Несколько ответов на «реплики по поводу корректности рецензирования»

Я весьма признателен Д. П. Алексинскому, который обратился к моей рецензии на книгу Ю. А. Виноградова «“Там закололся Митридат…”: Военная история Боспора Киммерийского в доримскую эпоху (VI—I вв. до н. э.)» – всегда лестно увидеть внимание к своей работе¹. Наличие же самой критики в дальнейшем ведет к положительным моментам: корректировке мнений, правильной расстановке акцентов и т. д. Можно также поблагодарить рецензента за ценные дополнения по поводу втоков копий и уточнения размеров щита из погребения у Карантинного шоссе. Более того, я соглашусь с оппонентом в том, что моя рецензия на книгу Ю. А. Виноградова написана в достаточно агрессивном стиле и что научно-популярную книгу следует анализировать в ином ключе, нежели научную. Но выбор стиля зависит от автора, он субъективен, как и любое другое авторское сочинение. Конечно, верен общий настрой Д. П. Алексинского на то, чтобы в критических замечаниях соблюдать научную этику и я, в отличие от самого Д. П. Алексинского, в рецензии не перехожу на личности, как это делает критик, безапелляционно заявляя: «многие высказывания … смотрятся просто нелепыми», «пространный пассаж … смехотворен», «такое понятие, как «метафора», рецензенту незнакомо», «…невнимательность, чтобы не сказать наивность», «не менее комично смотрится следующий пассаж». Конечно, для Д. П. Алексинского – эти выражения находятся в рамках научной этики. Для него только научные бонзы не могут быть подвержены критике – они уже заняли свое бронзовое место на гранитном пьедестале, а всем прочим «не должно сметь свое суждение иметь».

Для Д. П. Алексинского вполне нормально критиковать по принципу: «дурак – сам такой». Он пишет: «некоторые упреки, прозвучавшие в рецензии, хочется сразу же вернуть самому рецензенту», для которого характерен «тяжелый» стиль; который ссылается на пергамские колесницы как на кельтские; а еще великий специалист-сарматолог А. В. Симоненко оказался недоволен моей книгой о сарматах (в прим. 40)². Конечно же, данные сюжеты прямо относятся к моей рецензии на работу Ю. А. Виноградова! Тем не менее, следует сказать, что в примечании 30, Д. П. Алексинский странным образом приводит ссылку на критику казанского антиковеда О.Л. Габелко моего рассмотрения «Слоновьей битвы» Антиоха I, но не дает ссылку на мой ответ на данную критику³. Что это, подтасовка фактов или незнание библиографии – сложно сказать.

Далее, очень авторитетный сарматовед А. В. Симоненко, на приводимых Д. П. Алексинским номерах страницах⁴, в первом случае нейтрально отозвался о моей книге, констатируя факт ее появления, а во втором – объявил все современные научные и научно-популярные работы о сарматских катафрактах «fantasy», ведь в этих работах переоценивается роль катафрактов в сарматском военном деле и они считаются особым родом войск у сарматов. Хотя, если бы А. В. Симоненко удосужился прочитать (или просмотреть) мою книгу, то увидел, что я-то как раз считаю наоборот: катафрактов было немного и они не составляли отдельного рода войск⁵.

Теперь обратимся собственно к рецензии на книгу Ю. А. Виноградова и критике на нее. Надо заметить, что во всех своих рецензиях большую часть места я отвожу критическим замечаниям. И это нормально – одни похвалы в рецензии выглядели бы странно. Хотя книга Ю. А. Виноградова и научно-популярная, но в ней присутствует научный аппарат и содержащийся в ней фактический материал должен соответствовать историческим фактам и реалиям, по крайней мере, как они нам известны. В рецензии я отмечаю и положительные моменты книги Ю. А. Виноградова (с. 104, 110), однако Д. П. Алексинский резюмирует «Редкие и, похоже, случайные более-менее дельные замечания, справедливости ради, тоже присутствующие в рецензии, попросту теряются среди малоубедительных или вовсе необоснованных, но категоричных нападок» и «все критические выпады рецензента… могут быть оспорены». При этом, казалось бы, критик должен был развеять все мои замечания, но нет: он выбрал лишь часть из них, с оставшимися, как бы по умолчанию, согласившись.

