность французских войск, разрозненность их атак – то есть воспроизводится мнение современников битвы при Креси.

А вот что значится в российском издании 2000 г. "Всемирной истории войн" американских авторов Р.Э. и Т.Н. Дюпюи: "Раньше пехоте уже доводилось добиваться успеха над феодальной тяжелой кавалерией: в битвах при Леньяно, Куртре, и австрийско-швейцарских войнах; но во всех этих ранних примерах каждый раз пехота была обязана победе каким-то особым обстоятельствам. Иное дело при Креси. Здесь стойкая и дисциплинированная пехота одержала в чистом поле победу над самой лучшей в Европе кавалерией (правда, командовали ей совершенно бездарно). Эдуард III, стратег далеко не выдающийся, проявил себя наиболее грамотным тактиком своего времени. Понимая, чем именно сильна дисциплинированная пехота в противостоянии кавалерии, а также насколько опустошителен огонь его лучников, Эдуард III оптимально использовал свое тактическое преимущество. Веком позже иные факторы сведут на нет политическое значение битвы при Креси. Но с точки зрения военной истории, эта битва относится к разряду самых что ни на есть основополагающих. Почти тысячелетие на поле боя главенствовала кавалерия – и вот наконец адрианопольский приговор был опротестован. Начиная с битвы при Креси главную роль в боевых действиях стала играть пехота".

Здесь вообще не содержится внятного и конкретного объяснения именно такого исхода сражения, имеет место лишь более чем сомнительная констатация принципиального превосходства стойкой и дисциплинированной пехоты над любой конницей. Ложность тезиса, согласно которому сражение Креси открывает "век пехоты" в средневековых войнах, будет подробнее рассмотрена далее. Фраза же о "победе в чистом поле" вообще абсурдна – англичане заняли тщательно выбранную позицию на холме, защищенную с флангов лесами, и вдобавок успели выкопать ямы-ловушки перед своей позицией.

Эти два фрагмента из наиболее ходовых изданий по средневековой военной истории приведены здесь преимущественно для того, чтобы стало понятно, с каким недоброкачественным материалом приходится иметь дело современному русскоязычному читателю.

Более конкретно и обоснованно оценивают сражение при Креси западные исследователи. Прежде всего, они отвергают точку зрения, что неорганизованность и разрозненность атак французской конницы были главной причиной ее поражения. Внимательное чтение источников не оставляет сомнений, что французская конница была достаточно сконцентрирована перед началом битвы (если уж первыми начали сражение пешие арбалетчики) и ее первая атака была достаточно массовой; возможно, левое крыло под командованием графа Алансона несколько преждевременно атаковало баталию принца Уэльсского, но лучники другого английского крыла все равно не могли оказать ей существенной помощи (ширина поля боя составляет около полутора километров, а дальность стрельбы из лука не превышает 250 м). Беспорядок в рядах французской кавалерии едва ли существенно превышал неизбежно возникающий при любой массовой конной атаке. Современные исследователи также указывают на тот факт, что способность французских рыцарей многократно перегруппировываться после неудачных атак и, сохраняя присутствие духа, возобновлять их по склону, усеянному убитыми и ранеными людьми и лошадями, едва ли может считаться доказательством отсутствия дисциплины и слабой мотивации.

Главное же, что даже если бы французская кавалерия атаковала англичан одновременно и в идеальном порядке, результат был бы тот же, если не хуже. Ширина поля боя не позволяла расположить более тысячи всадников в одной шеренге, то есть 12 тыс. конных латников пришлось бы построить в 12 шеренг. Убитые и раненые лошади первых рядов образовали бы затор и далее уже ни одна английская стрела не проходила бы мимо образовавшейся густой массы. Вообще, при принятой у английских лучников стрельбе по площадям большая плотность французов на поле боя привела бы только к большему проценту попаданий и увеличению потерь.

Современные исследователи выделяют две основные причины победы англичан.

Во-первых, в то время действия от обороны на удачно выбранной и укрепленной позиции давали очень большое преимущество пехоте перед рыцарской конницей. В этом плане сражение при Креси ничем не отличается от памятного франко-фламандского сражения при Куртре в 1302 г. и последующих боев первой половины XIV века. Более того, еще во время битвы при Гастингсе в 1066 г. тяжелая конница Вильгельма Завоевателя ничего не могла поделать против укрепившихся на холме англосаксов, пока их не удалось выманить на равнину, так что вышеуказанный тезис можно считать общим местом для всего Средневековья. Без всякого сомнения, и французский король Филипп VI отдавал себе в этом отчет, о чем свидетельствует его отказ от атаки английских позиций в аналогичных ситуациях 1339 и 1340 гг. и желание отложить сражение днем 26 августа 1346 г. Только неодолимое психологическое давление со стороны войска, включая ближайшее окружение, заставило Филиппа VI пойти на неоправданный риск. Он, конечно, не проявил достаточной воли и твердости, но следует понять этого, по существу, выборного предводителя: англичане разорили наиболее богатую часть его королевства и теперь, бросив наиболее громоздкую часть награбленного, стремительно уходили к границе с Фландрией, до которой им оставалось лишь несколько дневных переходов. Боевой дух французских рыцарей был очень высок, они горели желанием сразиться. Позволить англичанам снова, уже в третий раз, уйти в целости и сохранности было бы неcтерпимым ударом по королевскому авторитету. И мог ли Филипп VI знать, что стрельба английских лучников по конным рыцарям окажется настолько эффективной?

Второй основной причиной английской победы современные историки считают превосходство лучников над арбалетчиками в полевом бою. Следует подчеркнуть, что ранее таких массовых дуэлей лучников и арбалетчиков не было, к тому же в столь благоприятных для лучников условиях (их положение на холме и спиной к солнцу; отсутствие у арбалетчиков щитов-павез; ливень, ослабивший тетивы арбалетов, которые было невозможно заменить в полевых условиях). Прежде имели место только скромные столкновения в периферийных регионах (Морле, Оберош), не привлекавшие к себе особого внимание на фоне более ярких последующих событий. Филипп VI не мог знать заранее, что арбалетчики окажутся столь бессильны, тем более этого не могли знать остальные рыцари и командиры, чей кругозор не выходил за пределы северной Франции. Филипп VI вербовал арбалетчиков в беспрецедентных прежде масштабах среди наиболее умелых профессионалов того времени, тратил на них большие деньги. Выдвижение их вперед в битве при Креси представлялось вполне разумным делом: именно такой обстрел вынудил вражескую пехоту перейти в наступление в битвах при Мон-ан-Певеле (1304 г.) и Касселе (1328 г.), покинув сильные оборонительные позиции и подставив свои фланги под удары тяжелой французской конницы. Однако при Креси этот номер не прошел: как пишет флорентийский хронист Виллани, пока арбалетчик один раз перезаряжал свой арбалет, английский лучник успевал выпустить три стрелы. Обычно пишут, что скорострельность арбалета – 4 выстр./мин против 10-12 для лука; следует иметь в виду, что темп 4 выстр./мин может развить только маломощный арбалет, перезаряжаемый при помощи крюка и стремени и уступающий по дальнобойности длинному луку, мощный арбалет с воротом имеет скорострельность не более 2 выстр./мин. К этому надо добавить в 2-3 раза большую плотность построения лучников за счет вертикального положения лука при стрельбе.

Приходится сделать вывод, что поражение французской армии при Креси было предопределено, несмотря на ее численное превосходство и высокий боевой дух. Разумнее всего для французов было бы не вступать в сражение 26 августа, а отсечь англичан от границы с Фландрией и брать их измором, одновременно посредством маневрирования принуждая к бою на открытой местности и во встречном бою, не давая им времени и возможности выстроиться оптимальным образом. Однако такая тактика требовала большой выдержки и твердой власти командующего, в конкретной психологической обстановке 26 августа она оказалась невозможной. Глубинные причины французского поражения следует искать в рыхлости и неуклюжести французской военной организации того времени: хотя отдельно взятые рыцарские отряды могли обладать высокой боеспособностью, сбор и развертывание всего ополчения занимали непозволительно много времени, что приводило к полной потере инициативы и позволяло противнику диктовать свои тактические условия.