Значительную часть моих замечаний Д. П. Алексинский считает придирками «к несущественным мелочам или просто к фигурам речи», да и «Стоило ли вообще столь обстоятельно обсуждать этот вопрос?» - заявляет он, ведь мои «эскапады… выглядят здесь не вполне уместно». Рассмотрим конкретные критические замечания оппонента.

Д. П. Алексинский пишет: «В одном и том же абзаце рецензент противоречит сам себе, сначала упрекнув Ю. А. Виноградова, пишущего о сомнительности успешного применения фаланги и легионного построения в условиях причерноморской степи, а затем, в полном согласии с только что оспоренным высказыванием, утверждая, что применение фаланги в степи “бесполезно с тактической точки зрения”». У меня в соответствующем месте написано (с. 105): «Уже в первой главе книги Ю. А. Виноградов почему-то считает, что фалангу и легион нельзя было успешно использовать в условиях Северного Причерноморья (с. 9), хотя действия фаланги Диофанта, вооруженной по-македонски (то есть особо не приспособленной к различного рода маневрам), и снаряженные по-римски когорты Юлия Аквилы доказывают обратное. ... Вряд ли гоплиты выходили в поле против варваров, в частности, против скифов, конных лучников, как это предполагает автор (с. 30). Это было бесполезно с тактической точки зрения: без сильной конницы, которая могла бы на равных сражаться со всадниками, это было бы неэффективно. Конные лучники просто бы отступали и обстреливали бы малоподвижных пеших». В первом случае речь идет об общей стратегии, а во втором – о тактике. Противоречия тут нет.

По Д. П. Алексинскому, «Пространный пассаж, посвященный рецензентом скифскому вооружению, якобы недостаточно освещенному в книге, смехотворен. Для Ю. А. Виноградова данный сюжет (в формате рассматриваемой книги) занимает, скорее, факультативное место». Между тем Ю. А. Виноградов посвятил этому «смехотворному» сюжету целую вторую главу книги, – видимо, сюжет всё же важен для автора, учитывая влияние на военное дело греков Северного Причерноморья автохтонного населения.

Критик поддерживает категоричное мнение Ю. А. Виноградова о том, что «скифские панцири «всегда оставались своими – «родными» чешуйчатыми» (с. 22), что «вполне соответствует наблюдаемой в археологии картине». При этом сам Д. П. Алексинский говорит о возможности ношения греческих доспехов местным населением. На мое замечание о «панцире греческого типа у пехотинца, изображенного на гребне из кургана Солоха» (с. 105), критик недоуменно восклицает: «При чём же здесь тип? Тут можно говорить только о сходном облике – и материал, и покрой данного панциря отличны от греческих аналогов». Видимо, он знает, что данный панцирь не был импортным, и точно установил, из какого материала сделан.

Рецензент пишет: «в популярных сочинениях, адресованных широкому кругу читателей, гипотетические построения обычно сведены к минимуму, а важнейшие факты подаются в той трактовке, которая признана академической наукой». Данный пассаж, в принципе, вполне можно поддержать. При этом тогда странно, что Д. П. Алексинский в своей апологии противоречит сам себе и защищает нетрадиционный термин Ю. А. Виноградова для назатыльника шлема «нашейник», т. е. защита шеи, что в русской культуре ассоциируется скорее с собачьим «ошейником». Также критик подробно разбирает типологические особенности греческих шлемов, категорически утверждая, что «малоазийские шлемы IX/ VIII– VII вв. тут совершенно ни причём», они никак не связаны с греческим фригийским типом, хотя П. Динцис, написавший капитальную монографию по греческим шлемам, усматривает эту связь⁶.

Критик заявляет, что я придираюсь «к несущественным мелочам или просто фигурам речи, воспринятым буквально». Ярким примером подобной тенденциозности является следующий пассаж из моей рецензии: «“Гоплиты в фаланге, как считает автор, стояли «плечом к плечу» (с. 30), однако ясно, что небольшие интервалы между воинами были необходимы им для действия копьями”. Складывается впечатление, что такое понятие, как «метафора», рецензенту незнакомо». А вот соответствующий текст Ю. А. Виноградова: греческая фаланга представляла собой «линейный боевой порядок тяжеловооруженных пехотинцев («гоплитов»), тесно сомкнутый в шеренги, число которых в классическое время обычно достигало восьми. Воины строились в длинные шеренги плечом к плечу и одновременно в ряды в затылок друг другу…». И где же тут метафора или то, что критик подразумевает под этим словом? Речь ясно идет именно о сверхкомпактном построении гоплитов типа македонского синаспизма, нехарактерного для греческой фаланги.