Для англичан значение битвы при Креси было и незначительно, и велико одновременно. В краткосрочной перспективе они выиграли немного, разве что смогли благополучно завершить свой набег, сохранив основную часть войск и добычи. Однако никаких территориальных завоеваний эта победа не принесла и французская армия была разбита, но не уничтожена. Нельзя даже сказать, что в результате этой битвы они захватили Кале: осада города продолжалась 11 месяцев, если бы англичане высадились под ним сразу же, захватив горожан врасплох, Кале им наверняка достался бы значительно легче и быстрее.

Однако более дальний, психологический эффект битвы был велик. До нее претензии Эдуарда на французский трон рассматривались больше как юридическая уловка с целью обосновать переход на сторону англичан Фландрии (теперь он выглядел не как мятеж против законного короля, а как поддержка одного из претендентов). После Креси эти претензии стали восприниматься серьезно и самим королем, и его подданными; поддержка войны среди английской знати резко возросла, в Англии начала образовываться "имперская" партия, сделавшая ставку на завоевание и разграбление богатых континентальных земель.

Напротив, авторитету французского монарха был нанесен мощный удар. Надо учитывать, что военные поражения и победы воспринимались в Средние Века не только "прагматически", но и как "божий суд", подтверждающий или опровергающий претензии на престол или земли. В условиях, когда центральный аппарат принуждения был слаб, материальные возможности королевской власти, способность созывать ополчения и собирать налоги, в большой степени зависели от чисто духовных факторов, от веры в ее способность защитить лояльных и наказать уклоняющихся от исполнения долга. Теперь эта вера была поколеблена.

Серьезный удар был нанесен и по моральной самооценке французского рыцарства. При Креси все французские отряды бесстрашно атаковали противника; при Пуатье через 10 лет нашлось немало уклоняющихся и струсивших.

Короче говоря, битва при Креси мало что дала английскому королю немедленно, но впредь ему стало воевать легче, а французскому – труднее.

 

2.2. Новая тактика англичан.

 

У пытливых умов сражение при Креси вызывает многочисленные вопросы, прежде всего, такой: длинный тисовый лук – очень простое оружие, которым пользовался еще легендарный Робин Гуд в XII веке, но на ход военных действий оно заметного влияния не оказывало. А тут вдруг такая потрясающая эффективность в битве с сильнейшей рыцарской армией Европы, к тому же защищенной значительно лучшими доспехами, чем во времена Крестовых походов.

Ответ кроется в новом тактическом использовании этого оружия.

Прицельная настильная дальность стрельбы из лука не превышает 100 м (рекорды отдельных мастеров в расчет принимать не будем). Такая дальность недостаточна, чтобы надежно остановить рыцарскую конницу, преодолевающую 250 м в минуту рысью или 500 м галопом. Вдобавок, при настильной стрельбе вражеский строй поражается только с фронта, наиболее защищенного доспехами.

При стрельбе навесом, т.е. под оптимальным углом 45 градусов, дальность стрельбы превышает 200 м, а при стрельбе с холма и при попутном ветре достигает 250 м и более. Однако прицельная стрельба на такой дистанции затруднена. Главным фактором, ограничивающим дальнобойность лука, является не сопротивление воздуха, а сила тяжести, с каждой секундой все быстрее притягивающая стрелу к земле. На практике увеличить дальность стрельбы можно только увеличивая начальную скорость стрелы, но физические возможности рядового лучника имеют свой предел. Поэтому начальная скорость стрелы обычно не превышает 50 м/с.

В XIII веке и ранее лучники рассматривались как сугубо второстепенный и вспомогательный вид войск, их было относительно немного, располагались они произвольно и каждый стрелял кто во что горазд. Их разреженная стрельба была неэффективна на дистанции 200-250 м, так как попаданий было недостаточно, чтобы остановить массу вражеской конницы или пехоты. На дистанции же прицельного выстрела главной мыслью лучника было успеть вовремя скрыться за спинами своей тяжелой конницы или пехоты перед лицом приближающегося вражеского вала.

В начале XIV века английские полководцы резко изменили этот подход. Лучников стали использовать многотысячными массами и в плотных боевых порядках, причем упор теперь делался не на точность, а на скорострельность. Не надо было долго целиться в отдельного рыцаря, достаточно было быстро выпускать стрелы по вражескому отряду как целому. Как полагают, каждый английский лучник выпускал 10-12 стрел в минуту (современные мастера демонстрируют скорострельность 15 и даже 20 выстр./мин). Таким образом, 3-4 тысячи лучников за ту минуту, в течение которой к ним приближался строй вражеской конницы, могли выпустить до 40 тысяч стрел на фронте всего в километр (не случайно хронисты сравнивали такой обстрел со снегопадом). При столь плотной стрельбе "по площадям" ошибки отдельных стрелков компенсировали друг друга и едва ли не каждый из нескольких тысяч вражеских всадников получал несколько попаданий. Причем стрелы, падая под углом около 45 градусов, поражали не только передний ряд спереди, но всю глубину вражеского строя, включая и хуже защищенные задние ряды. Таким образом, увеличение количества лучников привело к качественным изменениям: как выразился более поздний французский хронист Филипп де Коммин, "в битвах нет ничего важнее их на свете, но только если они сильны и в большом количестве, потому что когда их немного, они бесполезны".

Этот метод "массированного обстрела" приводил к большому расходу стрел: в крупных сражениях их выпускались сотни тысяч. Поэтому английская армия возила с собой большой запас стрел (обычно около сотни на каждого лучника); повозки с ними во время боя ставили непосредственно за спинами лучников.

Современные английские исследователи установили, что для пробития рыцарского нагрудника того времени при попадании под 90° стрела даже с оптимальным игольчатым ("bodkin") наконечником должна иметь массу от 70 г. при скорости 50 м/с (кинетическая энергия ок. 90 дж.). Убойная сила стрел на дистанции убывает не столь значительно, как многие думают, но все-таки, по данным современных исследований, энергия стрелы падает примерно на 10% каждые 100 м. То есть на самом деле начальная энергия стрелы должна быть скорее 100-120 дж. В принципе, такая величина достижима для длинного лука, но находится на пределе его возможностей. Если исходить из натяжения обычного длинного лука в 45 кг, КПД в 70% и длины хода тетивы в 70 см (обычная длина стрелы около 75 см), начальная энергия стрелы составит около 110 дж. Известны и длинные луки с натяжением до 80 кг, но это уже экземпляры для рекордсменов.

Впрочем, ценность таких расчетов более чем относительна. Во-первых, пробитие доспеха еще не означало серьезного ранения. Чаще всего стрелы застревали в латах и их наконечники проникали в тело на небольшую глубину; к тому же под латами носили стеганый камзол, также дававший некоторую защиту. Верхняя часть шлема обычно была вдвое толще нагрудника, усиленно защищались плечи и бедра. Еще более важно, что стрелы очень редко попадали под углом 90° и качественные рыцарские латы были продуманно выгнуты, чтобы стрелы скользили по ним и рикошетировали. Поэтому можно уверенно сказать, что жизненно важные органы рыцаря были малоуязвимы для стрел. Пожалуй, наиболее уязвимо было лицо, так как конусообразные забрала в 1346 г. еще не были распространены.

В то же время не следует забывать, что действительно закрывающие все тело доспехи стоили целое состояние и были недоступны простым рыцарям, не говоря уже о сержантах и сквайрах ("бакалаврах" у французов) из задних рядов. Сами доспехи были разного качества и даже лучшие из них не достигли еще высших стандартов следующего, XV века. Поэтому многочисленные несмертельные ранения были неизбежны.

Косвенно вышеизложенные соображения подтверждаются статистикой потерь: несмотря на упорные многократные атаки 12-тысячной французской тяжелой конницы, несмотря на то, что англичане делали вылазки, чтобы добивать тяжелораненых, и немало французских рыцарей погибло в рукопашных схватках, только одна восьмая рыцарей и сквайров была убита. Значительно большее количество должно было быть ранено, но ночная тьма позволила им спастись.

Сильнее всего от такого обстрела страдали лошади. Броню обычно имели только кони первого ряда, причем в большинстве случаев защищены были только грудь и голова. Это ясно видно из иллюстраций того времени. Круп защищала только стеганая попона, и то не всегда (летом она слишком изнуряла бы лошадь); в любом случае она не могла предотвратить ранения. Задние ряды не имели защиты лошадей вообще. В принципе лошадь обладает более высокой живучестью, чем принято думать, и обычно требуется много ранений стрелами, чтобы ее убить, однако достаточно одного серьезного попадания, чтобы лошадь начала биться под всадником и атака оказалась сорванной.

Именно выходом из строя лошадей, вероятно, объясняется такая многочисленность французских атак. Потеряв лошадь и испытав шок от падения, рыцарь возвращался за запасной; продолжать в одиночку атаку спешенным было бессмысленным, если расстояние до противника было еще велико. У каждого рыцаря обычно имелось 4-6 лошадей.

Важной особенностью новой английской тактики стало и широкое использование полевых инженерных заграждений: канав, волчьих ям, а в более позднее время и рогаток. Они замедляли вражескую атаку, увеличивали время обстрела и, в то же время, повышали устойчивость обороны, если противнику удавалось приблизиться вплотную.

Как мы видим, при Креси английские лучники, даже действуя в очень благоприятных условиях, не смогли в одиночку остановить все французские атаки – отдельным группам лучше защищенных и наиболее "удачливых" рыцарей удалось добраться до английского расположения и вступить в рукопашную схватку. Но эти жалкие остатки исходной массы уже не могли справиться с готовыми к бою и свежими английскими рыцарями и копейщиками. Впрочем, и английские лучники были скорее "средней", чем "легкой" пехотой. Обычно они имели легкое защитное снаряжение (шлем и стеганую куртку – "гамбезон", а иногда и кольчугу), меч и маленький круглый щит – "баклер". Благодаря своей многочисленности и подвижности они успешно расправлялись с одиночными рыцарями, обычно уже израненными и спешенными. Причем чем тяжелее был "бронирован" добравшийся до них рыцарь, тем труднее ему было в рукопашной схватке на земле – сплошная защита от стрел оборачивалась недопустимым снижением подвижности.

Таким образом, в этой новой английской тактике роль главной ударной силы перешла к лучникам. Роль рыцарей и копейщиков из главной превратилась во вспомогательную: теперь они служили опорой боевого порядка и развивали успех, достигнутый лучниками. Этим объясняется, почему английские рыцари спешивались: во время вражеской атаки они должны были статично ждать, вовлекаясь в рукопашную только если противник оказывался в состоянии преодолеть обстрел лучников и ворваться непосредственно в расположение англичан. Соответственно, не использовалось главное достоинство тяжелой рыцарской конницы – способность к маневру и таранному удару с разгона; пребывание верхом только увеличивало уязвимость от вражеского обстрела, ухудшало управляемость и способность к взаимодействию с пешими лучниками. Непосредственно на поле боя английские рыцари первой линии могли преследовать разбитого противника и в пешем строю, а для преследования на большем расстоянии служил резерв, находившийся во второй линии – эти рыцари уже были верхом, или могли быстро сесть на коней, находившихся рядом, в обозе.

Неудивительно поэтому, что по мере освоения новой тактики в английской армии непрерывно увеличивалось соотношение лучников к конным латникам: в первые годы Столетней войны оно составляло 1,5:1, при Креси – 2-2,5:1, у Кале 4:1, а более поздние времена могло достигать 7:1 и даже 9:1. Кроме объективного сокращения потребности в тяжелой коннице, сказывалась и меньшая стоимость лучников: в новых условиях королю казалось выгоднее нанять несколько лучников вместо одного латника.

Впервые новая английская тактика комбинированного использования лучников и спешенных рыцарей была использована в сражении при Боробридже (1322 г.) во время одной из междоусобиц в Англии, хотя массированно использовать лучников начал еще Эдуард I в битве против шотландцев при Фолкерке (1298 г.). Эта тактика была окончательно отработана и проверена в сражениях против шотландцев при Дапплин-Муре (1332 г.) и Халидон-Хилле (1333 г.). Однако во Франции и других континентальных странах об этих английских нововведениях мало кто знал, и никто не отдавал себе отчет в их важности. Единственным исключением является битва при Морле (1342 г.), но она имела намного меньший масштаб и происходила в периферийной Бретани. Примечательно, что командовавший в ней англичанами граф Нортгемптон возглавлял и их левое крыло при Креси.

Собственно, в оборонительных действиях пехоты на укрепленных позициях не было ничего нового, тактическим достижением англичан было то, что они смогли гармонично сочетать устойчивость тяжелой пехоты в рукопашном бою со способностью стрелков к поражению на дистанции в рамках единого боевого порядка.

Яркие успехи в ходе Столетней войны создают впечатление безусловной эффективности этой английской тактики, особенно по отношению к тяжелой рыцарской коннице. Однако у английской комбинированной тактики имелись и серьезнейшие ограничения, прежде всего, ее статичность. Это была тактика, рассчитанная на неподвижную оборону, причем на подготовленную оборону. Она была успешна, когда англичане имели время построиться надлежащим образом, желательно на возвышенности с флангами, прикрытыми естественными препятствиями. Если англичане успевали еще и выставить рогатки и прокопать канаву перед своим расположением, лобовая атака конницы на их расположение превращалась в самоубийство, да и шансы на успех атаки в пешем строю были очень невелики. Но для импровизированных встречных боев в ходе маневренной войны такая тактика была непригодна.

Можно отметить еще одну любопытную особенность англо-французских сражений Столетней войны: большие общефранцузские рыцарские ополчения всякий раз терпели жестокие поражения от значительно уступающих по численности английских армий (Креси, Пуатье, Азенкур, Верней), в то же время сравнительно небольшим, компактным отрядам рыцарской конницы удавалось подвергать полному разгрому такие же английские армии (сражения конца Столетней войны). Это нельзя считать случайностью. При тогдашнем уровне военной организации (отсутствие единообразной структуры, четкой иерархии подчиненности, неразвитость системы команд и связи) большие армии оказывались трудноуправляемыми, особенно во время марша. Даже квалифицированным и авторитетным командирам требовались часы, чтобы собрать растянувшиеся отряды, построить их в должном боевом порядке и довести до каждого задачу; командирам посредственным и недостаточно авторитетным (таким, как Филипп VI при Креси) на это нужен был весь день, плохим командирам это не удавалось вообще. Таким образом, полководец терял драгоценное время, а с ним и инициативу, позволяя тем самым хорошо тренированным англичанам занять удобную позицию, развернуться в боевой порядок, а иногда и усилить ее инженерными заграждениями. Стремление французских королей собрать максимальное количество войск в один кулак долго играло с ними злую шутку; под влиянием поражений они пытались обеспечить как можно большее численное превосходство над англичанами, но это только ухудшало управляемость и мешало изменить должным образом тактику, а именно в ней был на самом деле ключ к победе.