Д. П. Алексинский констатирует: «Это такая же нелепая придирка, как назидательное рассуждение рецензента о “боевых порядках” варваров. Ведь совершенно очевидно, что Ю. А. Виноградов противопоставляет «правильное» построение эллинов «неправильному» варварскому, в полном согласии с античной традицией, ссылаясь на Страбона (VII, 3, 17) … вдаваться в тонкости такого рода по периферийному вопросу – для популярной книги, по меньшей мере, избыточно». В соответствующем месте Ю.А. Виноградов пишет: «Недостатков у фаланги … было немало, но достоинства ее в сравнении с боевыми порядками (точнее, отсутствием таковых) у потенциальных противников просто неоспоримы. В полной мере можно согласиться с древним географом Страбоном, который, вероятно, не очень преувеличивал, когда писал, что «против сомкнутой и хорошо вооруженной фаланги всякое варварское племя и легковооруженное войско оказывается бессильным» (с. 31). В данном случае простое повторение свидетельства Страбона и присоединение к нему без всяких оговорок выглядит с научной точки зрения ошибочным.

Д. П. Алексинский, рассуждая о смерти Сатира, заявляет: «Но стоило ли вообще столь обстоятельно обсуждать этот вопрос? Ведь у Ю. А. Виноградова написано следующее: «В завязавшемся бою Сатир был ранен копьем в руку, рана оказалась столь серьезной (может быть, копье было отравлено), что этой же ночью царь скончался». То есть Ю. А. Виноградов не “полагает”, а высказывает предположение в скобках (!) и в необязательной форме. В подобном предположении нет ничего невероятного на фоне отмеченного источником факта скоропостижной смерти Сатира». Следует заметить, что научное предположения надо строить на основании известных данных – у нас есть многочисленные известия лишь об отравленных стрелах, а информация о другом отравленном оружии отсутствует и это, очевидно, не случайно.

Далее критик замечает, цитируя мою рецензию: «“Термин «катафрактарий» автор переводит с греческого языка как «прикрытый доспехом» (с. 108), хотя catafractarius — это латинское название конника, образованное от греческого наименования панциря”. Между тем, предложенное объяснение термина (а не прямой перевод) вполне корректно». Действительно, как объяснение данного термина фраза Ю.А. Виноградова выглядела бы вполне корректно, но он пишет-то «в переводе с древнегреческого» (с. 108), а переводить латинское слово с древнегреческого не стоит.

Критик негодует: «И уж определенно ниоткуда не следует, что автор “считает, что лишь металлическую кирасу греки именовали «торакс». Если читать книгу не по диагонали, это совершенно очевидно». Ю.А. Виноградов в рассматриваемом месте пишет: «Что касается металлического доспеха, то с течением времени он трансформировался в элегантную «мускульную кирасу» (или «анатомический» панцирь), название которой, закрепившееся в научной литературе, происходит от четкой моделировки мышц живота, груди и спины на ее поверхности. Греки, очевидно, называли этот доспех “торах”» (с. 37-38). Совершенно очевидно, что Ю.А. Виноградов обыгрывает тут греческое значения слова θώραξ – «грудь» и «панцирь» и, как можно понять, полагает, что именно так греки именовали металлическую кирасу. И далее по поводу панцирей Д. П. Алексинский сурово замечает: «Что же касается полотняных панцирей (знакомых, кстати, не только Гомеру, но и Алкею), то, полемизируя с Ю. А. Виноградовым относительно их распространённости в архаический период, рецензент договаривается до того, что оспаривает непререкаемый для историка примат письменного источника, ссылаясь на иконографию (и неизбежно вступая на зыбкую почву произвольных интерпретаций и догадок)». В моей рецензии написано: «Относительно полотняных панцирей никак нельзя утверждать, что они широко бытовали в VIII в. до н. э. (с. 37). Хотя подобный панцирь знает уже Гомер (Il., II,529; 830), но они появляются на изображениях лишь со второй половины VI в. до н. э. и широко использовались в классический период» (с. 107). Никакого оспаривания приоритета письменного источника в данном случае нет. Панцирь упомянут два раза Гомером, а в VI в. до н. э. появляется на изображениях греческой вазописи, тогда как письменные источники лишь констатируют его существование, не обсуждая распространения. Поэтому в данном случае приходится оперировать данными иконографии.