Напротив, относительно небольшое и компактное конное рыцарское войско под руководством опытного и решительного командира могло действовать быстро и эффективно, неожиданно атакуя английские войска на марше (как при Пате) или нанося внезапные удары во фланг и тыл англичан, втянувшихся в бой с французской пехотой (Форминьи, Кастильон). Особенно примечательно сражение при Пате 1429 г. (единственное крупное полевое сражение с участием Жанны д'Арк) именно тем, что в нем участвовало такое же рыцарское ополчение, как при Креси и Пуатье (причем меньшей численности), без каких-либо организационных и технических нововведений. Тем не менее, результаты оказались диаметрально противоположными – англичане потеряли минимум 2000 человек (по сообщению дружественного им бургундского хрониста) против трех убитых у французов. Такой результат был достигнут только за счет иной тактики – Жанна д'Арк и ее сподвижники действовали стремительно и инициативно, смогли перехватить английскую армию на марше и, обойдя с флангов изготовившийся к бою английский авангард, с ходу нанесли удар по центральной английской колонне. Не успевшие построиться в боевой порядок английские лучники не смогли оказать никакого сопротивления тяжелой коннице.

Наконец, "английская тактика" в принципе не могла войти во всеобщее употребление, поскольку никакое другое европейское государство не обладало достаточными кадрами квалифицированных лучников. В рассматриваемый период относительное сходство с ней можно усмотреть только в турецкой тактике комбинированного использования пеших лучников – янычар и тяжелой конницы – сипахи (например, в сражении против крестоносцев при Никополе в 1396 г.).

 

2.3. Стратегия первых походов Эдуарда III.

 

На примере кампаний 1339-40 и 1346 гг. можно проследить две стратегии, принятые в позднем Средневековье.

В 1339-40 гг. английский король Эдуард III придерживался стратегии "сплошного" последовательного завоевания и удержания вражеской территории. Совместно с союзниками из Нижних Земель и Германии он попытался овладеть ключевыми приграничными крепостями, чтобы уже затем, обеспечив тыл, двинуться вглубь страны. Французский король Филипп VI противопоставил ей оборонительную стратегию "измора". Не пытаясь сам атаковать вторгнувшегося противника с тем, чтобы разбить его в одном генеральном полевом сражении, он занимал выгодные для обороны позиции неподалеку от осажденных союзниками городов. При этом он делал ставку на неприступность своих пограничных городов, на ограниченность финансовых ресурсов английского короля и непрочность его коалиции.

Как убедительно продемонстрировали результаты кампании, этот расчет оказался абсолютно верным. Усовершенствованная крепостная архитектура в сочетании с многочисленными хорошо подготовленными гарнизонами сделала Камбре и Турне малоуязвимыми для штурмовых средств того времени; эти важные осады убедительно показали, что механическая артиллерия перестала отвечать требованиям времени и нуждается в замене принципиально более мощными стенобитными устройствами. Взять эти города измором и, в то же время, держать долгое время на дистанции французскую полевую армию Эдуард III не мог из-за скудости ресурсов английского королевства, даже с учетом сделанных им огромных займов. Длительное же стояние на месте исключало снабжение за счет окружающей местности: очень скоро вся округа оказывалась ограбленной, рассылать рейдовые отряды мешала стоящая поблизости французская полевая армия, и дальше приходилось воевать за счет своих средств. И в 1339, и в 1340 гг. Эдуард III оказывался перед альтернативой – или его армия начнет голодать и разбежится из-за невыплаты жалованья, или необходимо спешно переходить к решительным действиям. Но штурм неразрушенных стен с бодрым гарнизоном кончался провалом, атаковать стоящую на сильной позиции и сравнимую по численности французскую армию было безумием. Пытаться выманить ее какими-то маневрами на удобное место тоже было нереально – английская тактика была в принципе рассчитана на действия от обороны, а не на маневренный встречный бой (что было объяснено выше), приходилось считаться и с оставшимся в тылу сильным гарнизоном не взятой крепости.

К этому прибавлялись еще неизбежно ухудшающиеся отношения с союзниками. В отличие от английского короля, довольно сильного и находящегося за морем, они были ближайшими соседями французского королевства и имели многочисленные междоусобные пограничные споры. С одной стороны, у них всех имелись серьезные претензии к местному "гегемону" Франции, с другой, им приходилось иметь в виду перспективу возможной мести, например, в форме поддержки французами их соседей-соперников. Пока были надежды на быстрый успех и шли субсидии, они активно поддерживали англичан, стоило кампании застопориться, а субсидиям иссякнуть – естественно возникала мысль, как помириться с Францией без ущерба для себя, пусть даже за счёт прочих союзников. В конце концов, английский король пришел и ушел, а с французами жить и жить.

Как следствие, все затраты, усилия и промежуточные победы Эдуарда III , даже такие большие, как в сражении при Слейсе, к концу 1340 г. пошли прахом. Ни французскую корону, ни даже территориальных приращений получить не удалось. Оборона взяла верх над наступлением.

Английский король извлек урок из неудачи 1340 г. и в походе 1346 г. применил иную стратегию, "стратегический набег", глубокий разрушительный рейд по вражеской территории без попытки прочно удержать ее за собой. В эпоху Столетней войны такой поход обозначался французским словом chevauchee, "шевоше".

Собственно, набег является одним из основных видов боевых действий в Средневековье, с разным успехом совершались они и в предшествующие годы Столетней войны. Однако "шевоше" 1346 и последующих годов отличаются от своих предшественников продуманностью, подготовленностью, масштабностью и многоцелевым характером, далеко выходящим за рамки примитивного грабежа.

Во-первых, такой подход не опустошал, а пополнял королевскую казну и обогащал верных вассалов. Снабжение осуществлялось за счет местных средств, захватывались обильная добыча и пленные для выкупа. Помимо прочего, успех "шевоше" укреплял авторитет удачливого короля среди баронов, идеально соответствуя феодальному представлению о "правильной" войне, и повышал престиж службы в королевской армии. Повышение же престижа, в свою очередь, давало экономию в жалованье – когда солдаты могут надеяться на богатую добычу в будущем, им легче мириться с задержками жалованья в периоды затишья. Кроме того, хороших (а значит, пользующихся спросом) бойцов легче завербовать на "правильную" войну, чем на "неправильную".

Во-вторых, "стратегический набег" приводил к системной деструкции вражеского королевства. Совершающая шевоше армия рассылала впереди себя отряды, сжигающие и уничтожающие всё в полосе 25-30 км (естественно, кроме того, что можно было захватить и увезти с собой). Подданные вражеского государя разорялись и больше не могли платить ему налоги, а значит, содержать войска. Наносился вред торговле. Однако экономический и политический эффект успешного "стратегического набега" выходил далеко за пределы непосредственно подвергнутой ему полосы. Жители обширных территорий, узнавая из преувеличенных рассказов о произошедших ужасах, теряли доверие к центральной власти, к ее способности защитить от внешнего врага. Каждый город, община, сеньор начинали лихорадочную деятельность по ремонту и усилению крепостных стен, закупке оружия, найму воинов, даже если непосредственно им в данный момент ничего не угрожало, причем каждый полагался только на себя. На это самовооружение уходили все ресурсы, уплата же налогов центральной власти задерживалась на неопределенный период или в ней вообще отказывалось.

Казалось бы, такое самовооружение должно было усиливать страну (а под него вводились чрезвычайно тяжелые местные налоги и трудовые повинности). Однако в краткосрочной перспективе эффект получался противоположным. Военные ресурсы как бы размазывались по всей стране, вместо концентрации их в один кулак. Каждое отдельное графство все равно не могло противостоять сильной английской армии, королевская же казна лишалась необходимых поступлений, причем в самый критический момент.

Иногда требовались годы, прежде чем центральная королевская власть оказывалась в состоянии полностью преодолеть последствия испытанного подданными шока, вернуть доверие к себе и восстановить налоговую дисциплину. В военное же время справиться с описанными выше негативными эффектами было невозможно. Невозможно было и без того недостаточные силы тратить одновременно на борьбу с внешним врагом и на насильственное взыскивание налогов, чреватое массовыми восстаниями. Тем более, что феодальное ополчение могло и не одобрить карательные действия по такому поводу.

Переломить вызываемую "шевоше" волну внутренней деструкции, распада единого государства на взаимно ощетинившиеся княжества, могла только решительная победа королевского общефеодального ополчения над вторгнувшимся врагом. Но третьей задачей английского "стратегического набега" было как раз вызвать французскую армию на генеральное полевое сражение в благоприятных для себя условиях. Английская тактика была рассчитана на действия от обороны, следовательно, задачей английского полководца было заставить атаковать врага первым. Разрушение вражеской страны и было таким вызовом на открытый бой, от которого нельзя было уклониться. Причем более компактная и дисциплинированная английская армия всегда успевала первой занять удобную позицию и надлежащим образом построиться, что и принесло ей победы при Креси, а затем Пуатье, Азенкуре, Вернее и т.д.

Естественно, "шевоше" мог быть успешен только при определённых условиях:

1) совершающая рейд армия должна иметь серьезные военные преимущества над численно превосходящим противником;

2) опустошаемая страна должна быть "уязвима изнутри".

Во время рейда 1346 г. оба условия имели место в самой выраженной форме. Английская армия была достаточна дисциплинирована и организована для того времени, у нее имелись серьезные тактические козыри и её опытные командиры умело ими пользовались. Более того, английская "комбинированная" тактика оказалась неожиданной для французов, которых, к тому же, возглавлял недостаточно авторитетный и энергичный предводитель. Важен и тот факт, что Северная Франция уже более столетия находилась в состоянии необычайного для Средневековья внутреннего и внешнего мира. Последние короли – Капетинги, особенно Людовик IX Святой и Филипп IV Красивый смогли не только предупреждать все внешние угрозы, но и эффективно подавить внутренние междоусобицы. От Священной Римской империи Францию 1346 г. защищала цепь первоклассных крепостей, но внутренние провинции были беззащитны. Городские стены и замки там не ремонтировали и не модернизировали на протяжении нескольких поколений, выросшие за это время процветания новые города и пригороды вовсе не имели стен. Городские арсеналы не пополнялись, горожане не утруждали себя военными тренировками, полностью положившись на немногочисленные королевские гарнизоны. В результате английская армия двигалась через Нормандию и Пикардию как нож сквозь масло, запоздалая попытка королевского войска противостоять ей в открытом поле привела к разгрому при Креси.

Столь же успешны были и последующие большие рейды 1349, 1355, 1356 и 1359 гг.

Только когда вся французская территория покрылась современными укреплениями с сильной артиллерией, механической и пороховой, а тактика французской рыцарской армии стала более адекватной (уклонение от решающих сражений и непрерывное "дистанционное слежение" за противником с внезапными атаками на отдельные отряды мародеров), английские "шевоше" стали терять эффективность и английские попытки установить господство во Франции потерпели крах (1370-е годы). Впрочем, этот период выходит за рамки данной статьи.

Стоит отметить также, что Эдуард III не был стратегическим гением, способным сознательно изобретать какие-то новые концепции и безошибочно просчитывать все ходы. Он следовал скорее эмпирически-интуитивным путем, то есть методом проб и ошибок; главным его достоинством можно считать способность своевременно делать выводы из неудач и на ходу вносить корректировки в свое поведение. Так, первоначально он задумывал поход 1346 г. в Гасконь и лишь в последний момент перенацелил его на Нормандию, что оказалось чрезвычайно удачным решением. В момент высадки поход в Нормандию рассматривался как завоевательная кампания, но конкретные обстоятельства заставили превратить его в рейд без удержания территории. Наконец, завершился поход 1346 г. осадой и последующим взятием Кале – также совершенно импровизированное решение, хотя и оказавшееся весьма полезным.

Данный подраздел можно завершить утверждением, что в описываемый период уже стала нормой сложная военная стратегия, причем не только оперативного, но и общегосударственного масштаба. Походу 1346 г. предшествовали мероприятия по изысканию финансовых средств посредством чрезвычайных налогов, внешних и внутренних займов; велись переговоры и заключались соглашения с потенциальными союзниками; искались сторонники и проводники внутри вражеской страны; перед операцией и во время нее проводилась интенсивная пропагандистская работа, как среди своего населения, так и среди вражеского, причем не только среди верхов, но и рядовых граждан; велся интенсивный шпионаж; проводились контрразведывательные мероприятия, как активные (арест подозрительных лиц), так и пассивные (закрытие портов после выхода флота с экспедиционной армией с целью предотвращения утечки информации); противник целенаправленно дезинформировался относительно направления главного удара; эта дезинформация дополнялась имитацией ударов с других направлений (демонстративная посылка отряда Хью Гастингса в Фландрию) с целью разделить вражеские силы; своя страна была разделена на округа с конкретными задачами (север противостоял шотландцам, юг – набегам франко-генуэзского флота, в центральной части вербовались войска для отправки во Францию); во время похода штаб Эдуарда III через гонцов оперативно снабжался информацией о положении дел на других театрах боевых действий (во Фландрии и Гаскони) и в Англии, что оказывало влияние на принимаемые решения. Подобные же меры принимались и французским двором, но менее энергично и в меньших масштабах. Примечательно также, что в это время короли начали осознавать важность технических достижений: Эдуард III лично интересовался испытанием пороховых устройств, известны его крупные заказы на пушки и спрингалды. В этом уже можно усмотреть зачатки военно-промышленной политики. Энтузиасты новых адских машин были и с французской стороны, правда, более низкого ранга, зато в большем количестве. Все это свидетельствует о начавшемся преодолении средневекового созерцательного мышления, сломанного в следующем, XV веке.

 

2.4. Анализ предвзятых представлений о битве при Креси.

 

Сражение при Креси, как один из самых выразительных эпизодов средневековой военной истории, активно используется для поддержки множества устоявшихся представлений, ставших "каноническими" благодаря авторитету ряда видных историков второй половины XIX – первой половины XX века. Выдвинутые ими тезисы без конца переписываются и сегодня, хотя они в значительной мере пересмотрены западноевропейской военно-исторической наукой последних десятилетий. Эти тезисы, вызванные стремлением "упростить" и "систематизировать" военную историю посредством отсеивания неудобных фактов, в действительности создают весьма искаженное представление о военном деле того времени. Особенно если на них накладываются националистические пристрастия или антипатии, неважно, пронемецкие, как у Дельбрюка, прорусские/советские, как у Разина, проанглийские, как у Омана и т.д. Некоторые из таких тезисов, связанные со сражением при Креси, будут рассмотрены ниже.

 

2.4.1. Битва при Креси как начало торжества пехоты над конницей.

 

Представление, будто бы с начала XIV века начался процесс вытеснения конницы, как "реакционного" вида вооруженных сил пехотой, как "прогрессивным" видом, сложилось в конце XIX века и опирается на авторитет выдающегося немецкого историка Ганса Дельбрюка. Любопытно, что главный советский авторитет Е.А. Разин, активно критикуя Дельбрюка в частностях, полностью поддерживает и даже усиливает этот тезис, вероятно, потому, что тех же взглядов придерживались социалисты Ф. Энгельс и Ф. Меринг. Невольно возникают ассоциации со столь же догматической абсолютизацией экономических отношений и классовой борьбы в марксистском понимании истории как таковой.

Примером наиболее концентрированного выражения данной точки зрения может служить уже упомянутая в начале подраздела 2.1. цитата из российского издания 2000 г. "Всемирной истории войн" Р.Э. и Т.Н. Дюпюи (примечательного своей "свежестью" и претензиями на энциклопедичность). В ней не только утверждается главенство пехоты над конницей в европейских войнах после середины XIV века, но и называется битва при Креси (1346 г.) в качестве конкретного "исторического рубежа".