Ю.А. Виноградов пишет: «Потеряв большую часть войска, Дарий вынужден был уйти из Скифии. Такая же печальная судьба ожидала Зопириона…» (с. 23). Критик, отвечая на мое замечание, заявляет: «Нелепа придирка к “утверждению” автора, что “неудачные походы на скифов Дария I и Зопириона имели один и тот же результат (с. 23)”. Кстати, у Ю. А. Виноградова написано иначе: «такая же печальная судьба». Ну и что? Да, результат походов один и тот же – неудачный. «Правдоискательство» рецензента, уточняющего, что “персидский царь с частью войска спасся, а македонский стратег со своей армией погиб”, мягко говоря, чрезмерно». Как видим, по тексту, в отсутствии особых оговорок Ю.А. Виноградова, получается, что и Зопирион был вынужден уйти из Скифии, потеряв большую часть войска, что не соответствует историческим фактам.

По поводу моих замечаний о неиспользовании Ю. А. Виноградовым современной научной литературы критик постулирует: «Что же касается книги П. Коннолли, то в 1998 г. вышло её второе издание, куда автором были внесены некоторые исправления, учтены некоторые новые находки. То есть выходит не “четверть века”, а всего десятилетие». Однако, при сличении изданий 1981 и 1998 гг. обнаружилось, что некоторые новые данные внесены в римскую часть, греческая же осталась без изменений⁷. После же 1981 г. вышла масса литературы о военном деле греков⁸. И далее Д. П. Алексинский безапелляционно заявляет: «Не менее комично смотрится следующий пассаж: “…надо заметить, что достаточно странным выглядит неиспользование в работе единственной монографии на тему, написанной польским археологом М. Мельчареком, которая лишь однажды декларативно упомянута в библиографическом описании”. Мало того, что доримскому Боспору в этом сочинении отведено второстепенное место, названный труд Мариуша Мельчарека представляет собой компиляцию русских и украинских работ, не последнее место среди которых принадлежит статьям Ю. А. Виноградова… Ю. А. Виноградов … принадлежит к плеяде исследователей, трудами и открытиями которых стало возможно само написание означенной книжки М. Мельчарека. Так что вопрос о том, следовало ли Ю. А. Виноградову “использовать” вторичную, заведомо компилятивную работу, носит, скорее, риторический характер». Вопрос конечно риторический! Не просто должен, а обязан! Учитывая тот факт, что данная монография была единственной прямо по теме книги, а книга самого Ю. А. Виноградова всё же снабжена ссылками на научную литературу⁹.

Д. П. Алексинский далее рассуждает: «Критика оружиеведческих пассажей также ярко демонстрирует крайнюю пристрастность рецензента, причудливо сочетающуюся, подчас, с недостаточной компетентностью». В чем же эта некомпетентность по его мнению?

К данному типу, неуместных по мнению Д. П. Алексинского, «придирок» относится следующее: «Отмеченная рецензентом [т.е. мной] “тенденция наименования первым словом греческого оружия типа турецкого ятагана, а вторым—варварского клинка типа серпа” не столь очевидна. Термин μαχαίρα применительно к эллинскому клинковому оружию засвидетельствован в традиции (Plut. Alex. 32, 16) и надежно зафиксирован». Видимо, критик неясно себе представляет, что слово «махайра» имело свою историю и в эллинистический период оно стало обозначать просто «меч»¹⁰.

К моей оружиеведческой некомпетенции критик относит и то, что во фразе Ю. А. Виноградова о том, что щит-пельта, «как представляется, был лишен металлических обивок» (с. 71) я нахожу некую сослагательность и сомнение в существовании металлического покрытия на пельте, что прямо соответствует древним источникам, указывающим, что никакого обода на пельте не было. При этом критик, не пропуская случая блеснуть своей компетенцией в вопросе, добавляет в примечании 51 к ряду моих ссылок глоссу из «Суды» и фрагмент Аристотеля. Однако в «Суде» (s. v. πέλται) нет информации о конструкции пельты, а на фрагмент Аристотеля 498 идет ссылка в первоисточнике данной информации в схолиях к «Ресу» Еврипида и «Законам» Платона. Стоило бы проверять вновь приводимые сведения!