Несостоятельность превращения частного случая, битвы при Креси, в некую "отправную точку", подтверждается тем уже упомянутым выше фактом, что с 1322 г. ему предшествовали четыре сражения, пусть и менее крупных (Боробридж, Дапплин-Мур, Халидон-Хилл, Морле), в которых использовалась совершенно та же тактика, и сражение при Фолкерке (1298 г.), в котором английские пешие лучники и конные рыцари взяли верх над шотландскими пешими копейщиками. С другой стороны, столетие спустя именно тяжелая конница нанесла решающий удар английским войскам при Пате (1429 г.), Форминьи (1450 г.) и Кастильоне (1453 г.). Наконец, специфическая английская тактика в принципе могла применяться единственным государством в Европе из-за отсутствия у других столь же квалифицированных лучников и поэтому является исключением в общеевропейском военном искусстве.

Столь же несостоятелен данный тезис и применительно к пехоте в целом, включая тяжелую. Её возможности были продемонстрированы еще ломбардской коммунальной милицией в битвах при Леньяно (1176 г.) и Кортенуово (1237 г.). Эффективное взаимодействие конницы и пеших арбалетчиков было продемонстрировано еще в битве при Арзуфе (1191 г.) во время III крестового похода. За яркой победой фламандцев при Куртре (1302 г.) последовали поражения от конных рыцарских армий при Мон-ан-Певеле (1302 г.), Касселе (1328 г.), Сен-Омере (1340 г.), Розебеке (1382 г.), даже непобедимые швейцарцы проиграли битву при Сен-Жакоб-ан-Бир (1444 г.), когда их баталия из 2-3 тыс. чел. была уничтожена французской рыцарской конницей.

Правильнее было бы сказать, что с начала XIV века европейское военное дело ускорило свое развитие, начало вновь усложняться и все полнее использовать специфические возможности различных родов войск. Соответственно, начал восстанавливаться и баланс между конницей, тяжелой пехотой и стрелками, ранее неоправданно сдвинутый в пользу тяжелой конницы по конкретным социально-экономическим причинам, подобно тому, как в античном Средиземноморье он был сдвинут в пользу тяжелой пехоты. Сражение при Креси внесло свой вклад в этот процесс "заполнения пропусков", в его частных условиях был успешно применен один частный способ военной организации и тактики, впоследствии еще несколько раз успешно примененный при подобных обстоятельствах и неуспешно – при других.

 

2.4.2. Битва при Креси как победа регулярной английской армии над феодальным французским ополчением.

 

Еще одним из таких полуистинных-полуложных представлений о битве при Креси является точка зрения, что в нем регулярная наемная английская армия взяла верх над французским феодальным ополчением. В действительности обе страны, и Англия, и Франция, на протяжении всего XIV века находились в процессе перехода от традиционного "бесплатного" феодального рыцарского ополчения к регулярной постоянной наемной армии. В 1346 г. Англия в самом деле опережала Францию на этом пути, однако было бы совершенно неверным считать английское войско при Креси регулярной армией в современном смысле этого слова, с четкой единообразной иерархией, снаряжением, дисциплиной и т.д. Здесь скорее можно говорить о "наемном ополчении", о причудливом сочетании наемного принципа с территориально-клановой организацией. Английские короли не могли содержать большую постоянную армию по финансовым причинам. Их войско собиралось только на период военной кампании, обычно на несколько месяцев, и затем распускалось.

Как строилась английская армия в это время? Обязательная "бесплатная" 40-дневная феодальная служба в правление Эдуарда III была окончательно заменена эквивалентными денежными платежами. Их, однако, было недостаточно для ведения продолжительных крупномасштабных боевых действий, поэтому к каждой кампании накапливались средства и из других источников – чрезвычайных (разовых) налогов, займов и т.д. Итак, собрав средства (или будучи уверен, что сможет их собрать в нужные сроки), король прикидывал, какую армию и на какой срок он сможет собрать исходя из устоявшихся ставок найма и устоявшегося соотношения родов войск (при Эдуарде нормальным считалось соотношение латников к лучникам как 1:3). Затем он призывал к себе ведущих лордов (обычно графского уровня), пользующихся его личным доверием и известных опытностью в военном деле, и обсуждал с ними, сколько бойцов каждого вида и за какую плату они могут выставить.

Когда общая устная договоренность была достигнута (между прочим, даже столетие спустя некоторые известные английские военачальники, вроде Джона Талбота графа Шрусбери, были практически неграмотными), клерки оформляли и детализировали ее в виде контракта, называвшегося indenture, "инденче" ("зубчатка"), так как он состоял из двух идентичных экземпляров, изначально написанных на одном пергаменте, разрезанном затем зубчатой линией. В этом контракте подробнейшим образом оговаривалось, сколько воинов каждого вида должен представить "капитан", с каким оружием, на сколько дней, за какую плату. Для своего времени indenture был очень передовым документом; в других странах также составлялись договоры с наемниками, но они были намного менее подробны. Некоторые из этих контрактов дошли до наших дней, являясь бесценными источниками для установления подлинной численности и структуры английских армий того времени.

Хотя такие контракты и были, в принципе, единообразны, они могли заключаться как с крупными лордами ("большими капитанами") на пару тысяч бойцов, так и с мелкими баронами всего на несколько десятков человек. Мелкие контракты обычно составлялись уже в ходе боевых действий, когда за счет текущих денежных поступлений спешно набирались подкрепления для действующей армии. Но в нормальных условиях короли, естественно, предпочитали крупные контракты.

Заключив контракт, лорд назначал капитанов, занимавшихся непосредственной вербовкой и затем становившимися командирами среднего звена. Естественно, в капитаны попадали люди из ближайшего окружения лорда – его родственники, наиболее доверенные вассалы, кастеляны (управляющие замками и имениями) и т.д. В свою очередь, капитаны также предпочитали вербовать людей из своей округи, связанных с ними теми или иными узами. С одной стороны, таким рекрутам они могли доверять; с другой стороны, служба за счет королевской казны считалась выгодной и не подобало, чтобы такой заработок уходил посторонним людям. Часто эта вербовка была "добровольно-принудительной" – какому-нибудь леснику, метко стреляющему из лука, или бедному родственнику, ловко владеющему мечом, было очень трудно отклонить "приглашение" своего лорда сопровождать его в поход, даже если у этого человека и не было никакого желания тащиться куда-то за море.

Кроме платы, дополнительным средством привлечения в армию были королевские "письма защиты" (letters of protection), гарантировавшие освобождение от преследования по уголовным делам. В армии 1346 г. от 2 до 12% личного состава имели такие письма (причем более вероятна большая цифра), из них три четверти преследовались за убийство или нанесение тяжких телесных повреждений.

Важно отметить, что структура английской армии была вполне феодальной, что говорит о ее переходном характере. Она состояла из отрядов самой разной численности и состава, от нескольких десятков до полутора тысяч человек. О переходном характере говорит и относительная краткосрочность английских контрактов. Поэтому, в частности, английским королям хорошо удавались грабительские набеги-"шевоше", но намного хуже – ведение длительных осад и постоянное удержание территории.

Здесь необходимо коротко обрисовать социальную структуру английского общества, имевшую выраженный клановый характер. Современные английские историки поражаются контрасту, наблюдающемуся между тем, что считается английским национальным характером наших дней, и образом жизни средневекового английского лорда. Современный англичанин ценит "частную жизнь" и бережлив; средневековый лорд был постоянно окружен огромной толпой челяди, на которую он тратил львиную долю своих доходов. Каждый лорд того времени имел свое retinue; это трудно переводимое слово означает окружение феодала, связанное с ним самыми разными формальными и неформальными узами и так или иначе кормившееся около него. В него входили всевозможные близкие и дальние бедные родственники, в условиях майората не получавшие наследства и вынужденные играть роль охранников, управляющих и просто прихлебателей; обычные наемные воины; всевозможные слуги, конюхи, егеря; ближайшие вассалы и их родственники, сопровождавшие своего сеньора, прислуживающие, помогающие ему и вместе развлекающиеся. Это retinue имело и "внешнее" продолжение в виде привилегированной сельской верхушки – лесников, старост, мельников, зажиточных свободных арендаторов, формально независимых йоменов и рыцарей, фактически бывших клиентами естественного лидера – лорда (обычно по совместительству мирового судьи, главы местного самоуправления и представителя в парламенте). Лорд подкармливал и защищал этих клиентов как в спорах с соседями, так и в королевском суде, они, в свою очередь, защищали лорда. От многочисленности и боеспособности retinue в огромной степени зависел авторитет лорда, а во время регулярно случавшихся внутренних смут – само его выживание. Поэтому эти люди получали и регулярную военную тренировку. Отношения внутри клана представляли собой некую переходную смесь от традиционных германских отношений между дружинниками и вождем к классическим феодальным отношениям сеньора и вассала; прагматично-денежные связи присутствовали, но были замаскированы личными отношениями. Подтверждением вышесказанному служат случаи самопожертвования сквайров и рядовых рыцарей, фиксировавшиеся время от времени в начале Столетней войны.

Тут будет кстати сказать о происхождении знаменитых английских лучников. По романам XIX века у многих сложилось впечатление, будто чуть ли не каждый свободный крестьянин средневековой Англии был метким стрелком. По-видимому, это не так. Примечательно, что самая большая английская армия Столетней войны, собранная под Кале в 1347 г., имела всего 20 тысяч лучников; несколько тысяч, вероятно, находились в это время на границе с Шотландией (судя по тому, что во время битвы при Невиллс-Кроссе 17 октября 1346 г. там было всего 6-7 тысяч солдат всех видов). Население Англии в это время составляло 4-5 миллионов человек. Существуют многочисленные свидетельства, что набор дополнительных партий квалифицированных лучников во время Столетней войны численностью всего в тысячу-другую человек был сопряжен со значительными трудностями. Все это заставляет предполагать, что количество подходящих кадров было на самом деле ограничено и не превышало нескольких процентов от всего населения. Вероятно, лучники вербовались из двух источников: а) из окружения лордов-"капитанов" (охранников, егерей, лесников, зажиточных арендаторов), б) посредством "набора по графствам" из свободных крестьян, преимущественно, из Южного Уэльса с прилегающими с английской стороны пустошами Марша. Любопытно также, что по оценкам Роберта Харди (исходящим из размера луков, найденных на затонувшем в 1545 г. корабле "Мэри Роуз") рост лучника колебался от 170 до 185 см (что существенно превышает средний рост для того времени) и их должна была отличать недюжинная физическая сила (луки имеют натяжение от 45 до 80 кг).

Во времена битвы при Креси retinue феодалов, с которыми заключались контракты-indenture, состояли примерно из равного числа тяжеловооруженных и лучников, остальные лучники набирались королевской канцелярией напрямую в графствах. С ходом времени 1-й источник все более вытеснял 2-й, и "наборы по графствам" почти прекратились. Исследователи отмечают также постепенное сужение базы, из которой набирались лучники.

С другой стороны, было бы ошибкой считать французскую армию таким же бесплатным феодальным ополчением, как в XIII веке и ранее. После реформ Филиппа IV Красивого 1303-4 гг., напоминающих более позднюю английскую организацию, произошел откат назад, дорого обошедшийся в начале Столетней войны, тем не менее, какое-то влияние они оказали. Французские короли на постоянной основе держали несколько тысяч наемных воинов, стоявших гарнизонами во всех крупных городах и крепостях, очень характерно и присутствие нескольких тысяч наемных арбалетчиков при Креси. Впрочем, и ополчение было "условно-бесплатным". Бесплатно рыцарь был обязан служить только 40 дней в году, причем и в это время его часто приходилось снабжать за счет казны.

В то же время французское наёмничество резко отличалось от английского. Английский король нанимал целый клан, состоящий только из англичан и связанный между собой неформальными узами. Напротив, французский наемник служил только за деньги и часто был иностранцем. Поэтому надежность и боевая устойчивость французских наемников была много ниже, даже если они и обладали превосходными профессиональными качествами. К тому же французские контракты не идут ни в какое сравнение по детальности и продуманности с английскими indenture.

Можно сказать, что английским королям удалось сочетать преимущества наиболее разработанных методов найма с преимуществами менее разложившегося и потому более сплоченного феодального общества. Напротив, во Франции устаревшие организационные формы накладывались на более "развитое" общество, в котором клановая солидарность была значительно сильнее разъедена товарно-денежными отношениями.

 

2.4.3. "Врождённая" недисциплинированность рыцарской армии.

 

Еще один "популярный" тезис, который любят подкреплять ссылкой на сражение при Креси – о недисциплинированности рыцарского ополчения, причем не только конкретно французского при Креси, но и всякого вообще. Тут уместно привести цитату из Е.А. Разина (не потому, что он является авторитетом в средневековом военном деле, а поскольку его всё еще можно считать наиболее популярным русскоязычным компилятором – выразителем взглядов историков конца XIX – начала XX века, от Ф. Энгельса до Г. Дельбрюка): "Феодальная система по своему происхождению была военной организацией, но эта организация была враждебна всякой дисциплине. Это выражалось, во-первых, в непрерывных восстаниях отдельных крупных вассалов; во-вторых, в том, что отдача приказаний превращалась в шумный военный совет и неисполнение приказаний было обычным явлением; в-третьих, в том, что бой не подготавливался, обычно он начинался и протекал неорганизованно".

Для средневекового рыцарства, действительно, была чужда механическая обезличенная дисциплина современной регулярной армии, предполагающая слепое и безусловное подчинение младшего по званию старшему, даже если младший по званию видит старшего впервые в жизни. Но система отношений современной армии не является единственной, на которой могут строиться отношения подчинения-начальствования. В феодальном ополчении существовали своя достаточно жесткая и определенная иерархия и своя система представлений о долге, позволяющая старшему по званию манипулировать младшими. Эта "манипуляция" строилась более сложным образом, чем в современной армии, и потому была менее надежной, тем не менее, нет никаких оснований считать феодальное ополчение хаотичным сборищем одиночек, почитающих лишь непосредственного сюзерена.

Средневековый командир должен был соблюдать определенный этикет по отношению к нижестоящим рыцарям, должен был обращаться к ним не как к нижним чинам, а как к "соратникам", "предлагать" или даже "просить", а не приказывать, но от его "просьб" нельзя было отказаться почти так же, как в современной армии – отказ рассматривался как предательство феодального долга и за ним могли последовать конфискация владений и тюрьма. Правда, твердость дисциплины в средневековом рыцарском ополчении в огромной степени зависела от личного авторитета главнокомандующего. Как вкратце было объяснено в конце раздела 1.1., власть средневекового короля была следствием "добровольного соглашения" феодалов и держалась лишь до тех пор, пока большинство ее признавало хотя бы пассивно, а меньшинство готово было поддерживать активно, по приказу короля расправляясь с каждым из ослушников. Когда король принадлежал к утвердившейся династии и его авторитет носил "сакральный", безусловно признанный характер, столь же безусловно признавалось и его право на исполнение его приказов подданными, от простого рыцаря до герцога. Это теоретическое право превращалось в практическое, когда король обладал и личным авторитетом, твердым характером, опытом, знанием феодального права, взаимоотношений между вассалами и умением находить нужный тон с ними. Заметим, что последние, "приобретенные" качества воспитывались у каждого представителя высшей знати с детства. Близкими к описываемому периоду примерами таких королей могут служить английский Эдуард I и французский Филипп IV Красивый. Когда они командовали армией, не выполнить их приказ было немыслимо, причем их авторитет вполне передавался и назначаемым ими частным командующим.