Интересные дополнения приводит Д. П. Алексинский о размере щита из погребения у Карантинного шоссе, подчеркивая мою «недостаточную осведомленность в истории и историографии боспорской археологии». Однако я лишь оперирую традиционно принятыми данными. Тем более странно, что специалист по боспорской археологии Ю. А. Виноградов, написавший специальную статью по теме¹¹, не знает истории вопроса.

К самой критической заметке Д. П. Алексинского возникает пара вопросов. Он упоминает какие-то фракийские щиты с деревянными рукоятками для удержания их кистью руке. Источник данной информации остается неясным. В статье также упоминается некий «Н.-Дж.-Л. Хэммонд», как можно догадаться, имеется в виду английский антиковед Н. Хаммонд (Nicholas Geoffrey Lemprière Hammond), однако его имена через дефис не пишутся.

В общем, Д. П. Алексинский критикующий меня за недопустимый тон рецензии, для самого себя не считает нужным придерживаться им же самим предлагаемых правил. Дельные замечания и дополнения в заметке перемешаны, как сам критик пишет обо мне, с «малоубедительными или вовсе необоснованными, но категоричными нападками». Порой даже кажется, что Д. П. Алексинский лучше Ю. А. Виноградова знает, о чем пишет последний. Так пусть же всё же критика будет, как можно более объективной!

1. Нефёдкин А. К. [рец. на:] Виноградов Ю. А. «Там закололся Митридат…»: Военная история Боспора Киммерийского в доримскую эпоху (VI—I вв. до н. э.). СПб.: «Петербургское Востоковедение»; М.: «Филоматис», 2004. (Серия Militaria antiqua, IV) // Para bellum: Военно-исторический журнал. № 28. СПб., 2007. С. 103–110. Д. П. Алексинский использовал полный вариант моей рецензии, отличающийся от печатного варианта. Рецензия размещена по адресу: http://www.xlegio.ru/ancient-armies/discussions-reviews/review-vinogradov-there-mithridates-stabbed-himself/.

2. Нефёдкин А. К. Под знаменем дракона: Военное дело сарматов во II в. до н. э. — V в. н. э. (Militaria antiqua, V). СПб.; М., 2004.

3. Нефёдкин А. К. Продолжая дискуссию о галатских серпоносных колесницах // Studia historica. Вып. V. М., 2005. С. 43–51.

4. Симоненко А. В. Тридцать пять лет спустя. Послесловие-комментарий // Хазанов А. М. Избранные научные труды: Очерки военного дела сарматов. СПб., 2008. С. 240, 272. Так же см.: Он же. Сарматские всадники Северного Причерноморья. СПб., 2010. С. 246.

5. Нефёдкин А. К. Под знаменем дракона… С. 78-80, 158-161.

6. Dintsis P. Hellenistische Helme. (Archaeologica. 43). Bd. I. Roma, 1986. S. 23-24.

7. Connolly P. Greece and Rome at War. London, 1981; London; Mechanicsburg, 1998.

8. См., например: Ducrey P. Aspect de l’histoire de la guerre en Grèce ancienne, 1945 1996 // Esclavage, guerre, économie en Grèce ancienne: Hommages à Yvon Garlan / Éd. P. Brule, J. Oulhen. Rennes, 1977. P. 123-138.

9. Mielczarek M. The Army of the Bosporan Kingdom / Translated by N. V. Sekunda (Studies In the History of the Ancient and Medieval Art of Warfare. Vol. IV). Łódź, 1999.

10. Арриан. Тактическое искусство / Перевод, комментарии, вступительные статьи А. К. Нефёдкина. (Fontes scripti antiqui). СПб., 2010. С. 78, примеч. 21; 236-237, примеч. 73.

11. Виноградов Ю. А. О погребении воина у Карантинного шоссе под Керчью // Stratum+ Петербургский археологический вестник. 1997. С. 73-81.

Публикация:
XLegio © 2011