Возвращаясь к цитате из Е.А. Разина, отметим, что перед сражениями в это время, действительно, устраивались военные советы (игравшие роль штаба), но решение на них принималось отнюдь не большинством голосов – командующий, по сложившимся вполне разумным правилам, должен был выслушать мнение присутствующих, но конечное решение принимал сам, и оно было обязательно для выполнения всеми. Неверно и утверждение о произвольном начале сражений в это время – при Креси, Касселе, Мон-ан-Певеле, Куртре атаки начинались по приказу командующего.

Выше уже много говорилось о причинах, подорвавших авторитет Филиппа VI к моменту битвы при Креси. Он принадлежал к новой, хотя и общепризнанной, но еще не "сакрализованной" династии Валуа, обладал весьма посредственными способностями, явно уступавшими способностям его противника, и дискредитировал себя пассивностью в предшествующих кампаниях. В глазах подданных его "соответствие занимаемой должности" оказалось поставленным под сомнение, причем сам мнительный король даже преувеличивал падение своего авторитета, что побуждало его к неоправданно рискованным действиям. Не принимать в расчёт эти факторы нельзя. Когда Филипп VI только что вступил на трон в 1328 г., ему сразу же пришлось вести войну с восставшими фламандцами. В этом походе его армия сохраняла образцовый порядок и сражение при Касселе провела в полном соответствии с намеченным планом, сумев выполнить достаточно сложные маневры (окружение противника ударом с флангов, преднамеренное размыкание кольца и последующее энергичное преследование отступающего противника). При Креси Филипп оказался не в состоянии действовать столь же расчетливо и хладнокровно, в чем отчасти был повинен и его более инициативный противник. Однако хаос во французском войске во время продвижения к Креси следует объяснять не столько отсутствием дисциплины как таковой, сколько недостатком организации, особенно применительно к такой большой и разнородной армии, неспособностью четко и своевременно доводить приказы до отдельных частей и проверять их исполнение. В большой степени это было вызвано отсутствием ясного плана действий у Филиппа VI. Если бы у него хватило воли и здравомыслия довести до конца свое первоначальное решение и остановить свою армию перед Креси на ночлег, на следующее утро он наверняка смог бы провести более взвешенный военный совет и расположить войска более упорядоченно. Нет никаких свидетельств того, что кто-то открыто отказывался выполнять его приказы. Тот факт, что первыми в бой были пущены арбалетчики, также исключает версию о самопроизвольном начале атак французских рыцарей – пехотинцы никак не могли сами обогнать всадников.

В заключение этого подраздела заметим, что хотя англичане и превосходили французов в это время по части дисциплины, переоценивать эту разницу не следует, особенно если учесть меньшие размеры их армий (что само по себе обеспечивало лучший внутренний контроль и управляемость), лучшие качества их командующих в данное время, их стремление вести бой из подготовленной обороны и тот факт, что пребывание на вражеской территории само собой способствует сплочению. Во время марша к Креси и английская армия была далека от образцового порядка, отдельные отряды занимались грабежом, не обращая внимания на королевские запреты, многие корабли тут же дезертировали, как только захватили достаточную добычу, нападение на Кан было совершено импровизированно и вопреки королевскому приказу остановиться (хотя это и послужило на пользу в данном конкретном случае). Непосредственно при Креси англичане имели время построиться и подготовиться к битве, тогда как французы наступали почти с ходу, не успев подтянуть отставшие части.

 

2.4.4. "Классовое" пренебрежение к пехоте.

 

До сих пор затаптывание генуэзских арбалетчиков в сражении при Креси приводится в качестве наглядного подтверждения тезиса, что средневековые феодалы пренебрегали пехотой, состоящей из простолюдинов, и с легкостью ею жертвовали, даже если практическая необходимость и требовала ее задействовать.

 

Рис. 13. Въезд английского сеньора в город

 

У подобного мнения есть некоторая основа, тем не менее, оно очень искажает истинное положение дел. Прежде всего, при Креси рыцарская конница смяла не крестьян-ополченцев, а высокооплачиваемых наемников, приглашенных из-за тридевять земель по тогдашним понятиям за свои профессиональные качества. Само присутствие такой массы специализированных пеших воинов никак не свидетельствует о низкой оценке их возможностей; большое количество итальянских и южнофранцузских пеших стрелков участвовало и во всех предыдущих крупных битвах, до Куртре (1302 г.) и ранее. Более того, многие тысячи пеших наемников, арбалетчиков и тяжеловооруженных, на постоянной основе служили во Франции, составляя гарнизоны множества городов и замков. Можно отметить участие и многочисленных пеших ополчений с французской стороны во многих боях 1346 г., включая Кан, Бланштак и Креси. Боеспособность их была низка и пользы от них оказалось мало, но это свидетельствует только об объективной невозможности получить хорошую пехоту в социальных условиях Франции XIV века, но не о недооценке ее возможностей со стороны французских королей.

Особо следует остановиться на злосчастном требовании короля Филиппа VI "убивать весь этот сброд" и готовности, с которой рыцари его выполнили. Этот эпизод нельзя расценивать как простую демонстрацию дворянской спеси. Граф Алансон и его рыцари никогда прежде не сталкивались с английской тактикой массированного обстрела, не отдавали себе отчета в ее эффективности, да и сам Филипп VI явно знал о ней только теоретически. Поэтому, когда несколько тысяч прославленных генуэзских арбалетчиков после считанных залпов англичан, даже без особой перестрелки, бросились наутек, это было воспринято как трусость и предательство, тем более возмутительные, что исходили от воинов-профессионалов, получавших большие деньги и на которых возлагались большие надежды. Не так уж был не прав Филипп VI, когда назвал наемников "сбродом". Это были, в самом деле, люмпенизированные выходцы из городских низов, к тому же итальянцы, чужаки-южане, традиционно воспринимавшиеся в северной Франции без уважения. Невольно припоминается старинное русское слово "сволочь", изначально обозначавшее именно иностранных наемников. Трудно припомнить случай, когда бы французская рыцарская конница в подобных обстоятельствах передавила бы французских пехотинцев.

 

Источники

 

С французской стороны сражение при Креси известно, прежде всего, по хронике Жана Фруассара (1361 г., пересмотрена в 1376 г.), а также сочинениям Льежского каноника Жана ле Бель (Le Bel, 1290-1370) и флорентийца Джованни Виллани (1276-1348), "Большим французским хроникам", "Истории Фландрии" и т.д. С английской стороны к ним добавляются письма Томаса Брадвардайна (Bradwardine), Майкла Нортбурга, Ричарда Уинкли, "Acta bellicosa", "Хроника Ланеркоста" и проч.

Основным источником фактов для данной статьи послужила книга Джонатана Сампшена "Испытание битвой" (Jonathan Sumption "Trial by battle", London, 1999, карты John Flower), которая содержит и обширную библиографию. В "Trial by battle" подробнейшим образом описан весь начальный период Столетней войны (1328-1347 гг.). К некоторым недостаткам можно отнести урезанный анализ описываемых событий и поверхностное знакомство автора с техникой того времени, особенно осадной. Однако как источник фактов это очень полезное издание. Впрочем, сражению при Креси посвящено очень много книг на английском языке; подробное описание событий можно, наверное, извлечь из каждой из них. Дополнительно данная статья была сдобрена прямыми цитатами из Фруассара, взятыми из англо– и франкоязычных сайтов в Интернете. Что касается "аналитической" части, она основана на "Arms, armies and fortification in the Hundred Years War" edited by Anne Curry and Michael Hughes (1999), особенно статья Robert Hardy "The Longbow", откуда заимствована великолепная схема битвы при Креси, и "Medieval Warfare, a History" edited by Maurice Keen (1999).

Публикация:
XLegio © 2001